Кар пришвартовался на сто первом уровне нашей муниципальной домины, и я едва не пропустил посадку, так увлёкся. Настолько здорово психотехника ещё не получалась! На трапе меня швыряло к поручням, пока не приноровился – внутри лопались студёные пузырьки, тяжесть исчезла совсем, я перескакивал через ступени, потом через плитки бетонного настила, прыгнул чуть не на середину эскалатора. Поиграл дверями лифта, дождавшись возмущенного визга датчиков, шагнул в продолговатую коробку. Разогнать её, пусть врежется в крышу, а самому зависнуть…

– Радек! – с горловым присвистом, папаша номер один в бешенстве. Стоит у лифтового щитка, на вечернем наряде ни единой складочки, позади чьи-то стройные ножки на иллюминированном полу. А вызов-то я прошляпил, линком аж разогрелся, бедняга, стягивая меня с небес в еле ползущую коробку.

– Паа-паа!.. – Кокон восторженно содрогнулся, получив новую порцию ненависти. – Чё вы мне… не говорили, что оно так здорово? Ага, ну да. Вам же жаль со мной и крохами поделиться.

– Ты пьян? – Сид рассматривал меня с тем выражением, которого прежде удостаивались только его торговые сводки. – Думал, мне не донесут, куда ты ездил? Верх тупости – пытаться взять кредит у Ртути. Благодари богов, что сейчас им невыгодно портить своё положение на Земле, иначе…

– Не указывай мне. – То, что со мной творилось, было лучше опьянения, лучше самой ядрёной наркоты, просто волшебно! И Сид это поймет. – Ни ты, ни Игер не предупреждали, а на том банке не написано, чей он… и вообще! Охренеть, какую жопу вы устроили на Домерге, если до сих пор всем чешется. Так что заткнись и не жужжи!

Он ничего не мог мне сделать. Даже окажись Сид в лифте, у него бы силёнок не хватило.

– Дурак, – папаша сморщился, на гладкой щеке веером разошлись трещинки, – сиди в своей дыре, жди меня. Приеду, как освобожусь. Попробуешь улизнуть – я вспомню, что ты совершеннолетний. Давно мечтал тебя выпороть.

Я заржал. Выкрутасы уникала не имели надо мной власти, ничто не имело – неслось мимо на скорости атомных частиц. Приказал дверям раскрыться, в лицо пахнуло жжёной резиной, кислой ржавчиной – и вытянул руку с линкомом в проём.

– Трахай мозги Игеру, – сладкая любезность вышла отменно, – прощай, папа.

Линком блеснул, перевернувшись, ухнул в темноту шахты. Разобьётся внизу, им меня не достать; переберёмся с Браем к кому-нибудь из его родни, вон к дядюшке, что живёт в южном секторе, там замучаются искать. Брай, Брай… легко было орать папашам про женщин. Мне нравилось с ними, честно, мягкие везде, голоса колокольчиками, нежный, ласковый тембр – но что амбициозным сарассанским девчонкам мог предложить эмигрант с отсутствующим счётом? С парнями ты вроде как на равных, вместе развлекаетесь, вместе карабкаетесь наверх – так я прикидывал, расставшись с той христианкой ради Брая. Ну, а еще парню не надо объяснять, отчего трах не подождёт до утра или неделю, в смысле, пришлось объяснить самую малость. Брай хочет добиться чего-то, у него есть член, да-да, член, пусть на его использование я выставил ограничения, возможность-то остаётся. И сейчас страх исчез, растворился в ледяном, туго вибрирующем коконе.

В наших комнатушках воняло химической гадостью, в санблоке валялась грязная куртка, на ней ворох использованных полотенец. Брай сидел на кровати, стаскивал правый ботинок, пластиковая миска с соевой лапшой съехала по покрывалу, вот-вот опрокинется. Я подхватил миску, поставил рядом с многострадальной стационаркой, натолкнулся на угрюмый шоколадный взгляд. Африканцам злость придаёт сходство с животными, азиатам – с мраморной доской на старых кладбищенских барельефах. На меня вытаращился мутант, сбежавший из геопарка.

– Ты похож на медузу. Ну, знаешь, такая склизкая белёсая хрень, кусается ещё, если наступишь, – Брай передёрнул голыми плечами, скинул ботинок с ноги. – Привет, что ли… где шлялся?

До чего же достало! Тусклый свет – мы экономим электричество; спёртый воздух – на продувку тоже денег нет; соя эта тошнотворная – лапшой, колбасками, хлебцами, во всех видах! От окна до санблока метра три, и на них раздражённый тип, смердящий химикалиями.

– Что ты взъелся? – я обогнул кровать и Брая, зачем-то включил стационарку. Давно Чучелу с Огоньком не видал, ага. – Убрал бы вонищу, ступить некуда…

– Слушай, вообще-то, ты в моём доме, – Брай сбросил второй ботинок, запыхтел, наклонив голову. Слипшиеся от пота волнистые прядки повисли надо лбом. – Ты нашёл работу? Я сегодня отпахал смену, первую… твою душу, плечи ломит!.. «Защитные покрытия Северного Сарассана…» – ещё чего там про бесперебойные поставки. Контора маленькая, но им нужны два оператора на турбины. Жмотятся поставить автомат, эксплуатация три тысячи в месяц, а нам они будут платить меньше тыщи скопом.

Нам? Брай проторчал день под брызгами защитной краски, вредной, как смерть, спецкостюмы купить контора тоже, видно, жмётся. И меня туда же рвётся запихать?

– Я им рассказал про тебя, что ты в технике гений, может, поставят за пульт, там почище и денег побольше. Жаль, у тебя диплома колледжа нету, – он возился со штанами, от усталости не справляясь с ремнем. – Триста йю в месяц, если ты им подойдешь. Завтра поедешь со мной…

– Совсем мозги отсохли, Брай? – Кокон налился доверху, морозная сила бурлила в крови. – Триста йю! За такие гроши я и из дома не выйду. Как же наш проект? Мультяшки, а? И не приказывай мне, пожалуйста, хватит уже командовать!

– Это у тебя отсохли! – Брай встал, качнувшись, сердито выпятил губы. – Какой, на хрен, проект? Идиотские фантазии под наркоту! Прекрати бездельничать, я один пахать должен, что ли? Никто нам денег не даст, а за жильё платить надо! Уникал, мать твою, белые ручки замарать боится!

Он еще что-то нёс, пыхтел за спиной, образина несчастная – студеный шквал сминал слова, изморозь сковала тело, разъярённым комком сжалась внутри. Кокон спасал себя от взрыва, а меня от сумасшествия, и я не думал, не анализировал, просто подчинялся. Ручки мы марать и впрямь не станем, хотя чего бы проще… шевельну кистью, и Брай останется без гортани или без хребта, кости переломятся с хрустом, брызнет земная неуродская кровь.

Так, ладно. Где тут моя медкарта? Не найдешь в куче мультяшек. Шмотки собирать не буду, подарит же мне Яладжа какую-нибудь тряпку взамен испачканных спермой штанов? Я шинковал файлы, уничтожая особо надоедливые, стационарка булькала издевательски. Потрудись на прощанье, рухлядь!

– Радек, ты… – Брай схватил меня за локоть и получил под рёбра. Уймись, мартышка, если жить не надоело! – Радек, Богиня Великая, чего с тобой?!

– Ничего, что тебя бы касалось. – Медкарта, наконец, отыскалась. Почти чистая: опись моих уникальных извратов и отметки о прививках – я ж сроду не болел, Яладжа оценит. Скопировать некуда, линком в шахте лифта, а у этого пахаря праведного я и огрызка не возьму. – Надеюсь, ты за меня порадуешься, цветной говнюк. Банк Домерге дал кредит – на пятьдесят тысяч йю. Понял?

Брай вспыхнул, будто деревяшку полировкой облили – залюбуешься! Я прижал запястье прямо к голограмме, щёлкнуло в затылке, отозвалось под лопатками, магнитный, как там его, резонатор сглотнул медкарту и облизнулся. Чем Джад Яладжа извлечёт файл, не моя забота. Хорошо, я адрес гранитного запомнил, не то б пришлось всё же лезть в лифт за линкомом.