Теперь, узнав все об индульгенциях, давайте подумаем об Иоанне Тетцеле и о том, как он продавал индульгенции. Каждый раз, когда Тетцель приближался к городу, его встречали отцы города. Затем создавалась процессия, и он вместе с почтенными горожанами входил на городскую площадь. Там он проповедовал об аде. Проповедь была драматичной, его аудитория почти чувствовала запах пламени, ощущала жар и слышала крики проклятых.

После проповеди Тетцель направлялся в самую большую Церковь или собор в городе. Там он проповедовал о чистилище. Порой толпа была настолько велика, что не помещалась в святилище. В таких случаях он проповедовал на улице.

Каждый раз люди ставили большой крест прямо на земле или в церкви. Папская булла, гарантирующая индульгенцию, помещалась на украшенную подушку, отделанную золотом и прикрепленную к кресту.

Сжимая руки, протирая глаза, трясясь от эмоций, брат Иоанн выглядел весьма убедительно. Описав страшные мучения в очистительном пламени, он спрашивал между рыданиями: „Неужели вы не хотите извлечь их из этого ужасного места?“ Затем он снова рыдал: „Прислушайтесь к голосам своих умерших родных и друзей, взывающих к вам и говорящих: „Сжальтесь, сжальтесь над нами! Мы страдаем, но вы можете избавить нас от этого. Хотите ли вы этого?“

„Далее, — продолжал Лютер, — Тетцель добавлял: „Послушайте, как отец говорит сыну, а мать дочери: „Мы выносили тебя, выкормили тебя, воспитали, оставили тебе состояние, а теперь ты настолько жесток, что не хочешь сделать так мало для нашей свободы. Неужели вы оставите нас в пламени? Неужели вы, дорогие дети, не приблизите нас к обещанной славе?“ Далее он поднимал руки, взор его устремлялся на небо, и он восклицал: „Помните, что вы можете освободить их немедленно, потому что, как только монеты упадут в кружку, душа покидает чистилище.

Неужели вы откажете в четверти флорина для того, чтобы купить индульгенцию, с помощью которой вы можете ввести божественную и бессмертную душу в рай?“

„В этот момент люди начинали вытаскивать деньги и бросать их в кружки. — Лютер с отвращением покачал головой. — Когда я думаю об этом, меня тошнит! Но такой обман никогда не волновал Тетцеля. Он гордился тем, что, по его мнению, послал больше людей в рай, чем сам Петр. Он стал очень богатым человеком“.

Лютер развернул копию тезисов и высоко поднял ее. „Обманщики, подобные Иоанну Тетцелю, — а их много, так опечалили меня, что я в конце концов решил разобраться с вопросами об этой системе. Я прочту вам некоторые из тезисов, потому что у меня назначена встреча. Один представитель приедет, чтобы побеседовать со мной о восстании крестьян. Иероним прочтет вам остальное“. Когда он передал список Иерониму, Кати сказала: „Но, доктор Лютер, я думала, что вы еще расскажете нам о реликвиях“.

„Ты права. — Он нервно взглянул на солнце. Затем сказал: — Я думаю, что представитель подождет еще несколько минут! Всем вам необходимо знать предрассудки, окружающие реликвии.

Поскольку большинство из вас никогда не специализировалось в церковной истории, вы можете не знать, что Никейский собор постановил, что ни одна церковь не может существовать без реликвии. Реликвии, то есть мощи, кости святых, их одежда или что-нибудь, к чему они прикасались, находились в церквах всю историю христианства. Некоторые — подлинные, но большинство нет.

В Риме власти утверждают, что владеют костями Петра и Павла, монетой, которую получил Нуда за предательство Христа, камнем, на котором он стоял, когда вешался, щепками от креста и так далее.

На протяжении веков существовала огромная потребность в мощах. Есть много коллекционеров. Один из наиболее рьяных — наш собственный правитель Фридрих Мудрый.

Он начал собирать свою коллекцию после того, как посетил Святую Землю много лет тому назад. Мне говорили, что в 1509 году в его коллекции было 5005 экземпляров. Считалось, что, стоит только взглянуть на эти мощи, и время пребывания в чистилище сокращается на 1443 года. Ободренный энтузиазмом и интересом, который вызывала у людей его коллекция, Фридрих стал собирать дальше. К 1520 году у него было 19013 костей“.

„Человеческих костей?“ — спросила Кати.

„Да, человеческих костей! Но в его коллекции были не только кости. У него был зуб святого Иеронима и четыре волоска Девы Марии, три лоскутка от ее плаща и четыре — от ее пояса. Он также утверждает, что у него есть прядь бороды Иисуса, несколько нитей из Его одежды, немного золота из того, что принесли волхвы в Вифлеем, сук от горящего куста и многое другое.

Коллекция Фридриха настолько обширна, что было подсчитано, что те, кто увидят ее целиком, сократят свое пребывание в чистилище на 1902202 года и 270 дней. Люди, посмотревшие коллекцию, могут передать эту заслугу своим близким. Один человек передал свои духовные заслуги своей жене, а другой — своей дочери“.

„А как определяется ценность реликвии?“ — спросила Аве.

„В Риме есть таблицы. Несколько столетий назад было решено, что стоит взглянуть на кости одного святого — я забыл, какого именно, и пребывание в очистительном пламени сокращается на 4000 лет.

Поскольку у Фридриха так много реликвий, он установил традицию выставлять их каждый год в День Всех Святых, 1 ноября. Вот поэтому я прибил свои тезисы 31 октября. Ведь люди могли увидеть их на следующий день.

И мой план удался. Я слышал, как один человек сказал: „Отец Лютер прав. Индульгенции противоречат Библий“, а другой добавил: „Я устал посылать деньги в Рим на строительство собора святого Петра и поддерживать Микеланджело, хоть он и великий мастер“.

„Я перевел тезисы с латыни на немецкий и отправил их друзьям и недругам. Я даже послал копию архиепископу Альберту!“ Он почесал затылок и рассмеялся. Затем добавил: „А теперь я должен торопиться, у меня назначена встреча“. Он улыбнулся девушкам и кивнул Иерониму. „Он покажет вам город“.

Иероним, окруженный девушками, пошел в восточном направлении. „Его тезисы на самом деле перевернули мир, — сказал он. — Я писал о них. Льва больше всего задели 82 и 86. Они гласят:

Раз доход папы больше, чем у самых богатых людей, следующим вопросом Лютера был такой:

Деньги текли сквозь его пухлые пальцы, как вода!“

Ведя за собой бывших монахинь, Иероним перешел через ров, окружавший Виттенберг. Он поболтал со стражниками, посмотрел укрепления, остановился у пекарни и купил каждой девушке пирожное. Куда бы он ни направился, везде его и девушек встречали улыбками. Кати услышала, как один старик сказал: „Ну и ну! Неужели фон Карлштадт наконец сумел вернуться к ветхозаветным временам и ввел многоженство?“

Это встревожило Кати, и она спросила: „А кто такой Карлштадт?“

„О, он и Цвиллинг доставили много неприятностей Лютеру, когда он скрывался в Вартбургском замке, — ответил Иероним. — Эти двое чуть все не испортили“.

„А что они натворили?“ — спросила Кати, повышая голос.

„Это долгая история…“

„Давайте вернемся. Я падаю с ног“, — перебила Аве, едва не падая.

У ворот Черного монастыря Иеронима снова посетило вдохновение. Повернувшись к Кати, он спросил: „Не хотите пойти со мной к Лукасу Кранаху? Он пишет мой портрет“.

Кати посмотрела на него в замешательстве. „Т-только мы вдвоем?“

„Вы не возражаете?“

„Я раньше никогда не оставалась наедине с мужчиной. Это далеко?“

„Нет. Это между монастырем и церковью замка. Это красивый дом, построенный Каспером Тройшелем, умершим десять лет назад“.

Немного отстав от Иеронима, Кати покинула других и почувствовала, что Аве и все остальные смотрят ей вслед с удивлением.

Пройдя полквартала, Иероним остановился. „Давайте пойдем рядом, — попросил он. — Так удобнее разговаривать. Мы почти пришли“.