Изменить стиль страницы

(—И будем долго-долго купаться, да? — взахлеб говорила Марьянчик, на каждом шагу немножко взлетая и взмахивая косичками; сиесту она, кстати, с двух с половиной лет уважала не больше, чем сама Юлька. — А потом купим мороженое!

— Мороженое не обещаю.

— Обещаешь, обещаешь!

— Марьянчик, так сразу нельзя.

— Это Лиле нельзя, а мне зя! А знаешь, где Лиля живет?

— Где?

— Дай мне ушко!)

Они уже должны были скрыться за поворотом, когда слегка притормозили под сосной, Юлька наклонилась к дочке, и — прощальный подарок для командировочного Массена, — подол ее коротенького сарафанчика подскочил сантиметров на пятнадцать выше, чем надо.

Рубрика: Опровержение

ВСЕ НЕ ТАК

Бывшие работодатели Юлии ЧОПИК выступают против «Тележизни»

Как любой честный журналист, я вынужден время от времени опровергать мною написанное, что и проделываю с умеренным удовольствием. В прошлом номере «Тележизнь» писала (это я пытаюсь дистанцироваться) о чистках в отечественном медиапространстве, а именно об увольнении известной телеведущей Юлии Чопик как из прикрытого по странным причинам ток-шоу «Супер-Мост», так и из информационной программы «Вести отовсюду». Ну что ж, приступим.

Руководство Третьего канала, производившего ток-шоу «Супер-Мост», утверждает, что закрытие проекта вызвано исключительно его низким рейтингом (ха-ха, радуюсь я как ведущий по-настоящему рейтингового продукта Пятого канала «Бодренький вечер»), а вовсе не социально-политическими причинами, озвученными в «Тележизни» Юлей Чопик, и тем более не личностью последней. Пойдем дальше. Шеф-редактор новостей Пятого канала «Вести отовсюду» И. Громыко также нас опровергает: по его словам, Ю. Чопик уволена единственно и только по дисциплинарным мотивам (прогулы), и ему самому жаль. Ну-ну.

«Тележизнь» провела дальнейшее расследование. Мы связались с известным телеоператором Иннокентием Брылем, которого Юля заявила в комментарии нашему изданию как оператора-постановщика ее нового документального проекта «Глобальное потепление». И. Брыль сообщил, что съемки фильма до сих пор не начались и вряд ли начнутся в текущем месяце, причины же такой задержки озвучить отказался.

Ну что ж, я, как водится, кое-что напутал, в нашей стране этого избежать практически невозможно. Все совершенно не так, вы же видите.

И надо что-то с этим делать.

Всеволод ПАЛИЙ, специально для интернет-издания «Тележизнъ»

«ГЛОБАЛЬНОЕ ПОТЕПЛЕНИЕ»

еще один фрагмент из новой эпической трилогии Дмитрия ЛИВАНОВА!!!

впервые опубликовано в комьюнити livanov_dm

запостил Виталий Мальцев aka vital

Мы точно знали, что так и будет: и гром небесный, и кони-люди, и хаос, и беспощадность судий, и не спасется никто. Мы знали точно, так было легче щипать лучину, читать под вечер, клепать плоты для детей и женщин и версии на потом. С веселой логикой обреченных порой ухитрялись забыть, о чем мы; терпели серых, полюбим черных — не в первый, не в сотый раз. А солнце жарило все острее, и мы мечтали, чтоб поскорее!..

Потом, конечно, перегорели. И зря ты пришла сейчас.

Сейчас, когда вроде бы меньше солнца, и каждый над чем-то своим трясется, и кажется, все еще обойдется, и можно рожать детей. Никто не знает, что будет дальше, и лучше все-таки был бы мальчик, и этот мир не такой пропащий, и есть запас сухарей. И мы скрипим, потихоньку дышим, еще не вечер, жужжит кондишен, и голос Бога почти не слышен, и как-то можно терпеть. Подумай, может, оно не хуже — спокойно так, раз в неделю с мужем? Страна, где никто никому не нужен, имеет шанс уцелеть.

Пока затишье, пока зависло, могли бы жить, не страдая смыслом, за нас простор и большие числа: отыщем где-нибудь щель. Возможно выжить поодиночке, родится каждый в своей сорочке, а что не складываются строчки — так то в порядке вещей. С такими ласковыми дождями, глядишь, мы долго еще протянем, глядишь, мы лучше, мудрее станем в уютном этом аду…

А как рванет и нахлынет пеной, и все мы рухнем к чертям в геенну — я там найду тебя непременно.

Не веришь?

Правда, найду.

12. Соловки-2

Проснувшись, Юлька не сразу сообразила, что это за тихий, непрерывный, шелестящий звук за окном. Глянула на часы: восемь утра, наши семь, все равно как-то неправильно темно. Встала, потянулась, вышла, не одеваясь, на балкон и только тут поняла. Дождь.

Дождь висел над серым крапчатым морем, вертикально, в полном безветрии, сеялся над парком, вплетался тонкими струйками в побеги плюща на балконе, обсиживал микроскопическими капельками стекло. Бесконечный вечный дождь. В его сплошной завесе и прохладном непобедимом шелесте было странно помыслить, что где-то в мире бывает солнце, жара, глобальное потепление.

— Что ж тебе не спится нигде, а, Юлька?

Она вздрогнула и метнулась прикрыться; на полдороги сообразила, что решетка между балконами достаточно густо заткана плющом, чтобы фигура по ту сторону была если и видна, то очень фрагментарно. Она сама вообще не могла его разглядеть, так, общие контуры, силуэт. Пожалуй, оно даже прикольно, подумала Юлька, вернувшись в исходную позицию и хитро хихикнув:

— А тебе?

— Я думал поработать, — сказал невидимый Ливанов. — Кофе хочешь?

— У тебя есть лишний?

— Запасной. Держи, — листья плюща шевельнулись, роняя капли, и между прихотливым узором решетки протиснулась дымящаяся чашка с ливановскими пальцами на ручке. Юлька перехватила, придерживая за ободок: вот и в расчете. Хотя он-то не помнит, конечно.

— Хорошо здесь, скажи? — эту мантру он, кажется, мог повторять бесконечно. — Даже в дождь хорошо. Еще немного — и счастье… ну, ты, конечно, о подобных вещах не думаешь.

— Почему это?

— Потому что ты и так счастлива. С мужьями твоими, с детьми… Девчонка у тебя чудеснейшая, правда. Лилька от нее в восторге, причем общаются же на равных совершенно, хотя четыре года разницы! Она у меня вообще редко бывает в восторге от кого-то, — было слышно, как он улыбнулся. — Ты, наверное, такая же в детстве была, правда? Да ты и сейчас такая. В своей идиотской стране, на дурацкой работе, в постоянной текучке, гонках на выживание… Как тебе сюда-то вырваться удалось?

— Обыкновенно, — знать все нюансы ему было совершенно необязательно. — Захотела и приехала.

— Молодец. Ты правильно живешь. Я тоже знаю, как надо, но в этой стране оно категорически не получается. Смотри: допустим, такой человек, как я, здесь может позволить себе все, все абсолютно. С фантазией у меня никогда проблем не было, я же ею зарабатываю на жизнь. Но счастья все равно нет и не будет, что бы я ни придумывал, как бы ни выкручивался, потому что такой вариант не предусмотрен, не встроен в систему, и она сопротивляется как может. Это вроде отторжения инородного тела. Вокруг занозы всегда образуется нарыв. Мне уже дают почувствовать, Юлька. Ты не представляешь, насколько оно… мерзко.

Она услышала, как он залпом выпил, и вряд ли кофе: ни фига себе — в восемь утра! Придвинулась ближе к мокрой живой стенке: как в исповедальне, честное слово. Особенно учитывая мой, выразимся мягким эвфемизмом, костюм.

— Расскажи.

— А рассказывать всегда нечего. Какая-то ерунда, мелочи, тени, полунамеки — так принято, таков стиль. Когда тебя чуть ли не насильно выталкивают в Банановую… извини, в вашу страну, когда устанавливают демонстративную, опереточную слежку… Ты, кстати, не видела где-нибудь здесь такого, ну, с черной бородой?

— Ты серьезно, что ли?

— Я — нет. А они серьезно. На их работе не положено ни чувства юмора, ни креатива. Хотя, думаю, ты обхохоталась бы, если б почитала расшифровки моего допроса на таможне, уже на обратном пути. Уверен, что они писали на диктофон, они всегда пишут.