Мое лицо, видно, стало багровым. На висках забились жилы, казалось, они вот-вот лопнут. Я должен был прижать ладони к вискам.

— Мразь! — прошипел я по-венгерски.

— Что ты сказал! — Рикардо, видимо, заметил что-то по мне, так как положил свою руку на мою.

В эту минуту пилот обернулся к нам.

— Хэлло, мальчики! Мы уже летим над Кубой!

Мы в миг позабыли обо всем — и об увлечениях, и об антипатиях. У нас дыхание сперло. Мы сидели теперь молчаливые, собранные. Возможно, даже ни о чем не думали или, наоборот, слишком много мыслей проносилось в наших головах, но, как бы там ни было, в моих воспоминаниях последние четверть часа полета были пусты, бесплодны, бесконечны.

— Сейчас прибудем! — пробормотал Рикардо, когда молчание слишком уж придавило нас.

Тоже мне «предсказатель»! Едва успел он произнести последний слог, как дрогнуло сердце нашей стальной птицы. Один за другим последовали воздушные толчки.

— Нас обнаружили! — побледнев, воскликнул Хорст. И куда делась его удаль!

Началась пляска смерти. По нашему самолету стреляли. Выстрел следовал за выстрелом. У этих бородатых парней, видно, пушек было немного, но целились они дьявольски точно.

Нас опять тряхнуло, на этот раз особенно сильно. Мы чуть было не слетели со своих мест. И тут же явственно услыхали треск со стороны носовой части самолета.

— Спокойствие, мальчики! — зазвучал из репродуктора голос пилота. — Попали в нашу старую рухлядь, но особой беды нет. Мы вышли из поля действия их рогаток. Я попытаюсь посадить эту махину где-нибудь на твердой почве, а там уж все будет зависеть от нас. На худой конец вас будет не трое, а четверо, только и всего, — если вы, конечно, захотите принять в артель подобного мне дилетанта!

Хотя в последней его фразе и чувствовалась горечь потерпевшего поражение человека, тем не менее предсмертное остроумие и хладнокровие летчика вызывало восхищение. Мне стало даже неловко: ай да суперсолдаты с блестящей тренировкой, чуть было не струсили, в то время как этот человек, которого спустя несколько часов ожидал домашний очаг, принимает беду не моргнув. Долговязый парень еще больше вырос в моих глазах.

— Какие у тебя планы? — спросил его Рикардо.

— Посадить машину! — услыхали мы лаконичный ответ.

— А как ты думаешь, где мы теперь?

— Точно не знаю, у меня не было времени для штурманских наблюдений, но, мне кажется, восточнее Камагуэя.

— Повернуть можешь?

— Рискованно. Можно потерять высоту.

— Но ведь это необходимо! Чем ближе подберемся мы к берегу Карибского моря, тем больше шансов на спасение. Болото нас укрыло бы!

— О’кэй!

Теперь только обратили мы внимание — до сих пор не до этого было, — что ночную тьму уже сменил предутренний рассвет. Мы все трое приникли к окну.

— Ух ты! — Восклицание Хорста выразило общие чувства. Мы увидели, как низко летим. Вот-вот заденем верхушки деревьев. И куда ни глянь — повсюду лес, лес и лес.

— Я вижу поляну. Сейчас попробую сделать посадку! — сообщил наш пилот, наш отец и бог. Оправдались слова майора в Рио-Хато: от этого человека зависела наша судьба, наша жизнь.

— Вот, начинается болото! — Следя взглядом за пальцем Рикардо, мы тоже заметили блеск воды сквозь ветви. Значит, болото находилось неподалеку от поляны.

Как летели минуты, никто уже не замечал. Мы были поглощены собственным стремительным полетом.

Сплошной ковер зеленой листвы создавал впечатление, что под нами бушует хлорофилловый океан.

Но вот мы достигли ближнего берега этого лесного океана. Колеса, подпрыгивая, прошуршали над землей.

Ох, с какой бешеной скоростью летят на нас деревья, обрамлявшие впереди поляну! О небеса! Мне показалась эта поляна обширной! А она так мала! Мала! Боже мой, до чего же мала! Надо бы написать Магди ответ. Последнее письмо… Треск, гул. Будто рухнула вселенная. Полетели стекла, в окна ворвались ветви. В лицо мне врезался осколок. Под скулу. Затем на меня опустилась глухая тишина. Я почувствовал, что за шиворот мне льется кровь. И больно. Страшно больно. Ну, если больно, значит, жив! Жив! Жив! Жив! А что с остальными?

Первым я увидел Хорста. Он сидел возле своего кресла на полу, обрезая на себе лямки парашюта. Разглядел и Рикардо. Он прокатился вперед до самой перегородки. Лицо его искажала страдальческая гримаса. Он лежал на спине, левой рукой ощупывая правое плечо. Под пальцами на его гимнастерке темнело большое пятно.

— Что с тобой? — спросил я.

— Перелом! — скорее прошипел, чем проговорил он.

Тут я вспомнил про пилота. Бедняга! Исключено, чтобы он уцелел!

Я раздраженно крикнул копошившемуся на полу Хорсту:

— Помоги Рикардо! Я взгляну на нашего атамана!

Я искренне жалел долговязого парня, проявившего во время беды такое мужество. Ведь в конечном счете мы только ему обязаны нашим спасением.

Я чуть было не упал в его кабину: когда я взялся за ручку двери, изнутри ее распахнули.

Это было невероятно: тот, кого я оплакивал, стоял передо мною целехонек и невредим. Только лоб его разделила надвое царапина. И все.

— Бог милостив! — воскликнул я. Мое восклицание походило на молитву.

— Ладно, ладно! — проворчал немец. — Будут тебе не такие «милости», если мы еще проваландаемся тут!

В самом деле, взволнованные всем происшедшим, мы забыли о действительности. Забыли о своем истинном положении, которое едва ли можно было назвать благополучным.

Хорст прав. Если мы хотим избежать плена, то должны немедленно уходить.

Я склонился над Рикардо. Перелом имел довольно скверный вид. С трудом я снял с него одежду, клочья которой врезались в рану. Он стиснул зубы. И даже не застонал. Меня поразила выдержка этого человека.

Для того чтобы двинуться с места, нужно было первым делом оказать помощь раненому. Я быстро отдавал приказания Хорсту:

— Воды!

— Наломай веток!

— Пинцет!

— Коробку с перевязочным материалом!

Дело подходило к концу, когда взгляд мой упал на руку, протягивавшую мне ножницы. Она показалась мне незнакомой. У Хорста совсем не такая рука!

Я посмотрел вверх, и мой взгляд встретился с серьезным взглядом пилота.

— Мы теперь одно целое! — Он почувствовал необходимость сказать что-то.

Меня охватила приятная теплота. Хорошо было сознавать, что он с нами. Я не мог бы объяснить почему, но ему я доверял больше, чем немцу.

— Ну, можем идти! — сказал я, поднявшись.

— Еще нет, — остановил меня Хорст.

Я тотчас же сообразил, в чем дело.

— Ты прав! Нужно сжечь машину!

Эта задача не была для нас проблемой. Спустя несколько минут пламя уже поползло вверх по фитилю.

Мы собрали свое снаряжение. Вещи Рикардо поделили между собой. С него было достаточно и того, что он шел на собственных ногах.

Мы пробирались по кедровому лесу. Под ногами хлюпала вода. Значит, начинается царство болот.

Вдруг взрыв сотряс воздух. Ветки тревожно зашептались, будто перед грозой.

Мы оглянулись. Над лесом поднимались густые, темные клубы дыма, заволакивая небо.

— Прощай! — вздохнул долговязый парень. Видно было, как близко к сердцу принял он гибель своей машины.

Лес был редковатый. Мы едва успели прохлюпать несколько метров по болотистой почве, как с высоты до нас донесся знакомый колокочущий гул.

— Вертолет! — установили мы, произнося это слово шепотом, хотя в этом не было нужды: слуха находящихся на вертолете людей все равно наши голоса не достигли бы.

Мы поспешно спрятались в гуще кустарника. Отсюда наблюдали, как вертолет, вращая как крылья ветряной мельницы, винтами, спускался все ниже и ниже.

— Он уже над обломками нашего самолета! — сказал Рикардо.

Мы переглянулись и кивнули. Теперь все зависит от того, в каком виде сейчас эти обломки, насколько самолет успел обгореть за это время. Ежели вид его удовлетворит кубинцев, то, быть может, они не станут разыскивать пассажиров.

— Будьте покойны, от него одно воспоминание осталось. Без сомнения, они решат, что мы погибли во время вынужденной посадки!