Но сейчас, шагая вверх по крутому склону в деревню, он чувствовал, что мужество начинает ему изменять, голос разума словно подсказывал, что не следует возвращаться домой. Слабое тело и пустой желудок нетерпеливо толкали его в сторону дома, где, как он думал, его ждала сытая и спокойная жизнь, сознание же непрестанно напоминало о пропасти, образовавшейся между ним и его родителями. Что он им скажет? Что скажут они ему? Как с ним поступят? И как сложится дальше его жизнь?

Майна остановился, перевел дух. В голове вихрем пронеслись воспоминания о жизни, прожитой за годы отсутствия в родном доме. И вот теперь он вернулся.

Оп взглянул на свинцовые тучи: скоро пойдет дождь. Оглядел свои худые руки, рваную одежду и сокрушенно покачал головой.

— Надеюсь, они узнают меня, — сказал он, ежась от холода. — И надеюсь, в очаге у них горит огонь.

Оп двинулся дальше. Когда достиг вершины холма, деревня уже погрузилась во мрак. Он пошел наугад по кукурузному полю. А вот и знакомая тропа. В детстве он находил ее даже с закрытыми глазами. Он перешел вброд речку и в пугающей темноте отыскал дорогу. Над полями слышались крики ночных птиц. Наконец он достиг деревни. Где же родительский дом? Он переходил от одной двери к другой, вспоминая приметы. Но память подвела его, да и нельзя было ничего разглядеть в темноте. После долгих бесплодных поисков он решил постучаться в ближайшую хижину. Дверь открыла незнакомая женщина. Стоя спиной к горящему очагу, опа смотрела на оборванца. По лихорадочному блеску его глаз она поняла, что он нездешний. Только у пришлых людей такой изголодавшийся вид.

— Да? — спросила опа.

Майна, смущенный, заговорил не сразу.

— Где дом Камау?

— Камау? — Женщина недоуменно повела плечами. — А какое у него еще имя?

Майна попробовал вспомнить. Но у отца, насколько он знал, не было другого имени. Для посторонних он всегда был Камау, а для него — всегда отец.

— Его зовут Камау. Мой отец! — с надрывом выкрикнул он.

— Не знаю такого, — сказала женщина.

Майна, задыхаясь от бешенства, стал громко объяснять и размахивать руками; женщина испугалась, попятилась назад и захлопнула за собой дверь. Майна постоял немного, сжав кулаки и скрежеща зубами. Что делать? Первым его побуждением было сломать дверь, но он понимал, что на это ему не хватит сил. Очень уж он ослаб. Нет, тут ничего не добьешься.

Он поплелся к соседней хижине. На улице стало совсем темно, завывал холодный ветер. Издалека доносились первые раскаты грома. Майна постучал в дверь. На пороге появился мужчина.

— Где живет Камау? — нерешительно спросил Майна.

— Который Камау? — спросил мужчина, прикрывая рукой волосатую грудь.

— Мой отец. Так его звали. Другого имени у него нет.

Мужчина оглядел жалкую фигуру Майны и покачал головой.

— Вы же знаете его! — возбужденно сказал Майна. — Знаете. Он мой отец. Камау.

— Здесь много разных Камау, — сказал мужчина. — Есть Камау — отец Майны.

— Оп, он! Я — Майна. Где оп? Где мой отец?

В этот миг молния, прорезав черное небо, осветила недоверчивое лицо мужчины.

— Ты — Майна?

— Да, Майна! Сын моего отца.

— Тот самый… Тот самый Майна, который в школе учился?

— Да.

При слабом свете, проникавшем из хижины, мужчина снова присмотрелся к Майне и недоверчиво покачал головой. Майна понял, что вопрос о школе был задан ему неспроста. У него защемило сердце, задрожали колени, заболела голова. Он почувствовал жар на щеках. Он с ненавистью смотрел на мужчину, который явно смеялся над ним. Почему этот человек злорадствует, понять было нетрудно: Майна хоть и «ученый», а одет в жалкие лохмотья. Ярость переполнила Майну.

— Где живет мой отец? Отвечай же, свинья!

Мужчина хотел что-то сказать, но передумал.

— Где, я спрашиваю?

— Где? Вон там, — показал человек жестом руки и хлопнул дверью.

Майна пошел дальше. Дом, который ему указали, был огорожен высоким забором. Он с трудом отыскал калитку. Она оказалась запертой изнутри на засов. Майна в нерешительности остановился. Душа его ликовала. Дома наконец! И в то же время его опять стали мучить сомнения. Надо ли было возвращаться? А если родные тоже встретят его насмешками!

Во дворе тявкнула собака. Волнение болью отдалось в желудке. Майна постучал. Собака залилась лаем. Он застучал как одержимый и крикнул:

— Отец! Отец! Мама!

Калитка немного приоткрылась, и кто-то высунул голову. Снова сверкнула молния, осветив лицо отворившего калитку. Нет, это не отец. Лицо незнакомое. К тому же человек явно встревожен. В столь поздний час да в такую погоду соседи обычно не ходят друг к другу.

— Кто ты такой? — спросил человек.

— Майна.

— Чего ты хочешь?

— Я хочу видеть отца, Камау. Я его сын.

Человек колебался. Майна это заметил.

— Разве это не дом Камау?

Человек вздохнул.

— Не живет он здесь больше.

Тело Майны напряглось. Страшная догадка мелькнула в его сознании. Горло сдавило так, что он с трудом дышал.

— Как это «не живет»?

Человек пожал плечами.

— Я здесь недавно. Но люди сказывали.

— Что сказывали?

— Сказывали, что семья эта обеднела. — Человеку явно не хотелось передавать эту печальную историю. — Потратила все деньги на образование сына. Говорят, парень умел хорошо читать. И вел себя хорошо. А вот закончил школу, уехал в город, устроился там на службу и сбился с пути. Так и не вернулся.

Майна впился ногтями в косяк калитки. Волнение теснило грудь, с присвистом выходил изо рта воздух. Перед глазами плыли круги, и он едва устоял на ногах.

— Была долгая засуха, — продолжал человек, — и старик отправил на поиски пропавшего сына остальных своих сыновей. Но эти тоже не вернулись. А когда посевы совсем уж высыхать стали, жена у него заболела. Ну, старик-то не дурак, распродал имущество, да и снялся вместе с ней с этих мест. Вдвоем ушли. А дом этот я купил и… Ты, значит, сын его будешь?

Майна кивнул.

— А они сказали, куда пошли?

— Нет. Никому ничего не сказали.

Голова у Майны закружилась сильнее. Хозяин заметил, что он покачнулся, и предложил:

— Может, в дом зайдешь? А то холодно.

Майна покачал головой. Никогда больше он не переступит порога этого дома. Здесь он родился, здесь вырос… Здесь оставил отца. Нет, ни за что.

Он пошел прочь. Калитка закрылась, снова залаяла собака. Он плелся, волоча ноги, во тьме, забыв о бушующем холодном ветре. По щекам его текли жгучие слезы. Он шел, не разбирая дороги. Ему было все равно.

Разразилась гроза. Гремел гром, сверкали молнии, по телу дробью били капли дождя. Майна покачнулся и упал на мокрую траву — озябший, голодный и разбитый.

Очнулся он много минут спустя. Дождь не переставал. Он весь промок, боль в голове звоном отдавалась в ушах. Снова сверкнула молния. При ее блеске Майна увидел хижину. Всего в нескольких шагах от того места, где он лежал. Он подполз к двери и, опираясь на косяк, поднялся на ноги. Голова кружилась. Он постучал и стал ждать. Ему хотелось поесть, согреться и лечь спать. Он постучал сильнее. Через минуту за дверью послышался шорох.

— Кто там? — Из-за шума дождя голос был едва слышен.

— Это я. Откройте! — Майна прижался к двери и нетерпеливо забарабанил пальцами.

В хижине тихо переговаривались. Потом дверь немного приоткрылась, и из нее высунулась голова.

— Чего тебе? — спросил голос.

Майна замялся.

— Я… я хочу… Озяб я и голодный. Помогите.

В хижине долго молчали.

— Время-то больно уж позднее, — сказал наконец человек. — Мы спать собрались. Кто ты такой? Откуда пришел?

Майна мучительно искал, что сказать. А дверь между тем медленно закрывалась. Заметив это, Майна потерял контроль над собой. Голод, холод, головная боль и воля к жизни взяли свое. Он навалился на дверь, сбив хозяина дома с ног. Тот вскрикнул, вскочил и бросился с кулаками на незваного гостя.

Майна дрался ожесточенно, собрав последние силы. В эти минуты он испытывал только отчаяние, желание выжить, страх и… да, и немного злости. Рыча, точно зверь, попавший в западню, он беспорядочно наносил удары. Глаза его были закрыты, на губах появилась пена.