– Я в рейс, – ответил Виктор.

– Где роль? Где выписка? Почему не докладываете? – засыпал его вопросами главный.

– Я доктор… – пожал плечами Шевцов, словно произнося звание, заменяющее все роли, выписки и доклады.

– Доктор?… Ах, доктор… – Круглое лицо разгладилось на минуту и снова нахмурилось. Главпом шагнул назад в каюту и, нагнувшись над полированным столом, взял в руку телефонную трубку. На золотых нашивках погона блеснуло солнце. После нескольких коротких фраз он выпрямился и по-военному ответил:

– Есть! Сейчас провожу.

Они прошли вперед по коридору – главный помощник впереди, доктор сзади – и остановились перед дверью с короткой надписью "Капитан". Главный помощник поправил галстук, пригладил волосы и, выдержав паузу, деликатно постучал.

Капитан в толстом шерстяном свитере неудобно сидел за массивным столом, заваленным бумагами и чертежами. На нем не было ни формы, ни погон, но по обветренному лицу с резкими морщинами на лбу и возле рта Шевцов понял – это капитан. Вытянутая правая нога капитана покоилась на сиденье мягкого стула. Ботинок на ней был не меньше 45-го размера. Из-под вздернувшейся штанины выглядывала марлевая повязка.

Напротив капитана, по-медвежьи ссутулив широкую спину, мрачно давил локтями стол главный механик – "дед"- с четырьмя золотыми шевронами на рукавах. Рядом с ним – в неудобных позах трое в штатской одежде, с касками на головах – с судоремонтного завода.

– Разрешите представить – главный судовой врач, – отрекомендовал Шевцова главпом.

Приход главного помощника и доктора на полуслове прервал неприятный разговор о ремонте двигателя, и лица у всех были красные и сердитые. Капитан повернулся вполоборота к двери. Выпуклые серые глаза уставились на Шевцова. Капитан хмуро оглядел его и неожиданно спросил:

– Вы женаты, доктор?

– Да, – удивленно ответил Виктор.

– Хорошо, приступайте к своим обязанностям.

Шевцов взглянул на вытянутую ногу капитана и, поколебавшись, осведомился:

– Моя помощь не нужна?

– Нет. Вы свободны.

"Вот и все, – уже за дверью каюты подумал Виктор, – ему тоже не до меня".

В коридоре главпом остановил его.

– Доктор! – официальным голосом произнес он. – Срочно ознакомьтесь с медсанчастью и доложите мне медицинскую готовность судна!

"Срочно! – возмутился Шевцов, глядя вслед по-гусиному вышагивающему главпому. – Лучше бы показал мне, где эта медсанчасть находится…"

Поразмыслив, Виктор решил вначале познакомиться со вторым судовым врачом – Василием Федотовичем Сомовым. Они уже встречались мимоходом в отделе судовой медицины. Сомов спросил тогда флагманского врача, кто из них идет главным. Узнав, что не он, а Шевцов, Василий Федотович обиженно, как показалось Виктору, поджал губы. Впрочем, обижаться он был вправе: майор-отставник, флотский терапевт, Сомов из своих пятидесяти лет тридцать провел на флоте… На "Садко" плавал пятый год и, конечно, знал судно, как родной дом. Правда, Шевцов мог бы тоже кое-чем похвастать. Но только на берегу…

Шевцов спустился на пять палуб вниз, нашел дверь с надписью "Судовой врач" и вежливо постучался.

В тесной каюте с одним иллюминатором у узкого стола стоял сухопутного вида толстяк в зеленой, в полоску пижаме. По-птичьи склонив лысоватую голову, он осторожно лил крутой кипяток в заварной чайник.

– А, Виктор Андреевич! Прошу!

Сомов сделал строгое лицо – согласно уставу, на правах старшего по званию, да и по возрасту. Но потом посмотрел на свою пижаму и на ноги в шлепанцах, махнул рукой и засмеялся:

– Чайку желаете? Настоящего, флотского?

У Шевцова отлегло от сердца.

Они попили чайку, крепкого, цветом похожего на йод, потом выпили по рюмке водки за знакомство и еще налили чаю. После этого Шевцов позвонил главному и доложил, что медчасть в полной боевой готовности.

Так это или нет, ему еще предстояло узнать в течение многих недель. Как он сработается с Василием Федотовичем? Что представляют собой две молодые медсестры, которые идут в рейс? Как пройдет испытание "психологической совместимости в замкнутом пространстве"?

Знойная духота тропиков, качка, болезни и капризы пассажиров, бесконечная война с карантинными властями, операции в штормовом океане – все это будет потом. А пока…

Шевцов, извинившись, сбросил пиджак и развязал галстук. Хозяин в кресле удобно вытянул короткие ноги в пижамных брюках.

– Я ведь, Василь Федотыч, профан в морской медицине, – говорил Шевцов, аппетитно прихлебывая огненный чай из вместительной чашки. – Вся надежда на ваш опыт и знания. Вы настоящий клад для меня…

Лицо Сомова раскраснелось от удовольствия. От глаз побежали добрые лучики. Он крякнул, открыл банку с пахучим табаком "Клан" и туго набил свою черную, крючковатую трубку.

– Да, это конечно… В море всякое бывает… – говорил он, потягивая ароматный дымок из прокуренной трубки. – Вот, помню, как-то…

Они сидели, довольные друг другом, курили, пили чай вприкуску и вели неторопливую беседу, как давнишние добрые знакомые.

7.30 утра. Кают-компания. Просторное помещение с широкими иллюминаторами. Палуба застелена однотонным бордовым ковром. В центре – длинный стол на тридцать персон. Почти все места заняты – офицеры "Садко" завтракают. За столом тишина. Прежде чем отодвинуть кресло и сесть – церемонное "Разрешите?" к сосредоточенно жующему капитану.

У каждого свое постоянное место в соответствии с рангом. Во главе стола – красное кресло капитана. Остальные кресла нейтральной желтой обивки. Место главного врача недалеко от капитанского – третье по правую руку.

На столе масло, сыр, подают шипящую яичницу. Шевцов незаметно оглядывается по сторонам, опасаясь нарушить какую-нибудь морскую традицию принятия пищи. Заодно присматривается к шевронам на рукавах и погонах, стараясь определить, кто есть кто. Вспоминает, как в поезде ему сказали, что нашивки на рукавах ввел Петр I, чтобы господа офицеры рукавом не вытирали рот… Неужели правда?

На Шевцове сегодня тоже форма! Черный двубортный мундир с золотыми пуговицами и тремя внушительными шевронами на рукавах. Чувствует он себя в ней пока неловко, мучает желание расстегнуть пуговицы. Тем не менее не без тщеславия посматривает на свое отражение в зеркальной полировке стенных шкафов и явно сам себе нравится… Не считая капитана, только у троих офицеров нашивок больше, чем у него. Кто бы подумал, что он так честолюбив!…

"А что, медицина – это большая сила, – задумывается доктор, наливая себе в стакан чай. – Мало ли что может случиться в дальнем плавании да еще в тропических широтах? А желтая лихорадка, натуральная оспа, чума, холера?… А полостная операция в бушующем океане? Я звоню на мостик, требую сбавить обороты, изменить курс, лечь в дрейф – речь идет о спасении жизни человека!"

– Доктор, чай на стол потечет… (Ого! Стакан уже с верхом.)

– Спасибо, что-то замечтался.

Движение соседнего кресла окончательно выводит Шевцова из транса. Испросив разрешения, за стол рядом с ним грациозно усаживается вчерашняя "Мона Лиза", затянутая в темно-синюю офицерскую форму. Она села, повела ярко-синими глазами в его сторону, и в них промелькнуло изумление. И даже щека с маленькой родинкой чуть покраснела, – по крайней мере, так показалось доктору.

Кстати, у нее на погонах тоже было три золотые нашивки, но третья уже, чем у главного врача. Это было одно из самых приятных для него открытий первого дня.

Вставая из-за стола, Шевцов уже довольно уверенно произнес положенные "Прошу разрешения?" и "Приятного аппетита!". Первый раунд он выдержал.

На судне обстановка – как на премьере перед началом спектакля. Еще расставляют декорации, а зрители уже нетерпеливо хлопают, и занавес ползет вверх.

Завтра – последний день. Завтра отход, а ремонт еще не окончен. По ночам стучат молотки, грохочут какие-то трубы, шипит сварка. Матросы и мотористы "Садко" вкалывают без отдыха – помогают заводским рабочим. Все в волнении: успеют или нет?