Изменить стиль страницы

Нам будет очень полезно помнить эту науку о поддержании хорошего здоровья в отношении религии. Один монах пришел в гости в какой-то монастырь. Его радушно встретили. Настоятель монастыря, рассказывая гостю о тамошней жизни, сказал: «Мы не совершаем насилие. Мы не употребляем алкоголь и наркотики. Мы не стяжаем богатство». В точно такой же манере он описал многие другие заповеди монахов. Гость долго слушал настоятеля монастыря, а затем сказал: «Я понял, чего вы не делаете. Но чем же вы тогда занимаетесь здесь?»

Разумеется, я тоже хочу задать вам этот же вопрос. Я также хочу напомнить вам об этом очень ценном различии между действием и бездействием.

Если кто-то считает ненасилие, или даже религию, некой формой бездействия, он делает очень большую ошибку. То, что Швейцер назвал запретами в жизни, становится ежедневной рутиной такого человека. Его отношения с объектами жизни полностью разрушаются. Он теряет лестницу достижений и увлекается бездействием. Самое удивительное заключается в том, что, несмотря на постоянные усилия и настойчивость, он не может потерять то, что хочет утратить. То, что от отталкивает через борьбу, остается с ним каким-то таинственным образом. Он вряд ли сможет отдыхать, если обнаружит, что все, оставленное им позади, возвратилось к нему. Ему кажется, что потоки, которые он подавляет, набирают скорость, а он не знает причину этого. Он воюет со своими желаниями. Он «отсекает головы от их тел» и выбрасывает их, но желания все равно обступают его, и вокруг него уже тысячи их голов, к его большому удивлению!

Одним только подавлением никогда не избавишься от насилия, гнева и похоти. Эти потоки не пресечь отрицанием или противодействием. Так они становятся еще более тонкими и действуют на более глубоких уровнях подавления. То, что Фрейд назвал «подсознательным умом», становится их полем действия именно из-за подавления. Человек, прошедший это состояние подавления и противодействия, не может освободиться. Он неизбежно смутится.

На самом деле, в мире жизненного опыта никогда ничего не достигалось через отрицание (здесь вообще ничего нельзя достичь), никогда ничего не отвергалось (здесь, опять же, вообще ничего нельзя отвергнуть). Так не получится ничего достичь или отвергнуть. На самом деле, до того, как что-то отвергнуть, этого надо достичь. Обретение добра становится отречением от зла. Если человек нашел жемчужины, это не означает, что он разжимает кулак, чтобы из него выпала галька. Его кулак разжимается сам собой.

Точно так же я отношусь ко всякому отречению. Это не что иное, как освобождение места для того, чтобы получить добро, когда оно приходит. Это не предшественник знания, а его последователь. Колеса телеги оставляют за собой следы без труда - то же самое верно в отношении отречения. Это естественное отражение знания.

Я называю насилие, отсутствие религиозности и невежество отрицательными вещами в том же смысле, который вкладывают в слово «тьма». Тьма не имеет материального выражения. Это не сила, а желание, не бытие света, а небытие света. Это отсутствие света. Что мы будем делать, если в этой комнате погаснет свет? Как устранить тьму? Сможем ли мы изгнать тьму своей борьбой, усилиями? Можно ли устранить тьму в результате прямого столкновения с ней? Такого никогда не будет! Тьма все равно останется, а человек лишь выбьется из сил. Тьму устраняют, не изгоняя ее, а зажигая свет. Невозможно разрушить отрицанием то, что невещественно. То, что нематериально, не получится ни привнести, ни изгнать. Невозможно даже перенести куда-то тьму. Только материальные вещи можно привносить и изгонять. А если дело касается чего-то невещественного, то прямое действие ни к чему не приведет, так как здесь всякое поведение невидимо. Поступайте с помощью противоположных явлений.

Ненасилие, любовь, блаженство, Бог - все это положительные, вещественные понятия. У них есть материя. Они - не отрицание и не просто отсутствие чего-то. Они существуют сами по себе. Поэтому отсутствие чего-то не формирует их существование, хотя, когда они приходят, насилие, боль, невежество и т.п. убегают как тьма. Возможно, неправильно даже говорить о том, что тьма исчезает, потому что ее никогда не было. На самом деле, когда возникает свет, становится ясной истина о том, что тьмы никогда не было.

Теперь можно утверждать, что ненасилие - не отречение от насилия, а пробуждение самости. Это не спасение от боли, а укоренение в блаженстве. Это не отречение, а обретение. После возникновения ненасилия насилие исчезает, боль прекращается, и человек испытывает глубокое отречение.

Если вы хотите достичь ненасилия, тогда надо открыть душу. Ненасилие это результат того же открытия. Его можно культивировать. Кришнамурти спросил: «Можно ли культивировать любовь?» Разумеется, культивируемая любовь не может быть подлинной. Любовь либо есть, либо ее нет. Третьего не дано. Если она течет сама собой, все хорошо, в противном случае это просто насилие, так как здесь есть действие.

То, что принесено мыслью и усилием, неподлинно. Настоящее ненасилие излучается от интеллекта, как жар - от костра. То, что проявляется в действии через привнесение, не пребывает во внутреннем «я», его не может быть там. Противоречие поведения и внутреннего «я» вызывает постоянную внутреннюю борьбу. Вы что-то завоевали, но все равно должны снова и снова завоевывать это, ведь победа никогда не бывает полной, и не может быть. На самом деле, поверхность никогда не может победить центр. Поведение никогда не может победить внутреннюю самость. Поток перемен течет иначе: не от поверхности к центру, а от центра к поверхности. Внутреннее «я» переживает революцию, и поведение меняется. Поведение, навязанное усилием, никогда не сможет быть естественным. Оно может быть всего лишь привычкой, в нем небольшая ценность. Такое поведение никогда не станет природой. Не следует делать то, что есть, природой. Создается привычка, а природа не творится, ее следует просто открыть для себя.

Природа не рождается, она есть. Ее надо просто проявить, открыть. Человек спит, но он должен пробудиться. То же самое следует сделать с человеком.

Я видел, как копают колодец. Затем я подумал, что точно так же нам следует углубиться свою природу. Родник есть, но он занесен песком. Вода хотела изливаться на поверхности, но ей мешали. И когда слои грязи убрали, родник снова начал красиво изливаться. Нечто похожее верно в отношении природы. Она тоже постоянно хочет течь, развиваться и цвести. Нам нужно немного «покопать», тогда вода перетечет на совершенно новый уровень. То, что не было доступно даже после усилий, теперь доступно столь естественным образом. То, что нельзя было дать вчера, даже после нескольких попыток невозможно найти. Познание этого процесса изменения жизни и есть религия. Алхимик искал именно это. Он искал вещество, которое могло превратить железо в золото. Жизнь, какой она является, есть железо. Жизнь, какой она может стать, есть золото.

Если мы посмотрим на этот вопрос пристальнее, то железо окажется оберткой, обложкой. Мы поймем, что золото всегда присутствует внутри.

Хорошее поведение и ненасилие - проявление природы, они открывают ее лик. Махавира принимал их в таком же значении. Ненасилию доступно только то, что существует в самости. Это действие, которое представляет собой просто поведение, а не естественное производное характера, не приводит его к Брахме, а бросает на более глубокие уровни тщеславия. Оттуда эго черпает силу. Оно находит пищу во всех направлениях и становится мощным. Тяжелой гордыне, которую мы видим в так называемых святых и аскетах, не стоит удивляться. В ее основе лежит поведение, укорененное в напряжении, а также привычка, которая развилась в результате усилий. Этот культивируемый характер становится источником развития тщеславия, словно банковский счет. Характер также принимает форму накопительного банковского счета.

На самом деле, все, чего мы достигаем, питает наше эго, потому что эго воспринимает все достижения как свою победу. Приходится только удивляться тому, что количество вещей, от которых вы отреклись, также идут в «копилку» достижений вашего эго, а в культивируемом смирении также есть тщеславие. Наверняка вы часто замечаете, что люди, склоняющие головы в так называемом смирении, исполнены тщеславия.