По смерти человека душа отправляется к Богу, наделившему ею первочеловека, – эта мысль выражена в стихах «На камень голову склонила // И Богу душу отдала» [1083] из «жестокого романса» «Любила я милого» (с. Любовниково Касимовского р-на), где любопытна постановка рядом понятий «камень» и «душа» в кладбищенском мотиве. В «Стране Негодяев» (1922–1923) Есенин описал поминальный обычай: «Молчат только те – на погостах, // На ком крепкий камень и крест» (III, 95). До сих пор на рязанских кладбищах, в том числе в с. Константиново и г. Спас-Клепики, сохранилось обыкновение класть булыжник (небольшой валун, размером чуть больше кулака) рядом с крестом на могиле или посередине, а памятную плиту иногда устанавливать в противоположном конце – в головах покойника. [1084] На соседних территориях – в Гуслицах (южная часть Орехово-Зуевского р-на) и Егорьевском р-не Московской обл. – также сохранился обычай класть камни на могилы, что исследователи относят к старообрядчеству. [1085]
В авторизованном списке «Небесного барабанщика» (1918) образ души-камня развился в военно-революционном солдатском контексте в сходный поэтический троп души-бомбы: «Братья, братья, в наших ранцах // Души – бомбы в обезьян» (II, 225). В основном тексте этот образ представлен поэтическим сравнением: « Души бросаем бомбами » (II, 69).
Есенин также поддерживает идущую из древнерусской литературы зримую предметность души, представленной жемчугом. Поэт процитировал в «Ключах Марии» (1918) фрагмент из «Слова о полку Игореве» о гибели князя: «изрони женьчужну душу из храбра тела, чрез злато ожерелие» (V, 207).
В народном сознании происхождение «души, духа» как слов и понятий от глагольного действия «дуть, вдувать» и родственного «дышать, вдыхать» породило такие представления о больном, как «задóхлый», [1086] «задвóхлик» (от «задвохнуться»). [1087] Есенин в повести «Яр» (1916) употребил дериват от такого корня для характеристики случайной (второстепенной) героини: « Двохлая такая старушонка, всю дорогу перхала» (V, 47). Есенин в «Ключах Марии» (1918) привел цитату из народного духовного стиха «Голубиная книга» с описанием происхождения частей человеческого организма от природных стихий: « Дух от ветра» (V, 195).
Идущее от апокрифическо-библейской образности представление о вдувании души в сотворенное Богом человеческое тело также присутствует у Есенина: « Дует в души суровому люду // Ветер сырью и вонью болот» (III, 36 – «Пугачев», 1921). В «Ключах Марии» (1918) Есенин дважды рассуждал о проблеме возникновения души как сверхчувственном внедрении ее свыше в человеческое тело; первый раз – в подстрочном примечании к заглавию трактата: «Мария на языке хлыстов шелапутского толка означает душу » (V, 186); второй – в народно-этимологическом суждении о закономерности духовного пастушеского предводительства: «Само слово пастух (= пасдух, ибо в русском языке часто д переходит в т …) говорит о каком-то мистически помазанном значении над ним» (V, 189).
Душа, которую по библейской легенде Бог вдунул в человека, сама обладает способностью дышать у Есенина, наполняется ароматом окружающих предметов и, возможно, имеет присущий только ей запах. Вероятно, душа как обитательница рая, представленного в народном сознании райским садом, сама уподоблена цветущим благоухающим растениям: «Не жаль души сиреневую цветь » (I, 209 – «Отговорила роща золотая…», 1924); « На душе холодное кипенье // И сирени шелест голубой » (IV, 240 – «Может, поздно, может, слишком рано…», 1925); «И душа моя – поле безбрежное – // Дышит запахом меда и роз » (I, 215 – «Несказанное, синее, нежное…», 1925).
Интересно и разнопланово решается Есениным вопрос о размере души: от безразмерности и бесконечности – «поле безбрежное» (I, 215) – до ограниченности определенными пределами – «Всколыхнула мне душу до дна» (IV, 237 – «Не гляди на меня с упреком…», 1925).
Вероятно, о человеческой душе как временной восприемнице и земном вместилище Святого Духа, зримо воплощенного в голубе, и об ее изначально огненной природе писал Есенин: «Голубиный дух от Бога, // Словно огненный язык…» (I, 56 – «Чую Радуницу Божью…», 1914). О сопряжении Святого Духа с человеческой душой рассуждал Есенин: «Изображается голубь с распростертыми крыльями. Размахивая крыльями, он как бы хочет влететь в душу того, кто опустил свою стопу на ступень храма-избы… <…> Он бы выгнал их, как торгующих из храма, как хулителей на Святого Духа …» (V, 192 – «Ключи Марии», 1918).
В своих рассуждениях о сущности искусства Есенин постулировал осенение божественным духом истинного творчества как проявление национального самосознания или авторской индивидуальности. Эта проблема широко представлена теоретическими посылками в «Ключах Марии» (1918): «… мы наталкиваемся на весьма сложную и весьма глубокую орнаментичную эпопею с чудесным переплетением духа и знаков»; «у нас уже были найдены самые главные ключи к человеческому разуму, это – знаки выражения духа »; «самостоятельность линий может быть лишь только в устремлении духа » (V, 193, 194, 197).
Есенинская идея внедренности духа в художественную словесность являет собой аналогию соотношения души и тела реального земного человека. Есенин уподобил словесную канву сочинительства жизненным основам человеческого бытия; он рассуждал в «Ключах Марии» (1918): «Существо творчества в образах разделяется так же, как существо человека, на три вида – душа , плоть и разум» и именовал «образ от духа корабельным» (V, 204). Есенин подчеркивал традиционность и преемственность своих суждений о духовной сущности литературных творений, идущую еще от высказывания библейского Давида, говорившего, что «язык во рту для него есть ключ от души , которая равняется храму вселенной» (V, 205 – «Ключи Марии», 1918).
Древняя, идущая от Библии и фольклора идея уподобленности души музыкальному инструменту выражена в письме Есенина к другу юности Грише Панфилову с помощью словесного клише – «затрагивающее струны твоей души » (VI, 27). Душа наполнена прекрасными элегичными звуками: «У меня в душе звенит тальянка » и «Заглуши в душе тоску тальянки » (I, 255, 256 – «Никогда я не был на Босфоре…», 1924).
Двойной генезис души, происходящей из огненных звезд, превращенных в хлебные зернышки, указан в стихотворении «Под красным вязом крыльцо и двор…» (1917) в сюжетной линии сеяния с небес божественным Стариком звезд как озимых «зерен душ» (I, 89). Здесь просматривается языческое представление о начальной стадии существования души как крошечного предмета, говорится о зарождении души в стилистике сельскохозяйственного кода: «Взрастает нива, и зерна душ // Со звоном неба спадают в глушь» (I, 89). Облеченная в аграрный код есенинская мысль о вечном движении души могла быть подсказана метафорикой «Слова о полку Игореве» (конец XII века); в «Ключах Марии» (1918) процитирован фрагмент о гибели русских воинов подобно тому, как «на Немизе снопы стелют головами, молотят цепы хара-лужными, на тоце живот кладут, веют душу от тела » (V, 205). Подчиненная общим космическим законам – в том числе круговороту природы, душа существует в вечно меняющемся облике – всегда с пользой для человека: «Чтоб вытекшей душою // Удобрить чернозем» (II, 51 – «Пришествие», 1917).
Народно-православное представление о душе как божественном огне в сочинениях Есенина просматривается в ряде художественных образов. Это такие образы и литературные зарисовки, как падение с неба огненных звезд-душ (I, 89); огонь «лампады, пламя которой нежно оберегалось от ветра ладонями его взыскующих душ » (V, 235); изображение «того масла, которое теплит душу огнем более крепких поэтических откровений» (V, 238).
Из творчества Есенина в целом легко вычленяется родственная параллель «дух – душа». Очевидно, дефиниция «дух» более приложима к необычным людям, к волевым личностям, резко выделяющимся из своего окружения, вырвавшимся из привычной среды – например, к монахам. Однако в разговорной речи применяется и народный фразеологизм «быть не в духе», использованный Есениным в «Анне Снегиной» (1925) применительно к помещицам: «Сегодня они не в духе » (III, 177). Одновременно две разновидности единого понятия – дух и душа – в одном произведении встречаются в стихотворении «За горами, за желтыми долами…» (1916):