Изменить стиль страницы

Проклятье!

Она приносит рисунки и образцы платьев. Я киваю в нужных местах, почти не воспринимая ее слов. И все же мне приходится на что-то согласиться, поэтому прежде, чем я придумываю повод уйти, она уводит меня в конец комнаты, чтобы снять мерки и сколоть на мне выбранную ткань.

Я стою на скамеечке в центре комнаты, а Дона расстегивает мой дневной наряд. Она стаскивает рукава платья вниз, открывая мою нижнюю рубашку, и я прожигаю взглядом Деррика, который сидит на каминной полке и нахально улыбается.

— О, отлично, — говорит он, но я слегка качаю головой. Крылья трепещут, когда он отворачивается. — Ну почему ты всегда портишь мне веселье?!

Я стою неподвижно, пока мисс Форсинт снимает нужные мерки.

— Миледи, вы не могли бы поднять руки?

Я, как марионетка, поднимаю их.

Три дня… Три дня до середины зимы, три дня до конца света, а я занимаюсь вот этим! Полагаю, так мне и надо. Если я переживу эту битву, то вернусь к тому же: буду игрушкой, цирковой лошадью для развлечения народа и распускания слухов.

И все останется так, словно ничего не произошло. Мне придется выйти за Гэвина через две недели. Я вынуждена буду вернуться в свою маленькую клетку, в которой леди никогда не должны испытывать злости, где они должны быть любезны и услужливы, какое бы горе ни скрывалось под их приемлемым поведением.

Неважно, чего ты хочешь…

Мисс Форсинт касается моего плеча и потрясенно застывает, обнаружив на нем мышцы. Леди не полагается никакой физической активности, которая могла бы сделать тело менее женственным.

К тому времени, как модистка заканчивает измерять и прикалывать, мое тело закостенело от неподвижного стояния. Прежде чем я выхожу, она говорит:

— Через несколько дней я зайду к вам с визитом, посмотреть, как сядут первые наметки. — Она похлопывает меня по руке. — Не бойтесь, миледи, вы будете самой прелестной невестой во всем Эдинбурге. И синий прекрасно на вас смотрится.

Я приоткрываю зубы в прощальной гримасе, которая, надеюсь, сойдет за улыбку, и выхожу под дождь. Самая прелестная невеста, как же! Но если бы это меня пугало… Я думаю о том, выживу ли я и выживет ли кто-нибудь, чтобы явиться на мою свадьбу.

Позже, дома, я стою у потайной карты Шотландии, изучая путь убийств, проложенный Сорчей. Сто восемьдесят шесть убийств. И никто не знает, как на самом деле они погибли, — никто, кроме меня и Деррика.

Я касаюсь пальцами ленточки, которая символизирует смерть моей матери — первую из тех, которые я отметила. Боже, я так долго планировала это, тренировалась, сражалась, убивала, справлялась со всем, что, как я думала, может ослабить меня при встрече с этой феей. Я создавала оружие, представляла себе сотни способов, которыми могу ее уничтожить. Я планировала. Я выслеживала. Я практиковалась. Я ждала.

И в итоге все это оказалось бесполезным! Я была так поглощена собственными воспоминаниями, своим горем, что она без усилий воспользовалась этим преимуществом. Я могу лишь отчасти винить Киарана в том, что он меня остановил, и могу назвать небольшой победой то, что на некоторое время ее ранила. Но до всего этого baobhan sìth играла со мной. Она вломилась в мое сознание, низвела меня до жалкой девочки, которая стояла на коленях в крови и боялась пошевелиться. Она сможет сделать это снова, если захочет.

Я хватаюсь за нижний край карты и резким движением срываю ее со стены, рассыпая булавки и ленточки по полу.

— Айлиэн? — обеспокоенно произносит Деррик.

— Это глупо, — говорю я, разрывая карту на кусочки. — Это была пустая трата времени.

— Нет, не была, — говорит он, летая вокруг меня. — Это…

Я бросаю бумагу в камин и зажигаю его. Наблюдаю, как горит карта, чернея и сворачиваясь по краям. Я отпускаю весь свой тяжкий труд, все усилия, которые вложила в нее, считая, что однажды найду Сорчу и восхитительным способом ее уничтожу.

— Айлиэн, — зовет Деррик со своего насеста на столе.

Я сижу у окна и смотрю на улицу. Всего лишь половина пятого дня, а снаружи уже ночь.

— Тебя там не было, — негромко говорю я. — После всего, на что, как мне казалось, я способна… Она заставила меня смотреть, как убивает мою мать. Снова и снова.

Я слышу шелест крыльев Деррика, и он усаживается мне на плечо.

— Я должен был быть там, с тобой. Когда я услышал, что она в городе, то вернулся домой со всей доступной мне скоростью, но тебя уже не было.

Горько рассмеявшись, я говорю:

— Я рада, что тебя там не было. Она могла бы с легкостью сломать меня, если бы захотела. Поверить не могу, что позволила ей…

Я осекаюсь, не в силах произнести эти слова:

Поверить не могу, что позволила ей снова меня ослабить. Поверить не могу, что снова позволила ей убить мою мать. И не могу поверить, что Киаран встал у меня на пути.

— Я знаю, — шепчет Деррик.

Я смотрю на дождь и вдыхаю запах влажного воздуха. Мягкий туман застилает сад за домом. В такие моменты я удивляюсь тому, что погода в Шотландии не бывает одинаковой и сменяется очень быстро. И сам дождь, похоже, дышит — мягко и медленно. Прямо сейчас он падает с той же неторопливой ленцой, с какой падает пух. Я открываю окно и позволяю ветру внести дождинки внутрь, намочить мои щеки и остудить кожу.

Я открываю для себя новый вид успокоения — в одиночестве, в наслаждении всем тем, чего могу никогда больше не испытать, если не переживу середину этой зимы. Я никогда не относилась к людям, которые ищут покоя, чтобы добраться до сути. Я нахожу смысл в простоте разрушения. Затишье перед бурей являет собой миг благоговейной неподвижности, когда весь мир замирает и ждет.

— Что собираешься делать, Айлиэн?

— С чем?

Я высовываюсь в открытое окно. Капли дождя пушинками гладят мое лицо. Холодный воздух хлещет меня, а мелкий дождь превращается в крошечные частички льда, украшениями оседающие в моих волосах.

— С baobhan sìth.

Я вздрагиваю.

— Впервые за этот год я не хочу даже думать о ней.

— Но…

— Порадуйся мгновению вместе со мной, — прошу я. — Помоги мне забыть о прошлой ночи.

Крылья Деррика щекочут щеку, когда он запутывается в моих волосах.

— Тогда последний совет, — шепчет он. — Не позволяй ей сломать себя.

Будь он моего размера, я бы его обняла. Вместо этого я поднимаю руку и глажу шелковую гладкость его крыльев. Его крошечная щека прижимается к моей.

Мы сидим вдвоем и смотрим на дождь.

Глава 28

После полуночи я одеваюсь для охоты и уже собираюсь выйти из дома, когда ощущаю слабый вкус силы Киарана, исходящий из коридора. Проклятье! Я надеюсь, он невидим для бродящих по дому слуг. Не нужно мне очередной проблемы и так в непрерывно растущем списке.

— Я знаю, что ты там, МакКей, и ты можешь отправляться прямо туда, откуда пришел.

Дверная ручка дергается, но блокируется замком. Киаран негромко ругается.

— Кэм, открой дверь.

Деррик слетает с рамы окна и окутывается алым сиянием.

— О, отлично! Он наконец-то пришел. Помнится, я обещал вырвать ему внутренности.

— Клянусь, я убью этого проклятого пикси, — слышу я бормотание Киарана. — Кэм, впусти меня, или я снесу эту дверь с петель. Тебе решать.

Я удерживаюсь от автоматического ответа: «Ты не осмелишься». Потому что он совершенно точно осмелится, а я предпочитаю видеть свою дверь на положенном ей месте. Поверить не могу, что действительно это делаю: я отпираю замок.

Киаран, промокший под ливнем, стоит в коридоре, опираясь на обе стороны дверного проема. Темные пряди волос липнут к бледным щекам, а рубашка, почти прозрачная от дождя, открывает гладкую грудь, которая вздымается и опадает от быстрого, неровного дыхания.

Я удивлена: обычно его почти неслышно, а сам Киаран практически неподвижен.

— Чего тебе надо? — грубо спрашиваю я.

Нет у меня сил для вежливости!

Киаран смотрит мне за спину.