— Отец теперь сам не свой, — произнесла она. — Ходит, дуется на всех, жалеет, видать, что тогда не остановили. Если бы не Харалдсон, он бы тебя, чего доброго, до смерти запорол. А эти хороши, стояли да таращились, мужики, тоже мне! Ишь, обрадовались! Стыдобища! Но и ты тоже не совсем права.

Бран резко выпрямился. Аса продолжала:

— Зачем призналась-то? Еще и кричать стала на него. Не надо было признаваться. Не призналась бы — глядишь, ничего б и не случилось.

— Ну, давай, — обрезал Бран, — обвини ее теперь во всем. Давай!

— А я не обвиняю. Я просто говорю, что на рожон не надо было лезть. Что, не так? Она ж отца знает, чего было нарываться?

Аса снова оттолкнула от себя собаку.

— Теперь вон дела какие, — она развела руками. — В поселке наши сплетники языки уже сточили, стыда не оберешься. Вы там скажите Сигурду, чтобы слуг своих придержал, звонят на всю округу! Про выкидыш повсюду растрепали, бессовестные, глухие только не слышали. Это ты, видать, об лавку животом ударилась, когда упала. Ох, жуть, да и только. Хорошо хоть, не переломалась, кости целы. Да ты не жалей, что выкидыш, подумаешь, сроку-то всего ничего. Там еще и ребенка не было, так, мяса немножко.

Сука, изловчившись, впихнула ей щенка. Вздрогнув, Аса отдернула руки и крикнула с досадой:

— Да брысь ты, паршивая! Тьфу, пакость! Вот привязалась, убери от меня своего выродка! — Аса отшвырнула щенка прочь. Тот, завизжав, упал на снег, беспомощно заболтал в воздухе толстенькими лапками.

Сорвавшись с места, Улла бросилась на Асу и ударила по лицу. Аса рухнула с поленницы. Улла очутилась сверху — и принялась лупить сестру по чему попало. Аса пыталась защищаться, но Улла вдруг осатанела, сделалась необычайно сильной. Кулаком угодила Асе по носу. Брызнула кровь, и та закричала.

Подскочив к ним, Бран оторвал Уллу от сестры. Девушка молча забилась у него в руках, пытаясь вырваться. Бран едва сумел оттащить ее прочь.

Аса села и провела ладонью по лицу. Увидав на пальцах кровь, заплакала.

— Дура! — взвизгнула она, утираясь рукавом. — Змея! Стерва! Так тебе и надо, тварь такая! Очень хорошо, что отец тебя отлупил, мозги на место вставил!

Кровь капнула у девушки из носа, окрасив снег. Аса снова вытерлась рукой и, всхлипнув, стала подыматься.

— Мало тебе! — ее голос срывался и дрожал. — Чтоб у тебя всю жизнь одни выкидыши были! Чтоб тебе урода родить! Чтоб ты сгнила, сука! Мало отец тебе врезал! Надо было тебя нагишом по всему поселку протащить, чтоб все полюбовались! У столба нужно было выставить! Да только у тебя и смотреть-то не на что! Уродка дохлая! Теперь все видели, какая ты уродка!

— Заткнись! — заорал Бран, удерживая Уллу. — Заткнись, ты, сука! Раннвейг, заткни ее!

— Что, не нравится правда-то? — губы Асы прыгали от бешенства. — Не нравится, да?! Я вам еще не все…

Раннвейг подлетела к ней, и девушки сцепились. Из-за сарая показался Эйвинд, следом выбежали Грани и еще двое. Изловчившись, Аса оттолкнула Раннвейг.

— И вы тут? — крикнула она. — Послушайте, послушайте, полезно! Вы же прям горой за эту сучку проклятую! Всю семью опозорила!

Улла вдруг обмякла в объятиях у Брана. Он подхватил ее, не дал упасть. Аса все не унималась:

— Ты и кутька облезлого не родишь, потаскуха! Шалашовка! Правильно отец сказал, что твое место у свиней! Тебя и свиньи испугаются! Да ты…

Эйвинд шагнул вперед и отвесил Асе оплеуху. Она покачнулась, прижав ладонь к щеке. Эйвинд глядел на нее в упор, глаза потемнели, а брови сдвинулись. Аса попятилась назад.

— Ты чего? — пробормотала она.

— А ну, заглохни, — велел Эйвинд. — Чтоб я твоего голоса не слышал, ясно?

— Ты… как ты смеешь? Я отцу скажу! Я — твоя невеста!

— Лешему ты невеста, — бросил Эйвинд. — На кой ляд ты мне сдалась? Чтоб я с такой сукой жил? Да я лучше удавлюсь. А ну, вали отсюда. Кому сказал? — Он толкнул ее в плечо, и Аса отшатнулась.

— Иди! — приказал Эйвинд. Аса поглядела в его гневное лицо и не посмела спорить. Отошла, остановилась у сарая и, обернувшись, крикнула:

— Козлы! Семья дебилов! Мы вам еще покажем! Отец вам еще даст! И этой уродке — тоже! Еще так выдерет, что ей и не приснится! Налысо обреет!

Эйвинд выдернул кинжал, и Аса с визгом кинулась прочь, скрывшись за сараем.

Сидя на корточках, Бран держал Уллу. Она была в сознании, но словно неживая. Эйвинд опустился рядом.

— Чего эта дура сделала? — спросил он Брана. — Ударила ее?

— Да нет, — Бран покачал головой. — Наоборот, Улла ей всыпала. Эта здесь такого наболтала…

— Сука, — процедил Эйвинд, — змеиное отродье. Покуражиться явилась, мало ей того, что натворила.

— Нет, — ответил Бран. — По-моему, она пыталась извиниться. Эх, и дура же! Ну, что за дура.

Улла шевельнулась, и Бран помог ей сесть. У нее был вид, как у сомнамбулы.

— Ничего, — Бран погладил ее по щеке. — Плюнь на нее, эту идиотку, у нее и мозгов-то нет, одна солома. Язык без костей, вот и молотит. Ну, пойдем? Нет? Хорошо, родная, хорошо, посиди. Тебе не холодно?

Улла не ответила. Щенки, будто меховые мячики, подкатились к людям, кряхтя, принялись карабкаться девушке на руки. Улла вздрогнула, Брана испугал ее неподвижный взгляд. Он попытался отогнать щенков, но не сумел. Один забрался Улле на колени и ткнулся мордочкой в живот.

Улла разрыдалась.

Глава 5

На другой день Улла отказалась выходить из дома.

До самого обеда она просидела на постели. Бран и Раннвейг оставались с ней, разговаривали, пытались развеселить, но из Уллы слова невозможно было выжать. Она ни разу не улыбнулась, сидела, молчаливая и тихая, забившись в угол. Брана приводило в отчаянье ее неподвижное лицо.

Обедать начали в сумерки. Улла не хотела выходить к столу, Хелге наполовину уговорила, наполовину заставила ее. Девушка села между Сигурдом и Бранном, однако почти не ела. Когда к ней обращались, невпопад кивала головой. Она не разговаривала, да и другие тоже, сидели, уткнув глаза в тарелки. Уж чего-чего, а веселья за столом и вправду было мало.

— Ты посты проверил? — спросил Сигурд Эйвинда.

— Да, батя, — ответил тот.

— Видар не объявлялся?

— Нет. Но он в поселке.

— Откуда знаешь?

— Друзья сказали.

Сигурд положил нож.

— Ты вот што, — внушительно промолвил он. — Ты приятелям накажи, штоб не больно его слушали, в рот ему штоб, слышь-ка, не смотрели, не то беда будет. Ему, знамо дело, только одно и надобно, волчаре. Да только то, што надобно ему, не надобно нам. Понял, нет?

— Понял, батя.

— Вот и ладно.

Они замолчали. Сигурд покосился на Уллу. Та медленно водила ложкой по тарелке, опущенные глаза уперлись в одну точку.

— Ты совсем не ешь, — укорил Сигурд. — Можно ль так?

— Я ем, дядечка, — ее голос звучал тускло.

— Где ж ты ешь. Вон, ничего не тронула… Што ты, а? Ведь заболеешь.

Улла промолчала, осталась в прежней позе. Казалось, слова отскакивают от нее, будто камни от стены. Сигурд ничего больше не сказал, лишь вздохнул, качая головой.

Чуть погодя у дверей послышалась возня, и Сигурд выпрямился. Все обернулись.

Трое дружинников показались на пороге, прошли прямо к очагу. Один из них поклонился Сигурду, и ярл склонил голову в ответ. Спросил:

— Иль случилось што, Атли?

— Человек тут от конунга пришел, — отозвался воин. — Сказывает, дело есть к тебе.

— Это какое?

— Не открыл, слышь. Тебя хочет видеть. Сигурду, говорит, скажу, кому другому — ни-ни. Конунг не велел.

Сигурд погладил бороду.

— Ладно, — молвил он. — Пускай заходит.

Через пару минут дружинник воротился с послом, молодым русобородым ярлом. При его появлении Сигурд поднялся, и ярлы поклонились один другому.

— Вот уж не ведал, што это ты, Олаф, — Сигурд щелкнул пальцами. Раб принес стул. Усадив посланника, Сигурд опустился в свое кресло.

— Што слышно, родич? — спросил он.

— Да так, по-маленьку, — ярл стрельнул любопытным взглядом в Уллу. Перевел глаза на Брана. Отвернулся. — У меня новостей особых нету.