— Я здоров, — прошептал он. — Я здоров. — И уже во весь голос крикнул: — Я здоров!

Этот крик самоутверждения, глухо прозвучавший в ущелье, подхватила и усилила в тысячу раз каменная скала: казалось, она передразнивала его, только ее голос был громче; все горняки признавали ее силу, поэтому она и вела себя так самоуверенно. И это злило Меджу еще больше. Чувство ненависти целиком охватило его, и он принялся осатанело обрушивать удары огромного молота на врага, не желающего отдавать своих камней; но камни — это деньги, а значит, и избавление от голода и отчаяния. Он размахивал молотом как одержимый, пока не растер в кровь ладони и пока не заныло все его тело. Пот, катившийся с него градом, насквозь промочил одежду. Во рту пересохло, боль в пояснице сделалась тупой и тягучей. Он так глубоко погрузился в свое занятие, что не слышал даже отдаленного грохота.

Солнце было уже высоко и грело все сильнее. Его лучи пронизывали тело Меджи и прогревали камни. Но он работал, несмотря ни на что.

Когда он почувствовал, что вот-вот упадет от слабости, то отошел немного назад, чтобы оценить свои труды. Но оценивать, в сущности, было нечего: если не считать выбоины, сделанной Нгиги, скала осталась почти невредимой. Обескураженный, он сел, прислонился спиной к скале и закрыл глаза.

Через несколько часов его разбудил Нгиги. Начался обеденный перерыв, и он решил поделить с Меджей свою еду. Оставив инструменты в забое, они побрели к дробилке, где собирались, по обыкновению, громко смеясь и шутя, все горняки. Дробилка умолкла, пыль осела, узелки с едой лежали развернутыми на камнях. Рабочие, занятые трапезой, притихли. Меджа ел с жадностью. Нгиги, увидев голодный блеск в его глазах, стал есть медленней — пусть парню побольше достанется.

Закончив обед, рабочие улеглись отдыхать в тени дробильной машины. Закурили. Меджа искоса поглядывал на мощные голые торсы мужчин и не переставал удивляться: откуда берутся такие исполины?

— Куришь? — спросил Нгиги, протягивая Медже сигарету.

Меджа покачал головой.

— Как вы думаете, справлюсь я с этой работой?

Нгиги лег на спину и вытянул ноги. Закурил, затянулся и медленно выпустил дым через ноздри и полуоткрытый рот.

— Пока трудно сказать. Вечер еще не скоро. Мы в шесть кончаем.

Наступила тишина. Меджа смотрел на горняков, развалившихся в небрежных позах. Некоторые уже спали. Эта тихая, дремотная атмосфера напоминала Медже ферму, на которой они работали с Майной. Там тоже был приказчик, которому очень трудно угодить.

— Может, вы зря не замерили мой участок? — спросил Меджа, чувствуя, как саднит ладони.

— Нет смысла. Когда нарубишь девять кубических футов камня, то и без замера узнаешь, сколько сделано. От усталости глаза слипаться будут.

Меджа вздохнул и встал.

— Я, пожалуй, пойду работать.

Нгиги повернул голову и приоткрыл одно веко.

— Слушай, друг. Не знаю, как тебя звать.

— Меджа Мванги.

— Ты, Меджа, не горячись. С камнем имеешь дело, а не с людьми. Тут нужна и сила и сноровка. Злостью его не возьмешь, он уважает только силу. А ты смекай. Ищи слабину и там бей. За камушком целая глыба рухнет. Иначе сам себя угробишь.

Меджа смотрел на своего нового друга и мысленно представлял себе маленькую, худенькую сестренку, мечтающую о бусах. Поймет ли когда-нибудь Нгиги, что это значит? Поймет ли кто-нибудь вообще?

Он заковылял прочь. Голова у него напряженно работала. Во что бы то ни стало вгрызться в скалу на три фута. Только как это сделать? Этого никто не знает. Никто не верит в его силы. Бороться придется в одиночку, и единственное его оружие — воля. Он взглянул на кучку камней, добытых утром. Тело его заныло при мысли о том, сколько еще ему предстоит сегодня сделать. Точно по сне он занес огромный молот над головой. Наметил на ненавистной шершавой стене одну точку и постарался не сводить с нее глаз. Но боль в руках отвлекала от цели.

Молот отскочил от стены и упал на мешок с клиньями. Он развязал мешок, достал стальной клин и взвесил на руке. Вспомнил слова Нгиги: «Ищи слабину и там бей». Значение этих слов только сейчас дошло до его сознания. Став на одно колено, он принялся изучать стену в том месте, на которое пришелся удар. Поскребет камень концом клина, сдует пыль и снова поскребет. Глаза то и дело застилало потом, он вытирал их тыльной стороной ладони и все искал, искал, искал… Наконец, когда он начал уже терять надежду и снова впадать в уныние, счастье улыбнулось ему. Он нашел то, что искал. Это были две едва заметные линии, пересекавшиеся под прямым углом друг к другу, — настолько тонкие, что Медже пришлось пометить их царапинами, чтобы не потерять из вида. И все же это были трещины, те самые слабины. Меджа порылся в мешке, выбрал два клина потяжелее. Приставил один из них острием к трещине и, пользуясь тупым концом второго, как молотком, вбил в степу. То же проделал со второй трещиной. Отступив на шаг, оглядел то, что сделано. Получилось очень неплохо. Он поднял молот. Снова тщательно прицелился и ударил один раз, потом еще и еще. Молот уже не отскакивал. Клин вошел на несколько дюймов. Второй клин подался с первого же удара. Щели раздались вширь и вглубь. Он возбужденно потер руки. «Ищи слабину и там бей…»

Вдали снова заработала дробильная машина, ее грохот, точно морской прибой, обрушивался на дальний угол карьера и откатывался назад. Это был сигнал, означавший, что обед кончился и надо приступать к работе. Но Меджа в этом сигнале не нуждался — работа у него уже началась. Теперь он знал, что даже у гигантской глыбы можно найти слабину.

Нашлось применение и кайле. Меджа поднял ее и, нацелясь острым концом на раздавшуюся щель, вонзил на три дюйма в стену. Затем отвел рукоять в сторону, и обе трещины — вертикальная и горизонтальная — стали на несколько футов длиннее. Раны на его запыленных ладонях начали кровоточить, и боль стала почти нестерпимой. Он стиснул зубы, уперся босыми ногами в острые камни и навалился на рукоять. Кайлу резко повело влево и Меджу отбросило назад, к противоположной стене. В тот же миг раздался оглушительный грохот и со стены низверглась целая тонна камней и пыли. Увидев падающую лавину, Меджа выбежал прочь из забоя. Молот, кайла и клинья оказались погребенными под огромной грудой камней.

Сначала Меджа испугался. Он не понимал, что случилось, и не знал, хорошо ли сделал, отвалив сразу такую глыбищу. Он долго стоял, прислонившись к скале, и ждал, когда пройдет боль. Покачиваясь от усталости, закрыл глаза и пробовал задремать.

Чей-то окрик, послышавшийся сзади, вывел его из забытья. Он обернулся на голос и увидел стоявших полукругом рабочих во главе с мастером. Они услышали грохот и пришли узнать, что произошло. Среди них был и Нгиги.

— Ну и ну! — пробасил великан мастер. — Как это у тебя получилось?

Меджа от волнения не мог говорить:

— Я не…

— Даже не верится, что это твоя работа. — Мастер похлопал его по плечу. — Я готов был поклясться… Ну, что ж, испытание ты прошел. Мне ничего не остается, как зачислить тебя на работу.

Меджа стоял и слушал оживленный разговор. Одни выражали недоверие, другие — восхищение. Потом, бросив последний взгляд на тщедушного парня, каким-то чудом свернувшего гору, каждый шел на свое рабочее место. Те, кто работал на перевозке камня, побежали за тачками.

— На сегодня хватит. Потрудился ты достаточно, — сказал мастер. — Выпишу тебе завтра рабочую карточку.

Он снова с сомнением оглядел Меджу и легкой походкой зашагал прочь. Нгиги остался.

«Вот когда я наконец угодил начальству», — подумал Меджа. Он снова вспомнил ферму. Работа там была легче, и он очень хорошо бы справился с ней, если бы постарался. Да и приказчик там не такой уж страшный, конфликты с ним возникали только во время раздачи продуктов.

— Как самочувствие? — спросил Нгиги.

Меджа устало улыбнулся.

— В порядке. Пока в порядке.

Нгиги взглянул на груду камней и покачал головой.

— Невероятно, по факт. Скажи, друг, как ты это сделал?