В канун Нового года трудолюбивая Зося пошла в амбар, сусек подмела, горсть мучицы собрала — детям на лепёшку. А ворота Янины широко раскрыты, шум и трезвон на всю улицу, издалека жареным пахнет. Музыка играет, гости краковяк отплясывают.

Под вечер поднялась метель, белой птицей носится. И вот из лесу вышел дряхлый старик. Ёлки да берёзки в пояс ему поклонились, медведь проснулся, из берлоги своей выполз, руку старику лизнул.

Пошёл старик в село, на крыльцо к богачке поднялся, стал хозяйку просить:

— Милостивая пани, позволь в твоём доме переночевать.

— Нечего, нечего, откуда пришёл, туда и проваливай! Мой дом только для богатых гостей открыт! — крикнула Янина и захлопнула дверь перед самым его носом, чуть бороду не прищемила.

Ничего не сказал странник, только вздохнул, и побрел в лачужку бедной Зоси. Открыл дверь как раз в ту минуту, когда хозяйка из печки горячую лепёшку доставала.

Зося слова старику не дала сказать, тотчас же воскликнула с улыбкой:

— Милости просим, гость дорогой! Садись к огоньку, согрейся! Сейчас ужинать будем. Только ужин у нас не того, но что для всех — то и для тебя: горячей лепёшки кусочек, картошечек и медку ложечку, я его с осени для праздника сберегла.

Поблагодарил старик хлебосольную хозяйку, согрелся у огня, сел за стол. Скудным был бедняцкий ужин, зато весёлым! Старик детишкам сказки стал рассказывать, рычал медведем, тявкал лисой, жужжал, словно жук, соловьём заливался — знал он голоса всех животных и птиц. Когда детей стало в сон клонить, старик поднялся из-за стола, свернулся калачиком возле очага и захрапел.

Рано утром проснулся, стал в дорогу собираться. Зося взяла последнюю корочку хлеба и сунула её в старикову сумку. А он усмехнулся и промолвил:

— За что ни возьмёшься с утра, до вечера не переделаешь, хозяйка!

Удивилась вдова такому пожеланию, но промолчала.

— Через год опять жди меня. Только никому про меня не рассказывай.

Попрощался старик и не успел через порог перешагнуть, как исчез, будто в тумане растаял.

Проснулись друг за дружкой детишки, есть запросили. Стала Зося голову ломать — чем бы семь голодных ртов накормить. Последнюю-то корочку старику в дорогу отдала! И тут она припомнила, что остался у неё в сундуке кусок тонкого полотна от девичьего приданого. Богатая соседка давно уже на него зарилась. Хотела купить, да мало денег давала. Зося тогда не согласилась, но сейчас, слушая плач голодных детей, решила его продать. Открыла сундук и сказала себе:

«Дай-ка смеряю хоть, сколько в нём локтей!»

Принялась мерять полотно. Меряет, меряет, а полотну конца нет, словно молочный ручей из сундука вытекает, полкаморки заняло.

Позвала она детей на помощь. Меряют-меряют — измерить не могут. Полотно до потолка лачужку забило, сесть некуда.

Солнце на полдень глядит, а полотно не кончается да не кончается. Позвали на помощь соседок. Меряют-меряют, полдвора полотном устлали, а оно знай течёт из сундука.

Солнце к закату склоняется. Во дворе уже места нет, вышли все на улицу. Меряют, складывают, никак не могут измерить. Уже в потёмках, когда солнце за гору зашло, кончилось полотно, и Зося захлопнула крышку сундука.

Все вздохнули с облегчением, смерив полотно.

Утром соседи погрузили полотно на девять телег, и Зося повезла его в Краков. А там в тот день была новогодняя ярмарка. Купцы расхватали у неё полотно, такое оно было тонкое, крепкое и белое, как снег, — словно никто к нему не притрагивался. Такого отменного полотна никто ещё не видел, и Зося получила за него много денег.

Накупила Зося тёплых одёжек для детей и вернулась домой с богатыми гостинцами. Весной построила новый дом с красивым палисадником, завела кур, поросят, корову — чтобы были у детей и яички, и мясцо, и парное молоко. Зажили они в новом доме, если не богато, то в довольстве, а голод в трубу вылетел. Зося по-прежнему была трудолюбива, соседям помогала, каждому страннику приют давала, и все радовались её счастью, никто ей не завидовал.

Только злая Янина — как пани Лиса хитрая, как пан Волк ненасытная — от зависти сна лишилась. Думала она, раздумывала, никак в толк взять не могла, откуда у бедной вдовы столько полотна нашлось. А Зося молчит, ни словом не обмолвится, как старик ей велел.

Так прошло лето, миновала осень, зима постучалась в обледенелые окошки. После долгих размышлений Янина наконец придумала, что ей делать. Поехала в Краков, купила у аптекаря разговорный порошок, что язык развязывает. Вернувшись домой, высыпала она порошок в подогретое вино, вино в кувшин налила, стол узорчатой скатертью застелила, ветчины и медовых пряников принесла и послала детей соседку в гости звать.

Зося пришла, поклонилась, улыбнулась — ей было невдомёк, что соседка недоброе задумала. А та знай угощает гостью, вина ей подливает. Разговорный порошок развязал вдове язык. Так и так — рассказала Зося Янине всё как было.

Только Зося ушла, та стала волосы на себе рвать с досады:

— Я пани Лису перехитрила, пана Волка до слёз довела, как же я не догадалась этого колдуна к себе пригласить! Но что было, то было — он ведь опять явится, тут уж моё от меня не уйдёт.

И вот утром накануне Нового Года хитрая Янина отпустила всех своих батраков по домам — пусть дома праздник встречают, и гостей не созвала. Не хотела, чтобы кто старика увидел. А детей за околицу услала стеречь, когда старик из лесу выйдет.

Начало смеркаться. Поднялась метель, белым лебедем закружилась. Прибегают дети и кричат:

— Матуся, матуся, дед из лесу показался!

Янина скорей стол накрыла, детей за стол усадила, каждому по куску хлеба с салом в руку сунула, но при этом строго-настрого запретила есть. Потом выбежала на улицу, встретила старика и с почётом в дом к себе повела.

— Будь гостем, милостивый пан! Отдохни, согрейся, закуси, чем Бог послал!

А старик нахмурился и спрашивает, как это с прошлого года она так подобрела.

— Так то ведь не я была, — ответила хитрая Янина. — В прошлом году тебя сестра моя встретила. Мы с ней близнецы, как две капли воды друг на дружку похожи, только вот сердца у нас разные: у сестры злое, у меня — доброе.

— Ну, каково сердце, такова и награда будет! — промолвил старик и вошёл к ней.

Янина тотчас же вырвала из рук детей хлеб и сало и всё отдала гостю. Тот поел, водицей запил и спать возле печи улегся. Утром, ещё до свету, поднялся и собрался уходить. А у Янины глаза, как у хорька, сверкают — ждёт не дождётся, что ей старик на прощанье скажет.

А он сказал ей то же, что и Зосе:

— Всё, за что ни возьмёшься с утра, до вечера бы тебе не переделать, хозяйка!

Шагнул за порог и пропал, словно в тумане растаял.

А Янина, не теряя времени, к сундуку кинулась. Не полотно мерять собралась, а золотые дукаты считать. Второпях споткнулась она о ведро и опрокинула его, вода и пролилась. Дети от шума проснулись и стали воды просить. А другого ведра в доме, как на грех, не было. Что тут делать?

«Ладно, принесу воды, чтобы пострелята в покое меня оставили, пока я дукаты считать буду», — решила Янина, взяла ведро и поспешила к колодцу. Налила полное ведро и пошла домой, да на пороге споткнулась и всю воду разлила. А дети в голос ревут, воды просят. Вернулась Янина к колодцу, наполнила ведро, а на пороге опять споткнулась и воду всю до капли разлила. Пошла в третий раз, в четвёртый, в пятый. Солнце на полдень глядит, а Янина всё не может до дому воду донести.

Позвала она на помощь детей. Дети соседок позвали. Янина, дети, соседки — все за ведро берутся. Несут, несут, а донести до дому не могут — на пороге споткнутся и всю воду до капли разольют. Опять к колодцу иди!

А солнце уже к закату склоняется. Позвали соседки на помощь Зосю. Зося взяла ведро, ни капли не разлила, отнесла в дом к Янине и в угол поставила.