Болезнь души проявляется в редукции ее формы, что еще раз свидетельствует об опредмеченности души (см. выше): «Теперь, когда судорога // Душускрючила » (III, 108 – «Страна Негодяев», 1922–1923); « Душа сжимается от боли » (II, 143 – «Ленин», 1924). По народному воззрению, душа отражает главную субстанцию человека, составляет его внутреннюю сущность, «личностное Я». Поэтому рязанская крестьянка волнуется: «Душа тр е пется, чтобы газ провели». [1094] В Клепиковском р-не до сих пор говорят: « Душа трепется », « Душа кровью обливается ». [1095] В с. Константиново выражаются фразой: « Душа затворяется ». [1096]
В отличие от телесного нездоровья, болезнь души воспринимается как положительный момент, обязательное долженствование; наоборот, отсутствие «душевного недомогания» воспринимается как отступление от нормы: «С тревогой и грустью большой, // Что сын твой по отчему краю // Совсем не болеет душой » (I, 219 – «Заря окликает другую…», 1925). Можно навлечь на душу заболевания, вызванные целым спектром горестных чувств, подобных яду или войне: «И, заболев // Писательскою скукой» и « В душу грусть // Вошла, как горькая отрава » (II, 162); « Война мне всю душу изъела » (III, 160 – «Анна Снегина», 1925).
Болезнь души поддается лечению, хотя и нетрадиционному; в «Письме к сестре» (1925) лирический герой намеревался излечиться во время облетания сиреневых лепестков, когда «цвела сирень» (II, 157): «Но болен я… // Сиреневой порошей // Теперь лишь только // Душу излечу » (II, 158). Другой способ воздействия на душу – ее закалка: «Кто, закалив // В бореньях душу » (IV, 217 – «Капитан Земли», 1925).
Болезнь тела, на котором и после выздоровления остались следы тяжкого недуга, приписана Есениным земле, правда, в сравнительном плане: «Как оспой , ямами копыт // Изрыты пастбища и долы» (II, 143 – «Ленин», 1924). Еще один подход Есенина к болезням – их метафоризация; например, вкладывание в типичное название кожного заболевания переносного смысла, как это часто делается в народе: «А у тебя // Меня увидеть зуд » (II, 140 – «Письмо деду», 1924); «От сонма чувств // Вскружилась голова. // И я сказал: // Коль этот зуд проснулся» (II, 160–161 – «Мой путь», 1925). Ну и самое очевидное – реальная человеческая болезнь тела также описана в творчестве Есенина, хотя и подана она опять-таки в усложненном виде, с сомнениями в действительном ее течении: «Не знаю, болен я // Или не болен» (II, 151 – «Метель», 1924).
Поразительно, но в сочинениях Есенина привычные дихотомии «здоровье – болезнь», «жизнь – смерть» приложимы не только к человеческому телу, но и к душе (вопреки общепринятому утверждению об ее вечности и неизменности). Есенин высоко ценил «Мертвые души» Н. В. Гоголя, обращал внимание на оксюморонное название этого произведения. Томик Н. В. Гоголя был подарен Есенину при окончании школы.
По контрасту с «Мертвыми душами» Н. В. Гоголя Есенин ввел противоположный образ: « Живой души не перестроить ввек» (II, 148 – «Метель», 1924); «Каких уж тут ждать обилий, // Была бы душа жива » (III, 159 – «Анна Снегина», 1925). Для поэта возможно и парадоксальное половинчатое состояние: «Как будто дождик моросит // С души, немного омертвелой » (I, 195 – «Мне грустно на тебя смотреть…», 1923).
Идея умирания души просматривается и в строках: «На мою охладевшую душу » (IV, 236 – «Не гляди на меня с упреком…», 1925); «Я душой стал, как желтый скелет» (I, 197 – «Ты прохладой меня не мучай…», 1923); «Помолись перед ликом Спасителя // За погибшую душу мою» (I, 23 – «За горами, за желтыми долами…», 1916); «А я пойду один к неведомым пределам, // Душой бунтующей навеки присмирев » (II, 97 – «Русь советская», 1924).
Постижение тайн мироздания, познание сущности вещей в народном сознании и у Есенина происходит с помощью души (духа), когда она (он) отделяется от тела на какой-то краткосрочный период (например, во сне или при «обмирании» человека) для изучения божественного миропорядка. В символическом плане христианское представление об оставлении душой тела во время сна подано в обратном, перевернутом виде – в письме 1913 г. к другу юности Г. А. Панфилову. Душа выступает как синоним человека; причем до такой степени она олицетворена и явлена в очеловеченном облике, что сама подобна цельному человеческому организму и мыслится способной совершать человеческие поступки: «Живое слово пробудит заснувшую душу , даст почувствовать ей ее ничтожество, и проснется она, и поднимет свои ослепленные светом истины очи и уже не закроет их… она пойдет смело к правде, добру и свободе» (VI, 37). Вполне человеческий отрицательный характер принимает на себя дефиниция «душа-человек» в контексте другого письма к тому же адресату: «Все погрузились в себя, и если бы снова явился Христос, то он и снова погиб бы, не разбудив эти заснувшие души » (VI, 53). Идея «спящей души» представлена в стихотворении «Издатель славный! В этой книге…» (1924): « Душа спросонок хрипло пела, // Не понимая праздник наш» (IV, 190).
В статье 1918 г. «Отчее слово (По поводу романа Андрея Белого “Котик Летаев”)» поэт рассуждает о том, что анализируемый им автор «наяву выдернул хвост у приснившегося ему во сне голубя и ясно вырисовал скрытые в нас возможности отделяться душой от тела , как от чешуи» (V, 180); в «Ключах Марии» того же года говорится о служении образного слова « духу , отправляющемуся в путешествие по стране представления» (V, 195). В конечном итоге платой за сокровенное знание становится гибель человека; в «Ключах Марии» (1918) на основе авторского анализа народной волшебной сказки сделан вывод: «Узлом слияния потустороннего мира с миром видимым является скрытая вера в переселение души » (V, 190). В том же произведении сквозною мыслью проходит «языческая вера в переселение душ » (V, 189).
Однако с душой можно расстаться и не навлекая на себя смерти, так как, по Есенину, возможна не только «погибшая душа» (I, 23), но и душа, преподнесенная в подарок: «Рад и счастлив душу вынуть » (I, 39 – «Край любимый! Сердцу снятся…», 1914); «Всю душу выплещу в слова» (II, 161 – «Мой путь», 1925). Душу можно потерять в состоянии радостного возбуждения: «Эй, ямщик, неси вовсю! Чай, рожден не слабым! // Душу вытрясти не жаль по таким ухабам» (I, 177 – «Годы молодые с забубенной славой…», 1924).
Понятие души породило ласковое называние человека и ласкательное обращение к нему – «душка», которое Есенин употребил в «Письме к сестре» (1925): «Да, губили, душка !» (II, 157). Подобное, еще более уменьшительно-ласкательное обращение новобрачного к жене « Душечка ты моя Марьюшка» известно по народной обрядовой песне «Бьется хмителица, // По лугам расстилается», которую на Рязанщине «поют молодым на свадьбе за столом». [1097] В подборке г-на Востокова «Пословицы и поговорки, собранные в Рязанском, Михайловском и Зарайском уездах Рязанской губернии, существующие во всяких классах народонаселения» (1890) содержатся разные пословицы и пословичные выражения о душке-душеньке и их варианты: «Променяешь душку , а выменяешь вертушку» и «Променял душку , а выменял игрушку, хотя и спохватишься, но не ухватишься»; «Юшенька, душенька , ты и не рад, что любит тя Матрюшенька». [1098]
По мысли Есенина, душа неразрывно связана с сознанием и своим присутствием отграничивает человека от животного; ощущение собственной души в теле противоположно состоянию сна – так в дружескую переписку проник художественно-философский мотив сна души : «…жить и не чувство<ва>ть себя, т. е. своей души и силы , как животное. Так жить – спать и после сна на мгновение сознаваться, слишком скверно»; «Печальные сны охватили мою душу» (VI, 13, 16. № 6, 9). Есенин разбивает общепринятый тезис об уникальности человеческой души, являющейся нераздельной и цельной. Есенин готов отдать, разделить или, наоборот, объединить свою душу с дорогим человеком: «Мне хочется, чтобы у нас были одни чувства… Но больше всего одна душа – к благородным стремлениям»; «…не к кому тебе приютиться и не с кем разделить наплывшие чувства души…»; «и снова готов положить свою душу за право своих собратьев» и «я заключу тебя в свои горячие объятья и разделю с тобой всю свою душу »; «и некому мне открыть свою душу »; «Все ведь мы поэты-братья. Душа у нас одна …» (VI, 10, 12, 21, 57, 153. № 4, 6, 12, 34, 130).