Соня зарылась лицом в мой свитер. Кажется, она дрожала.

— Сонькин, ну ты чего? Чего ты, в самом деле?

— Обещай! — прикрикнула сестра, оторвавшись от меня. Глаза у неё стали злые, блестящие, но я видел их — капельки влаги под покрасневшими уголками век.

— Не волнуйся, Соня. Я обещаю. Слышишь? Обещаю. Я никуда не пропаду. Правда.

— Вот и хорошо.

Соня отпустила свитер и убежала на кухню.

— Чего ты там застрял? — донёсся оттуда её голосок. — Иди сюда, не спи!

Я невольно улыбнулся. Ты бы её только видела, Коть. Ты бы её только видела…

— А что это вы тут делаете? — Матрица выполз из сумрака комнаты, как какое-то диковинное насекомое, и теперь стоял в проёме двери, щурясь в свете тусклой лампочки.

— Да так… Ты представляешь, меня тут назвали по имени-отчеству! — пожаловался я.

— Ну? Это кто же сподобился? — своё паспортное имя Матрица не любил ещё больше, чем я.

— Соседка…

— А-а… Ну и правильно, нефиг было вылезать куда не надо.

— Думаешь? Она вообще странная какая-то…

— Лохматый, ты это серьёзно? — Матрица состроил ироничную гримасу. — Вот уж кому-кому, но не нам о странностях говорить. Тебе так не кажется?

— Да ладно… — я отмахнулся. — Это я так…

— А куда тебя вообще понесло? — спросил брат.

— Не знаю. Просто… погулять решил.

— Погулять, ага, — со значением кивнул Матрица. — Всё понятно. Снова Кот приходила, да?

Мне показалось, в его голосе прозвучала робкая надежда. Прости…

— Нет, брат. Не приходила…

— Ясно… — он тяжело вздохнул и замолчал.

— Эй, ну вы чего тут встали? — Соня появилась в коридоре с подносом в руках. На подносе красовался чайник с тремя чашками. — Давайте ко мне, что ли. А то, Матрица, у тебя неуютно как-то. Пусто слишком, одни «машины» твои.

— Ну и правильно, — заметил Матрица. — Там больше ничего и не должно быть. Хватает того, что там есть самолётное барахло.

— Самолётное барахло есть везде, так что не в счёт, — парировала Соня. Я аккуратно перехватил у неё поднос, и она улыбнулась мне с благодарностью. — Спасибо, Лохматый. А столик уже у меня, и подушки там же. А, чуть не забыла! Матрица, там на кухне пряники в хлебнице! Принеси их, пожалуйста!

— Угу, — Матрица послушно пропал в полумраке коридора.

— Темно у нас всё-таки, — вздохнула Соня. — Надо будет купить лампочку помощнее. Я вообще давно уже хочу купить новые лампочки, знаешь, энергосберегающие, только руки не доходят. Ты со мной в следующий раз в магазин сходишь, да?

— Конечно, Сонькин, — улыбнулся я. Она тоже заулыбалась, а мне на ум пришла логичная и, в общем-то, совершенно очевидная мысль:

«А ведь у меня всё ещё есть сестра. И даже если она не Кот, она тоже заслуживает заботы и любви, верно? К тому же, кроме нас у неё никого нет… Кроме нас у нас никого нет».

Мигом припомнилась та цитата, из Стругацких, что когда-то висела у меня, а теперь висит над столом у Матрицы:

«Нужны ли мы нам?»

Странный вопрос, если вдуматься. Ведь если не нам, кому ещё мы можем быть нужны?

Пожалуй, это и есть главный ответ на главный вопрос. Тебе так не кажется, Кот?

— Чего стоим? — спросил возникший из ниоткуда Матрица. — Я пряники принёс.

— Свет зажги. Лохматый, ставь поднос на стол, — с важным видом распорядилась Сонная, — Сейчас будем чаёвничать.

И вот когда мы уже сидели на подушках, и пили ароматный чай с мятными пряниками, мне впервые за много лет показалось, что наша жизнь, в сущности, не такая уж плохая штука.

Даже если в ней нет тебя, — потому, что ты всегда была, есть и будешь с нами.

Слышишь, Кот?

…

Глава 8. Матрица: Два письма.

Интересно всё-таки получается.

Мы годами сидели по своим норам, почти не пересекаясь друг с другом, даже наоборот, — избегали друг друга, пусть и не отдавали себе в этом отчёта.

Но сегодняшний день всё поставил с ног на голову, — или, скорее, с головы на ноги.

Раньше такое случалось, когда (разумеется) Кот возвращалась из очередной своей поездки; тогда мы все собирались за этим вот столиком, пили чай или что-то ели, а она меж тем рассказывала нам о том, как прошла её поездка, где она побывала, что повидала, ну и всё в таком духе.

Сегодня… Конечно, можно сказать, что Кот вернулась — пусть и ненадолго, но всё же. Вернулась, пообщалась с нами и снова уехала? Но отчего тогда осталось это чувство?

Нам не хотелось расходиться по углам. Нам хотелось снова и снова пить и есть вместе. Наверное, мы думали, что так нам удастся сохранить воспоминания об этом дне. И о Коте: словно она и не пропадала, словно она до сих пор где-то тут; может, вышла ненадолго, и совсем скоро снова войдёт в эти комнаты, и мы снова будем пить чай или просто болтать, сидя на подушках…

Или же тому было другое объяснение? За обедом всем нам было как-то невесело, но теперь у меня возникло ощущение, что кто-то перевёл часы обратно на утреннее чаепитие. Разве что Лохматый нацепил какой-то мешковатый свитер, и не было красно-клетчатой рубашки, которая так разозлила меня утром.

Как будто мы можем спокойно чаёвничать и без Кота. Как будто жизнь продолжается. Как будто ничего не случилось, и даже наоборот: вроде как она нас проведала и нам сразу стало лучше. Легче дышать.

И почему тогда я чувствую себя предателем?

Куда ходил Лохматый? Зачем его туда понесло? Чего ему на балконе не сиделось?