Правительство независимого Перу вскоре столкнулось с большими трудностями. «Временный статут», обнародованный Сан-Мартином в октябре 1821 года, провозглашал незыблемость частной собственности и вводил ряд гражданских свобод. Другие реформы, объявленные протектором Перу (открытие портов для иностранной торговли, отмена повинностей индейцев, освобождение детей рабов), могли дать эффект только по прошествии определенного времени.[216] К тому же они носили половинчатый характер и вызвали критику как слева, так и справа. Но, пожалуй, больше всего дестабилизировала внутриполитическое положение нерешенность главного вопроса: роялисты сохраняли контроль над большей частью страны и не собирались складывать оружия. Сан-Мартин не рискнул преследовать превосходящие силы противника и не развил таким образом первоначальный успех. Неоднократные обращения за помощью к Буэнос-Айресу остались без ответа. На Ла-Плате в 1820 году произошел взрыв междоусобной борьбы, и центральное правительство распалось.

В бездействующей армии патриотов в Лиме начали свою разрушительную работу бациллы разложения. Часть генералов потеряла веру в успех и покинула ряды патриотов. Адмирал Кокрейн увел свою эскадру в открытое море бороздить морские просторы вдоль побережья Южной Америки. За пределами Лимы поднимали голову сторонники роялистов из числа местной знати. Сложившаяся напряженная ситуация требовала решительных мер.

Сан-Мартин понимал, что у него не хватит сил окончательно разгромить испанцев в Перу. Боливар также не переоценивал своих возможностей и не был до конца уверен, сможет ли Великая Колумбия выдержать еще одну трудную военную кампанию. Объективная обстановка, таким образом, диктовала необходимость объединения всех сил патриотов для победоносного завершения освободительной эпопеи. При этом незримо витал вопрос: кому улыбнется счастье возглавить великое историческое событие и кого увенчают лавровым венком немеркнущей славы? Вслух об этом не говорилось, но в сознании это не могло не присутствовать. Таков был второй план «встречи в верхах», первый же, доминирующий, определялся интересами дела.

До тех пор пока на территории Перу сохранялся последний крупный очаг испанского владычества, продолжала существовать угроза независимости Великой Колумбии, Перу, Чили и других стран. Патриоты уже один раз торжествовали победу, но не смогли в 1815–1817 годах отстоять свои завоевания. Нельзя было допустить повторения трагедии. Не будет преувеличением следующий вывод: «встреча в верхах» имела решающее значение для судеб народов Южной Америки. Боливар и Сан-Мартин понимали свою историческую ответственность и в равной степени стремились наладить взаимные контакты.

В октябре 1820 года Сан-Мартин обратился с посланием к Боливару, на которое последний ответил так: «Этого момента я ожидал всю свою жизнь… Скоро божественное Провидение… соединит нас в одном из уголков Перу, после того как мы пройдем путь, устланный трофеями поверженных тиранов американской земли». В следующий раз инициатива принадлежала уже Освободителю. Одержав решающую победу над роялистами в Венесуэле, Боливар 23 августа 1821 года спешит поделиться своими надеждами на скорую встречу с Сан-Мартином: «Моя первая мысль на поле сражения при Карабобо, когда я увидел свою родину свободной, была о Вашем Превосходительстве, Перу и освободительной армии. Меня охватила радость, как только я осознал, что больше не существует препятствий, которые могли бы помешать мне скоро протянуть руку дружбы Освободителю Юга Америки. Ваше Превосходительство должны поверить мне: после блага Колумбии моя первая забота — это успех Вашего оружия…».[217] В тот же день в письменном сообщении, адресованном Кокрейну, Боливар заявил, что в случае необходимости он готов во главе освободительной армии прийти на помощь Сан-Мартину в Перу, если адмирал сможет обеспечить их доставку морем.[218]

Сан-Мартин откликнулся на это обращение Боливара не только словами, но и делом. В начале 1822 года он предпринял попытку встретиться с Боливаром. Накануне отъезда из Перу Сан-Мартин 12 января 1822 г. издал декрет, в котором изложил свои взгляды относительно «встречи в верхах»: «Я направляюсь в Гуаякиль на свидание с Освободителем Колумбии. Общие интересы обоих государств, скорейшее окончание войны, которую мы ведем, и быстро приближающееся новое состояние Америки делают нашу встречу необходимой. Ход событий уже возложил на нас высокую ответственность за успех столь важного мероприятия».[219] Но встреча не состоялась, так как Освободитель находился со своей армией далеко от места свидания. Боливар, в свою очередь, высказал убежденность в объективной необходимости союза двух стран и выразил солидарность с позицией протектора Перу: «Наше первое объятие скрепит печатью гармонию и союз наших государств. Не существует препятствий, которые нельзя бы было устранить… Я полностью разделяю предложение Вашего Превосходительства о встрече, и я жду ее, как и Вы, с огромным нетерпением и надеждой».[220]

Обмен посланиями между Боливаром и Сан-Мартином продолжался без малого два года. Анализ этих документов позволяет выявить широкую область согласия двух руководителей накануне встречи в Гуаякиле. Привлекает внимание ряд моментов. Переписка отражает высокое уважение Боливара и Сан-Мартина друг к другу, можно сказать, их взаимное притяжение. Боливар первым назвал Сан-Мартина «Освободителем Юга Америки», и с этим титулом Сан-Мартин вошел в историю. Оба руководителя демонстрируют свою заинтересованность в личной встрече. Они едины в понимании ее исторической значимости и согласны в том, что их переговоры должны укрепить союз Великой Колумбии и Перу, провозглашенный в договоре, подписанном представителями двух стран 6 июля 1822 г.

В это время освободительные армии Севера и Юга уже начали взаимодействовать в борьбе с испанскими колонизаторами. Боевой союз двух стран, о котором вели политический диалог Боливар и Сан-Мартин, скреплялся совместно пролитой кровью на полях сражений. В составе освободительной армии Сан-Мартина находился состоявший из венесуэльцев батальон «Нумансиа», заслуживший высокую оценку главнокомандующего. В свою очередь, 1200 перуанцев и аргентинцев из бригады полковника А. Санта-Круса вместе с колумбийцами принимали участие в решающих сражениях против испанцев. Сообщая Сан-Мартину в июне 1822 года о победах патриотов при Бомбоне и Пичинче, Боливар выразил ему благодарность за оказанную поддержку и подтвердил свою готовность бороться вместе с перуанцами против общего врага: «Война в Колумбии окончена, и ее армия готова направиться туда, куда ее призовут наши братья, особенно на родину наших соседей на Юге…».[221]

Тенденция к сотрудничеству двух стран и их руководителей пробивала дорогу, несмотря на серьезные противоречия между ними. Весьма трудной, острой, таившей множество подводных камней была проблема Гуаякиля. Колумбия и Перу с одинаковым рвением претендовали на него, хотя весомость выдвигавшихся ими аргументов была различной.

Образование большого числа независимых латиноамериканских государств на месте единой испанской империи очень остро поставило вопрос о территориальном разграничении между ними. Как правило, новые республики образовывались в границах основных административных подразделений колониальной эпохи (вице-королевств и генерал-капитанств). Однако во многих случаях фактические границы расходились с юридическими, закрепленными в документах. К тому же ни первые, ни вторые четко не демаркировались на местности и на картах. Ряд районов оставались «белыми пятнами», так как никогда не осваивались. Все это являлось питательной почвой для возникновения территориальных споров. Необходимо было найти общую основу для их разрешения, иначе континенту грозили нескончаемые вооруженные конфликты и войны.