Непременным условием этого процесса обязательно является тесное, а иногда (в силу некоторых исторических обстоятельств) более или менее разобщенное содружество отдельных наций, народностей и даже небольших отдельных этнических групп, в данном случае примыкающих близко к этой культуре. И все же национальная культура не может быть везде однозначной. Наиболее высокий уровень духовности народа в его обширном понимании достигается там, где придают огромное значение развитию не только прикладных, по и фундаментальных исследований в различных отраслях науки, всех видах искусства и всеобщем просвещении.
Ибо, чтобы находиться на передовых рубежах прогресса, необходим значительный удельный вес именно собственных открытий и изобретений, создание разнопрофильного диапазона духовной культуры, в которой к тому же, как обязательный компонент, должна присутствовать высокая степень абстрактного мышления.
Поэтому там, где какой-либо народ придает хоть какое-то значение расовым различиям и угнетает другой народ, свободы не может быть не только для народа угнетенного, но и для народа угнетающего.
Общество, в котором господствуют предрассудки о неполноценности каких-либо наций, неизбежно придет к деградации. В качестве примера недостаточного развития материальных ценностей, не обеспечивающего высокой духовной культуры, может служить музыкальный инструмент муккури.
Распространенный испокон веков в Азии, на Японских островах и у северных народов СССР, этот с одной струной и. без ладов щипковый инструмент, звучащий постоянно только на одной ноте, не дает возможности воспроизвести музыку, к примеру, Листа или Чайковского.
Для этой цели требуются набор различных инструментов с широкой октавой звучания, а так же, как необходимый атрибут высокого исполнительского музыкального мастерства — нотная партитура. Не будь холста и красок, Леонардо да Винчи не смог бы создать «Мону Лизу», а не шло бы строительство монастыря Санта-Мария делле Грацие в Милане, он не сотворил бы для его трапезной своего шедевра — картины «Тайная вечеря».
Это также относится к письменности, которая всегда являлась по мере развития цивилизации как бы целеустремленно пополняющейся кладовой роста духовной и, параллельно ей, той же материальной культуры.
Так что, возвращаясь к разговору о концепции Умэхары, утверждающей «рождение японской духовной культуры еще до развития каких-либо материальных ценностей», необходимо вновь сказать о ее полной абсурдности.
А теперь, основываясь на трактовках руководителя Центра японологии в Киото того же господина Такэси Умэхары, попробуем разобраться хотя бы вкратце с истоками японской цивилизации.
Культурно-историческая периодизация, установившаяся в науке где-то на рубеже XVIII–XIX века и несколько позднее четко очерченная американским буржуазным историком и этнографом Льюисом Генри Морганом, говорит о трех эпохах развития человечества: дикость, варварство и цивилизация.
Эта периодизация была условно принята также и Фридрихом Энгельсом, давшим весьма высокую оценку научным трудам Моргана, который «в границах своего предмета… вновь открыл Марксово материалистическое понимание истории…». Будучи исследователем первобытного общества, Морган самостоятельно пришел к убеждению в идее прогресса и единства исторического пути развития человечества.
Можно сказать, конечно, что периодизация, которая существует вот уже больше ста лет, несколько устарела. Быть может, это так и есть, но в таком случае нам остается утешать себя той надеждой, что, как обещают некоторые справочники, недалек тот день, когда в исторической науке будет разработана новая, более совершенная периодизация человеческой истории.
Ну а пока, если уж говорить о научном материализме, то следует сказать, что великие умы современной цивилизации независимо друг от друга и почти одновременно пришли к правильным выводам. Имея в виду этот факт, приходится лишь сожалеть о том, что ныне, на рубеже XXI века, так называемые «ученые» и «эксперты» вновь отваживаются открыто пропагандировать человеконенавистнические концепции, которые сродни разве что воззрениям гитлеровских военных преступников и их нынешних последователей — разного рода и сорта неомилитаристов — таких, например, каковым является один из деятелей националистической группировки «Кокумин Кайги» публицист М. Исидзука, который в одной из своих недавних статей заявил буквально следующее: «В XIX столетии Великобритания создала международный экономический порядок и возглавила его. В XX веке то же самое сделали американцы. Настало время, чтобы Япония изобрела такую международную систему, которая отразила бы ее величие и стратегические интересы».
Яснее не скажешь. К этому хотелось бы добавить лишь то соображение, что поезд всемирного насилия ушел навсегда, и никому никогда не удастся вернуть его обратно. В мире нет таких сил, которым удалось бы колесо историй повернуть вспять…
Итак, на основе исторических данных и проведенных исследований, имеются все основания утверждать, что у японцев первые проявления духовной культуры возникли не «порядка ста веков назад», как это пытается доказать Такэси Умэхара, а значительно позже. По сравнению, например, с Китаем, та же упоминавшаяся здесь письменность в Японии возникла более двух тысяч лет спустя и то лишь на основе китайских иероглифов.
И хотя позже японское идеографически-фонетическое письмо было упрощено и доведено до 1850 знаков, не считая дополнительно применяемой на изменяемые части слов азбуки кана катакана и хирагана, о каком-либо приоритете в части духовной культуры по отношению к другим народам не приходится говорить.
Из Китая же проник на территорию Японии и буддизм, ставший новой и основной японской религией. Но еще до этого он возник на рубеже VI–V века до н. э. в Индии, расцвет его продолжался вплоть до I тысячелетия н. э., и только в конце этого относительно условного отрезка времени начал распространяться на Юго-Восточную и Центральную Азию, а также отчасти на Среднюю Азию и Сибирь.
Распространившись на Японских островах, буддизм в конечном счете оказал значительное влияние на местные верования, в частности на государственную религию будущего — синтоизм, который в результате синтеза двух религий со временем приобрел сугубо японские национальные черты.
Более поздний период в развитии процессов по приобщению японцев к эпохе цивилизации, к той, которая для других народов, проживающих на континенте, уже была прошедшим этапом, в первую очередь объясняется оторванностью Японских островов от Азиатского материка и обусловленными этим обстоятельством трудностями в экономических и культурных связях…
Таковы только некоторые факты, убедительно опровергающие непомерно претенциозные учения некоторых идеологов и апологетов современного японского милитаризма о некоей особой, самой якобы древней и самостоятельной духовной культуре нации Ямато, нации будто бы в культурном и расовом отношении уникальной.
Здесь отдельные, пусть и значительные экономические успехи страны еще ни о чем не говорят. Причины и следствия этого, на первый взгляд, казалось бы даже парадоксального явления более чем известны. И если кое-кто продолжает считать, что рост количества и качества выпускаемого совокупного общественного продукта в Японии достигнут будто бы из-за исключительной одаренности нации, то здесь этот «кое-кто» впадает в обыкновенный шовинизм и расизм.
Да и дело тут вовсе не в техническом прогрессе. Как уже здесь говорилось, до второй мировой войны количество и качество японской промышленной продукции были намного ниже мировых стандартов, не говоря уже о военной технике, которая в то время застыла где-то на уровне 30-х годов. Но, несмотря на это, японская военщина всюду рвалась в бой, спекулируя тогда на другом, на беспредельной вере в «божественность» императора со всеми вытекающими отсюда патолого-идеологическими последствиями, прикрываясь насквозь фальшивым лозунгом «Великой Восточно-Азиатской сферы совместного процветания» под эгидой, разумеется, Японии.