Мы продолжали плестись по болоту. Атаки комаров не ослабевали ни на минуту. Не хватало уже сил отдирать пиявки от тела. Жажда высушила нам рты, губы потрескались. Над грязью сверху была вода, но, идя, мы сами же мутили ее, так что не могли сделать ни одного глотка. Солнце палило. Впрочем, может быть, и не так сильно, как нам казалось: вода многократно отражала его диск, а влажные, зловонные испарения болота делали солнечное тепло невыносимым.

— Остров! — воскликнул янки радостно. И тут же, опомнившись, повторил вполголоса, почти шепотом: — Остров!

Я взглянул на него. Он успел состроить безразличную мину, но после такого радостного восклицания это было уже напрасно.

Насколько ему тяжелее, чем нам! Мое к нему расположение от этого открытия еще больше возросло. Его я, безусловно, считал самым лучшим парнем из нас четверых.

Остров, однако, оказался не миражом, а осязаемой действительностью, он принял нас, совсем обессиленных, на свою спину. Мы были приятно удивлены еще и тем, что остров оказался довольно обширным и богатым растительностью.

— Сто шагов вдоль и сто поперек! — сообщил Хорст. Верный своей педантичности, он тотчас же измерил наше новое владение.

— Кругом болото! — заключил Рикардо, и это было важно с точки зрения нашей безопасности.

Я тоже принес не менее отрадную весть.

— Райское изобилие! — показал я им свою шапку, наполненную яйцами в мягких скорлупках, похищенными у ящерицы, видимо из семейства игуан.

— Разве они съедобны? — покрутил носом наш пилот, по-видимому никогда не пробовавший подобных вещей.

— Что за вопрос! Они просто божественны! — изливал свои восторги Рикардо.

Он тотчас же приказал мне достать нашу единственную кастрюлю.

— Вскипяти воду! — снова распорядился он. Сам же стал шарить среди кустов и деревьев, обрывая то листок, то ягодку.

— Будет, братцы мои, такой супчик, что сам Кеннеди пальчики облизал бы! — При этих словах кубинец подмигнул янки.

В ожидании пиршества — к тому же не мешало восстановить силы — мы прилегли у огня. Разговаривать охоты не было, все молчали.

Вдруг Вилли, наш пилот, вне себя от страха вскочил на ноги. Цветущее лицо его теперь стало мертвенно-бледным.

— Что это? Что это? — проговорил он, едва дыша. — Земля трясется!

Тут и мы заметили колебание. Рикардо и Хорст прыснули в кулак. Даже в своем теперешнем плачевном положении мы не могли подавить рвавшийся наружу смех, настолько комичным казался нам испуг неопытного соучастника нашего похода. Что до нас, то мы уже встречались с подобным явлением.

Я достал свой крепкий, надежный нож и опустился на колени возле вздрагивавшего и все больше и больше вздымавшегося песчаного холмика.

Мы не ошиблись. Костер мы разожгли как раз над ложем дремлющего крокодила, зарывшегося в болотную слякоть под слоем сухой земли. Шум наших шагов и огонь разбудили облаченную в панцирь глыбу.

Крокодил лениво вылезал на божий свет, длительный покой расслабил его мышцы и рефлексы.

Не дожидаясь, пока он окончательно очухается, я бросился на него и дважды воткнул нож ему под переднюю лапу — это наиболее уязвимое у крокодила место.

Великан передернулся пару раз, взметнул хвостом землю. К счастью, не так сильно — попадание было точное, не то было бы, если бы я промахнулся.

Наша добыча представляла собой гигантский пятиметровый экземпляр с узким сморщенным носом.

— Ну, мы надолго обеспечены мясом! — ликовал Рикардо, едва сдерживаясь, чтобы не пуститься в пляс. Признаться, и я был рад: больше нам голод не грозил!

Что и говорить, болота — не джунгли в смысле гостеприимства. Значительно скромней и реже накрывают они для странника стол, заставляя довольствоваться своими скудными «деликатесами» даже таких брезгливых едоков, как я.

Мы улеглись спать тут же, на острове. Было бы безумием на ночь глядя пускаться в путь к неведомым опасностям. Времени у нас было вдоволь, в этом смысле мы могли считать себя миллионерами…

Теперь мы все чаще наталкивались на мелкие островки. А на пятый день мы вышли из болот.

— Прошу вас, будьте осторожны! — простонал Рикардо. — День ото дня ему становилось все хуже — такой тяжелый путь ему был не под силу.

— Я пойду вперед, на разведку! Осмотрю окрестность! — предложил Вилли. Заметив, что мы в нерешительности, он поспешно добавил: — До сих пор все делали вы, и мне как-то неудобно.

— Хорошо! — принял решение Рикардо. — Ступай!

Вилли повеселел. Приложив руку к фуражке, он тут

же исчез в кустах.

— Следовать за ним! — коротко распорядился Рикардо.

Меня обрадовал его приказ.

«Гляди-ка, сколько скрытой доброты в этом взбалмошном южанине!» — подумал я. Во время этой операции в моем отношении к нему произошло равновесие: он стал притягивать меня в такой же мере, в какой до сих пор отталкивал!

Вскоре мы достигли края девственного леса. Перед нами расстилались обработанные поля. Посевы риса сменялись посевами бататов и маниока. Вдалеке темнела зелень сахарного тростника. Примерно в трехстах-четырехстах метрах от нас стояло несколько крытых соломой типичных хижин кубинских крестьян. Хижины казались вымершими. Их хозяева, видимо, трудились в поте лица на полях.

Вилли, вместо того чтобы вернуться, неторопливо шел в сторону селения. Крикнуть ему мы не решались, оставалось выжидать, что будет дальше. Он же шел беспечно, вразвалку. Правда, правая рука его была в кармане.

«Он держится за пистолет!» — понял я и пожалел, что мы не снабдили его французским ножом. Защищаться, если до этого дойдет, он смог бы и им, а шума не наделал бы.

У меня появилось дурное предчувствие. Меня нервировала эта зловещая, напряженная тишина.

Ух, как медленно ползет время. Ему осталось еще пройти пятьдесят метров! Еще десять! Уже только три! Хоть бы он вернулся! Почему он не уходит оттуда?

Долговязый янки дошел до первой хижины. Толкнул дверь. И пропал в доме.

Он долго не появлялся, и это начало уже не на шутку волновать меня.

Внезапно из открытого окна вырвался пронзительный женский крик и тут же замер.

Снова воцарилсь тишина.

Но и в этой тишине продолжал звенеть у меня в ушах душераздирающий крик. Это было зловещее, пугающее безмолвие.

Наконец в дверях появился Вилли. Он нес женщину, обхватив ее одной рукой, другой рукой он зажимал ей рот. Мы видели, как она билась в его руках. Видели и то, что Вилли беспомощен, что не знает, как ему быть.

— Пристукни ее, обезвредь, идиот! — шипел рядом со мной немец.

Из гущи сахарного тростника стрелой вылетела девушка.

— Мама! Мама! — кричала она.

В руках девушка сжимала винтовку, на бегу заряжая ее.

Женщина же, которая, как нам показалось, потеряла сознание, неожиданно вцепилась в руку янки.

Сначала он силой пытался отодрать впившиеся в него пальцы, затем — другого выхода у него не было — ударил ее пистолетом по голове.

В эту минуту девушка прижалась к стене дома и направила ствол винтовки на Вилли.

Почти одновременно прозвучали два выстрела, тихий и громкий. Вилли выстрелил на миг раньше, благодаря чему на несколько минут продлил свою жизнь.

Стройное тело медленно сползало на землю, тонкие пальцы растерянно искали опору.

Из зарослей сахарного тростника с диким криком выскочило с десяток крестьян в широкополых соломенных шляпах. У каждого в руках была винтовка.

Долговязый янки стоял, точно к земле прирос, и полными ужаса глазами смотрел на них. Затем, круто повернувшись, большими прыжками помчался прочь.

Я очнулся оттого, что рука Хорста судорожно сжимает мое запястье.

— Не глупи! — шептал он. — Одно неосторожное движение — и мы все погибли!

Только тут я осознал, что делаю: лихорадочно, бессознательно подняв свой автомат, я целюсь в крестьян, которые потоком стекаются со всех сторон.

Раздались выстрелы. Один… другой… Целые очереди. Вилли внезапно остановился. Раскинул руки и упал ничком на землю.

— В самое сердце! — определил тоном специалиста немец.