Шумилов передал послание в руки директора, а тот, мгновенно прочитав, только озадаченно пожал плечами:
— Черт его знает! Вот еще новости! Может, какое-нибудь закрытое письмо из ЦК? Так могли бы все же заранее позвонить и предупредить… Что за спешка? Но в любом случае надо давать слово…
Решили поручить это ведущему по окончании собрания.
Шумилов, и так сидевший как на иголках, к этому времени уже совершенно извелся от мучивших его разных догадок и лишь большим усилием воли сохранял хладнокровие. Изнутри его распирала какая-то неудержимая детская веселость, как во время вчерашней прогулки по набережной, готовая в любой момент прорваться наружу. Он увидел, как глава могущественного ведомства вместе с Тарантулом, уже оказавшийся в первом ряду зрительного зала, обменялся красноречивым жестом с ведущим, давая понять, что готов к выступлению.
Закрывая официальное мероприятие, порозовевший Смолкин таинственным тоном объявил о прибытии столичного гостя с ответственным поручением и, попросив уже притомившихся заводчан еще немного набраться терпения, предоставил ему слово.
На «Воландине» была великолепная черная тройка из какого-то необыкновенного материала в мелкую искорку, белая рубашка с темно-фиолетовым галстуком и черные замшевые туфли. Слегка поредевшие спереди черные волосы были зачесаны назад.
Даже при самом легком движении ткань костюма, волшебно переливаясь, играла, и казалось, что на темном ночном небосклоне таинственно светятся и мигают далекие звезды.
Завидев разодетого гостя, Орлов тут же дернул Шумилова за рукав и попытался выяснить, не знает ли он его. Но, получив отрицательный ответ, озадаченно сказал, что и сам видит прибывшего впервые.
Люди, сидевшие в зрительном зале, увидели, как приехавший из Москвы щеголевато одетый порученец, поднявшись с помощником на сцену, занял место за трибуной, как его помощник извлек из солидного портфеля с золотистыми застежками и передал начальнику красную папку с небольшой удлиненной коробкой, похожей на футляр от флейты.
Зал тут же попритих, и сотни любопытных глаз с интересом устремились к трибуне, ожидая услышать от гостя какие-нибудь чрезвычайные вести из столицы. Благо, что всяких новшеств и неожиданных решений на самом высоком уровне в последнее время хватало с избытком. Одним словом, перестройка!
Гость обвел взглядом притихший зал и уверенно заговорил. Его удивительно низкий голос, отдающий временами в хрип, погасил последние шепоты и звуки и, как эхо вечевого колокола, заполнил собой все помещение. Содержание же речи и вовсе удивило присутствующих, а в особенности Орлова, потому что непосредственно касалось его личной персоны.
Срывавшиеся с уст гостя слова вползали в ушную раковину директора, но его мозг отказывался верить в правдоподобность произносимого. Этого просто быть не могло! Но это (черт знает что такое!) все-таки происходило! Конечно же, не потому, что в принципе не могло случиться. А даже наоборот, это событие было более чем желанно. Он жаждал, спал и видел его наступление, честно признаться, уже давно. Но вот сегодня, здесь, на партийном собрании, этого быть не могло. Не та обстановка! Да и если бы в самом деле… уж он-то бы точно знал все заранее… Не первый день «замужем». Таков порядок и логика подобных мероприятий. Но вопреки всякой логике и установленному порядку мощный бас гостя возвестил о том, что за многолетний доблестный труд, выдающиеся заслуги перед отечеством, в связи с шестидесятилетием со дня рождения и прочее и прочее указом Президиума Верховного Совета СССР Орлов Лев Петрович награжден орденом Ленина и медалью «Золотая Звезда» Героя Социалистического Труда!!!
После этих слов все живое вместе с ошарашенным президиумом собрания просто умерло. В зале повисла гробовая тишина, словно все разом куда-то испарились.
Орлову даже показалось, что он ослышался. В следующее же мгновение он вопросительно глянул на секретаря парткома — уж он-то должен был непременно быть в курсе. Но тот, похоже, и сам был не менее его озадачен. Затем дернул головой в сторону выступающего, но тот, криво улыбаясь и выжидающе посматривая на него, уже открывал руками коробку, в которой, очевидно, и находились награды…
У Орлова от неожиданности и напряжения даже закружилась голова и кровь обильно бросилась в лицо. Он не мог поверить в случившееся. Это было похоже на какой-то фантастический сон. Но тут с места подпрыгнул уже совершенно багровый Павел Васильевич Бородкин и изо всех сил начал ударять ладонями друг о друга. За ним как цепная реакция подхватили и все остальные. Подобно внезапной грозе громыхнул и обрушился шум аплодисментов. Все дружно повскакивали с мест и изо всех сил начали хлопать и что-то кричать.
У Орлова же от волнения подкашивались ноги. Он растерянно взглянул на гостя, не шутит ли тот, но модно одетый порученец уже сам направился к нему с раскрытой коробкой в руках. Орлов замедленно приподнялся с места, а в это же самое время в голове у него, словно огненные петарды, прыгали и взрывались сумасшедшие мысли и вопросы: «Нет, это неправда, на партийном собрании подобных наград не вручают… Он еще не успел вырастить в своих рядах трех рабочих — ленинских орденоносцев, а лишь одного — героя кузнеца Баркова… Представление в Москву на него не посылали… Никто из друзей из министерства не позвонил… и даже на награждение не приехал…»
Но тут же откуда-то из самой глубины сознания вынырнули другие доводы, которые резонно заметили: «Но это все же не детский сад, и такими вещами не шутят!.. Может быть, отсутствие всякой информации — просто заранее подготовленный сюрприз?.. Неужели все-таки правда?!»
Сидевшим в зале было заметно, что слова московского гостя застали генерального врасплох, что он крайне смущен, удивлен и даже как-то нерешителен. Порученец же уверенно приблизился к Орлову, пожал приветственно его руку, извлек из одной красной коробочки золотую звездочку и ловко прикрепил ее на пиджак награжденного. А затем повернулся к залу лицом и, улыбаясь, захлопал в ладоши.
Ошеломленный директор механически успел отметить про себя холодные руки гостя и какой-то необычный озноб, прокатившийся по его телу после прикосновений порученца.
Через некоторое время умолкли аплодисменты и взоры присутствующих устремились к сконфуженной фигуре нового героя. А тот, весь взволнованный и не менее красный, чем Бородкин, обращаясь к залу, смущенно проговорил, что подобный факт для него является полной неожиданностью, просто непредвиденным сюрпризом, что он чрезвычайно польщен и счастлив от такой высокой оценки Родиной его скромного труда и что в оставшееся время не пожалеет ни сил, ни энергии на благо и всего города и, конечно же, своего родного предприятия.
Тут помощник московского гостя, к новому удивлению Орлова и присутствующих, предоставил слово для приветствия награжденного представителям других организаций. Вот это оперативность!
На сцену один за другим поднимались рыжий пионер из подшефной школы, который басистым голосом благодарил за исключительную заботу о детях, какая-то страшненькая старуха от организации ветеранов и вертлявый тип с котообразной физиономией от трудового коллектива родственного предприятия, который и вовсе просто расшаркался о заслугах и достоинствах директора, словно говорил о своем родном отце, а не о постороннем для него человеке. В начале выступления изо рта у вертлявого вылетел и вообще какой-то престранный математический каламбур. Первая фраза его речи звучала так:
— Сегодня, когда исполнилось шестьдесят шесть дней со дня шестидесятилетия всем нам дорогого и уважаемого Льва Петровича Орлова…
Конечно, никому другому и в голову-то не пришло бы подсчитать, сколько дней пролетело с момента юбилея, а этот вот, смотрите, не поленился, чудак…
Затем начались поздравления от своих, заводских. Люди подходили, трясли герою руки, говорили душещипательные слова. А Орлов механически слушал, благодарил, а самому при этом казалось, что он участвует в каком-то странном фантасмагорическом представлении. Но все равно было так удивительно приятно…