— Может, и нет, — возразил он. — С такими тонкими протекторами шина может лопнуть в любой момент. Подумай о своей безопасности. Подумай о Джули. Тебе в самом деле необходимо поменять четыре шины.

Он меня достал! Я бросила ему ключи от машины. Он увернулся.

— Ты так можешь кому-нибудь выколоть глаза.

— Правда?! — кипела я, роясь в сумочке в поисках телефона.

Он поднял ключи и нажал одним из них на штифт клапана шины, выпуская воздух.

Я позвонила в ААА и вызвала эвакуатор. Монк удовлетворенно вздохнул, поскольку с последней спущенной шиной автомобиль ровнехонько стоял на асфальте.

— Потом меня поблагодаришь, — удовлетворенно улыбнулся он.

— Потом я выставлю Вам счет, — отрезала я.

16. Мистер Монк и теория заговора

Эвакуатор доставил мою машину к заправке с авторемонтной мастерской, где мне поменяли четыре шины. Заплатить я заставила Монка. Долго спорить не пришлось: я убедила его, что он не покупает шины, а оплачивает редкую привилегию помочь технику сбалансировать их и надлежащим образом привинтить диски.

Потом отвезла босса домой. Перед домом Монка на Пайн-стрит припарковался «краун вик» Стоттлмайера; капитан нервно курил сигару.

Вот что странное я заметила в копах: они целыми днями разъезжают на «черно-белых» и «краун виктори» без опознавательных знаков — стандартных транспортных средствах правоохранительных органов, используемых по всей стране. Поэтому все думают, что покупая личное авто, они выберут нечто другое, более солидное, квадратное и официальное. Так нет! Они чувствуют себя некомфортно в «гражданских» автомобилях. Они и дома хотят оставаться полицейскими. Скорее всего, именно поэтому процент разводов в семьях служителей закона так высок. Возможно, если копы откажутся от личных «краун вик», у них снизятся шансы пустить свою жизнь под откос.

Монк вышел. Я опустила стекло и улыбнулась Стоттлмайеру.

— Разве Вы не боитесь, что Вас увидят вместе с мистером Монком?

— Я полагал, стоит рискнуть, — процедил Стоттлмайер, бросая окурок сигары.

Монк наклонился и поднял его.

— Вы намусорили, — укорил он капитана.

Стоттлмайер выбил окурок у него из руки. — Ну, спасибо, офицер Френдли!

— Вы злитесь на меня за арест Золотоворотского Душителя?

— Нет, Монк, с этим все нормально. Но тебе обязательно нужно было участвовать в пресс-конференции?

— Мэр попросил меня.

— Ты мог и отказаться, — не отступал Стоттлмайер.

— Он мой начальник, — пожал плечами Монк.

— Он использует тебя, чтобы подорвать нашу переговорную позицию и настроить общественное мнение против нас! Именно поэтому он и назначил тебя. Я мог бы оправдать тебя перед другими копами, по крайней мере, знающими тебя. Но когда ты спокойно стоял там, пока мэр поносил нас, многие сочли это предательством.

— Вы заметили, трибуна была неустойчивой?

— Да, заметил.

Монк улыбнулся. — Он стоял перед шаткой трибуной на глазах у миллионов людей. Это политическое самоубийство. Когда пришла моя очередь выступать, я мог бы так ее и оставить.

— Нет, ты не мог, — усмехнулся Стоттлмайер.

— Но я сбалансировал ее. И нанес мэру сокрушительный удар! Это ловкий политический ход, который оставит его калекой. Теперь он уязвим. Можете его раздавить.

Стоттлмайер сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Было видно, что он не желает разделять позицию Монка. — Прошу тебя, сделай мне одно одолжение: не выступай публично рядом с мэром или комиссаром полиции. Если собираешься и далее работать в управлении во время забастовки, делай это незаметно. Не высовывайся.

— Ладно, хотя это все равно что просить звезду полузащиты не … не … — Монк усердно пытался закончить мысль, что давалось нелегко, поскольку в спорте он совсем не разбирается. — … не защищать свой пол.

— Ты уж попытайся, — Стоттлмайер хлопнул его по плечу.

Монк кивнул, попрощался с нами обоими и пошел домой.

Стоттлмайер повернулся ко мне.

— Я ожидал от тебя большего, Натали.

— И как это понимать? — прищурилась я.

— Твоя работа — присматривать за ним.

— Ну да, — я чувствовала, как мое лицо запылало от гнева. — Я присматриваю и вижу, что мечта моего работодателя и друга сбылась: ему вернули значок.

— Но какой ценой? — нахмурился Стоттлмайер.

— Не мои проблемы, — резко бросила я, зная, что это не так. Совсем недавно я поменяла шины, а это доказывало обратное. Но Стоттлмайеру вовсе необязательно знать о наших неприятностях.

— Иногда приходится задвинуть свои мечты подальше ради блага других.

Ох, оставьте, — подумала я.

— Мне кажется, мистер Монк уже многим пожертвовал в своей жизни, — не сдавалась я. — У него и остались разве что мечты. Если попросить отбросить и их, что у него вообще останется?

— Жизнь не всегда справедлива.

— Прекрасно! — вспыхнула я. — Теперь Вы приняли удар судьбы и ворчите о несправедливости жизни, а не мистер Монк. Отвяжитесь от него!

Стоттлмайер уставился на меня так, словно у меня внезапно отрос второй нос. После долгой паузы он кивнул. — Я ошибался насчет тебя, Натали. Ты прекрасно присматриваешь за Монком.

Я оставила за капитаном последнее слово, хотя победа в этой словесной перепалке досталась мне. Включив передачу, я тронулась с места. Не думайте, что между нами все снова стало гладко. Я еще злилась.

Как он смеет разглагольствовать на тему «жизнь не всегда справедлива», когда дело касается Монка или меня?! Он наступил на больную мозоль.

Капитан переживает тяжелый период и жалеет себя, но своим замечанием он пересек черту. Все чего-то хотели от Монка в последнее время, не заботясь, хорошо или плохо ему от этого.

Они все могли засунуть свои просьбы куда подальше! Теперь наступило время соблюдать интересы Монка. Чем, по умолчанию, я и занимаюсь.

От усталости, голода и злости я не заметила позади патрульную машину, пока пронзительно не завопили сирены и не вспыхнули мигалки.

Проклиная себя, я остановилась и так крепко стиснула руль, что суставы побелели. Как же меня достало это дерьмо и раздраженные дети, вырядившиеся в полицейскую форму! Женщина-офицер подошла к моему окну. Она выглядела так, словно в качестве хобби охотилась на аллигаторов голыми руками, а затем поедала их сырыми.

Но я не испугалась.

Ладно, испугалась, но не собиралась показывать это.

Опустив стекло, я взглянула на нагрудную табличку. На ней значилось ОФИЦЕР ПАОЛА ГОМЕС.

— Знаете, почему я остановила Вас? — обратилась она.

— Чтобы доконать меня по поводу решения мистера Монка временно согласиться на работу капитана отдела убийств и, честно говоря, не хочу ничего больше слышать. Штрафуйте меня, эвакуируйте меня, порежьте мои шины еще раз, если хотите; мне все равно! Потому что никто ничего менять не собирается. Мистер Монк и дальше будет держать раскрываемость убийств на высоком уровне, поскольку он умеет это. И, вероятно, лучше всех на Земле! Понимаю, у вас финансовые неприятности. Знаю, вы обеспокоены медицинской помощью и предстоящей пенсией. Но это не повод хамски относиться ко мне или к нему! Вы все так расстроены, что забыли, зачем носите значок. А он не забыл. Он — прекрасный человек, и никого не хочет обидеть. Он просто делает свою работу. Вам всем должно быть стыдно за себя!

Офицер Гомес уставилась на меня. — Вы закончили?

Я кивнула. — Теперь Вы скажете, что я проехала на красный свет, сделала нелегальный разворот и поехала не в ту сторону по улице с односторонним движением?

— Ваш багажник открыт, — сказала полицейская. — Если наедете на кочку, все Ваши вещи вывалятся на дорогу. Я подумала, Вы захотите закрыть его, прежде чем проследовать дальше.

Так и было, лампочка в салоне указывала, что дверца приоткрыта. Я взглянула в зеркальце заднего вида и увидела, что футбольное снаряжение Джули, раскладное кресло, бутылки воды для Монка, пачки влажных салфеток и карта Сан-Франциско братьев Томас пятилетней давности уже готовы вывалиться наружу.