— Мало сказать, близорукую — это гибельная политика! — воскликнул Дзержинский. — Если ее не пресечь, то она в конце концов может привести к сдаче шахт Донбасса в концессию капиталистам. Но, конечно, ЦК партии не допустит этого.

— Надо все-таки на деле доказать возможность добычи дешевого угля и осуществить ваше предложение о взятии в аренду шахт двух угольных районов в Донбассе, — обратился Межлаук к Дзержинскому.

— Но ведь коллегия признала, что условия, поставленные ГУТом, слишком тяжелы и неприемлемы, — возразил нарком.

— Это было в начале года и мы все же решили продолжать переговоры. А позавчера я беседовал с руководителями ГУТа…

— Ну и что? Идут на уступки? — живо спросил нарком.

— Мне удалось выторговать 25 процентов скидки с арендной платы.

— 25 процентов — это очень мало, — разочарованно сказал Дзержинский. — Они не хотят, чтобы мы выявили истинную себестоимость угля. На эти условия пойти нельзя…

— А мне кажется, можно, — возразил Межлаук. — Это ваша идея взять в аренду два рудоуправления и сделать их образцовыми.

— Идея-то моя, но я не хочу, чтобы она провалилась. Смысл моего предложения не просто добывать уголь. Теперь угля у нас хватает — на дорогах создан трех-четырех-месячный запас. Наш интерес — добывать дешевый уголь. Это было бы убедительным доказательством нашей правоты.

— Полагаю, это нам удастся, — продолжал настаивать Межлаук. — На новые уступки ГУТ не пойдет. Мне кажется, следует согласиться на его условия и организовать акционерное общество «Транспорткопи».

— Однако я вижу вы уже и название придумали, — усмехнулся нарком. — Это, конечно, самое легкое. Но учтите, высокая арендная плата будет тяжелым камнем висеть на себестоимости, наш опыт может провалиться.

— Не провалится, Феликс Эдмундович, — заверял Межлаук, — я в Харькове советовался со знающими людьми. Если же мы откажемся от аренды шахт, то лишимся сильнейшего козыря в нашей борьбе за удешевление угля.

Дзержинский задумался.

— А как вы думаете? — обратился нарком к Халатову. — Я согласен с Валерием Ивановичем.

— Ну что ж, — сказал Дзержинский. — Если вы все хорошенько продумали, Валерий Иванович, делайте по-своему, но вы лично отвечаете за результаты. Именно вас я и назначу председателем правления «Транспорткопей». Вот так-то. Не возражаете?

— Лишен возможности возражать, — улыбнулся Межлаук и попрощался с наркомом.

Халатов остался и стал докладывать о результатах работы комиссии на Московско-Казанской дороге.

Комиссия по образцовым дорогам была детищем Феликса Эдмундовича. Он давно вынашивал идею создания на транспорте показательных магистралей и показательных участков с высокой производительностью труда, эффективным использованием техники, рациональным и экономным расходованием материалов и денежных средств. На такие образцовые дороги и участки приезжали бы учиться хозяйствованию, заимствовать ценный опыт.

Халатов доложил, что в результате рекомендаций комиссии, состоявшей из высококвалифицированных специалистов, на Московско-Казанской дороге закрыты малодеятельные станции и полустанки, излишние водокачки, депо и склады, участки пути и связи. Благодаря перераспределению серий паровозов вес грузового поезда удалось поднять на десять тысяч пудов.

По ходу доклада нарком задавал вопросы и был доволен, что Халатов, недавно пришедший на транспорт, стал неплохо разбираться в железнодорожном деле.

— Каковы общие итоги деятельности комиссии? — спросил он.

— По нашим подсчетам годовая экономия на дороге достигнет 3,5–4 миллионов золотых рублей.

— Значит, Московско-Казанская, ранее сводившая баланс без дефицита, теперь начнет давать доход свыше трех миллионов рублей… Стоило вашей комиссии три месяца поработать на дороге? Не правда ли? — с удовлетворением заметил нарком. — Подготовьте приказ о поощрении специалистов, членов комиссии. Теперь переходите на Курскую дорогу.

Затем Дзержинский взял со стола номер газеты «Гудок» и сказал:

— Прочел вашу статью о заработной плате и не согласен с ней.

— Не согласны? — удивился Халатов. — С чем же, Феликс Эдмундович?

— Статья неосторожно написана и может породить ложные иллюзии у читателей: «Государство, мол, к новому году повысит реальную заработную плату железнодорожников на 50 %. Значит, можно полагать, и в будущем она будет сама собой, автоматически повышаться. А нам, мол, остается только ждать, напоминать и требовать нового увеличения…».

— Феликс Эдмундович! Я же писал о том, что именно сокращение непроизводительных расходов, повышение доходности дорог создаст базу для увеличения реальной заработной платы.

— Это верно, но только отчасти, не совсем. Вы не сказали полным голосом, что главное условие увеличения зарплаты — это повышение производительности труда. Вот что следовало со всей силой подчеркнуть. Чтобы каждый железнодорожник не просто рассчитывал на помощь государства, которое само еле-еле сводит концы с концами, а ясно понял, что рост его заработка зависит от роста его выработки.

— Да, вы правы, Феликс Эдмундович, главного, действительно, не подчеркнул. Но все же борьба за экономию средств и материалов будет содействовать росту зарплаты.

— Содействовать — это верно. Но из вашей статьи вытекает, что вся экономия пойдет на повышение зарплаты. Этого ни в коем случае нельзя делать. Ведь нам необходимо накопить оборотные средства, отпускать больше денег на восстановление изношенного пути, мостов, сооружений и зданий. Так что нельзя всю экономию ухлопывать в зарплату, иначе мы транспорт не восстановим.

— Ясно, Феликс Эдмундович.

— Между прочим, сегодня совещание в Цуморе?[36] Попрошу вас передать туда эту записку.

— Только передать?

— Нет, поговорите, ведь в записке всего не скажешь. Для развития нашего торгового флота правительство ассигновало большую сумму в золотой валюте на закупку судов за границей. И я очень боюсь, — озабоченно подчеркнул нарком, — чтобы капиталисты нас не надули, не всучили нам пароходы устаревшей конструкции или неудачной постройки. В записке я написал, чтобы в закупочную комиссию, кроме инженеров, обязательно включили старых, опытных рабочих-судостроителей. Затем очень важно было бы связаться с коммунистами той страны, где будем покупать пароходы, и посоветоваться с ними, попросить, чтобы они помогли нам не оказаться обманутыми.

— Как вы себе это представляете? — спросил Халатов.

— Очень просто. В каждой стране есть коммунисты и рабочие, сочувствующие Советской России. Везде у нас имеются друзья. Емельян Ярославский как-то рассказывал мне о своей беседе с Гришиным, нашим приемщиком паровозов из капитального ремонта, который производится в Эстонии. Так вот, Гришин сообщил, что сочувствующие нам рабочие неоднократно предупреждали его, конечно по секрету, об изъянах в ремонте и о недоброкачественных материалах. То же самое было и в Швеции на заводе «Нюдквист-Гольм». Вот что значит рабочая интернациональная солидарность! Почему же нам не воспользоваться ею при покупке судов, за которые мы платим уйму золота?

Народный комиссар закончил чтение напечатанной на машинке обстоятельной рецензии на книгу инженера Янушевского о советском транспорте. Автором отзыва был Ильин, помощник начальника отдела тяги.

«Убедительно написано, — подумал Дзержинский, — и недостатки книги правильно подмечены. Надо бы поближе познакомиться с Ильиным. А то как-то неловко получается. Пишу ему записки, даю задания, он мне отвечает и все на бумаге. Нехорошо».

И нарком тут же попросил секретаря вызвать к нему Ильина.

Когда тот явился, Дзержинский подал ему руку, усадил около себя и с интересом стал в него взглядываться:

— Так вот вы какой, — дружелюбно сказал он. — Я вас пригласил только за тем, чтобы поближе познакомиться. Из-за отсутствия времени так забюрократился, что, к сожалению, не всегда вижу живого человека, которому даю поручения.