Изменить стиль страницы

— Точка, сработано! — сказал Хаджи. — Кажется, мы поймали что-то важное.

— Скажи точнее — поймал Миша Гора!.. А теперь бы не упустить!

— Согласен, командир!

Недаром говорят, что хорошая подготовка и организация — три четверти успеха. Гора и другие разведчики без напоминаний понимали, что от них требуется. Радисты штаба едва успели передать в Барановичи требование проследить, куда направлен эшелон с «тиграми», как уже пришло сообщение, что эшелон двинулся на Минск...

Москва запросила, сможем ли мы принять самолет и передать обрывки немецкой газеты с сообщением о «тиграх» в Центр?

Мы ответили, что можем.

Самолет приземлился в назначенное время вблизи Ляховичей. Мы вручили летчику пакет с тщательно разглаженными обрывками газеты, и машина исчезла в предрассветном небе.

Днем нас известили, что пакет получен, и вновь поблагодарили за отличное выполнение задания.

Мы передали благодарность Центра всем подразделениям.

А вскоре началась битва на Орловско-Курской дуге,

[201]

где фашистское командование впервые применило танки «тигр» и самоходные орудия «фердинанд».

Как известно, появление этих танков не было неожиданностью для наших войск. «Неуязвимые» машины гитлеровцев заполыхали, словно факелы...

С гордостью за своих товарищей думаю я сейчас, что в своевременной информации, переданной главному командованию Красной Армии о «тиграх» и «фердинандах», в том, что козырь гитлеровского командования был беспощадно бит в первых же сражениях лета сорок третьего года, есть доля и нашего труда.

Совсем недавно, работая над книгой, я встретился с бывшим начальником разведки Воронежского фронта генерал-майором И. В. Виноградовым.

— Скажите, пожалуйста, — спросил я, — вы получали в июне сорок третьего предупреждение из Центра о «тиграх»?

— Конечно, получали, — ответил он. — Нам приказано было установить, когда и на какие участки прибывают эти танки и самоходки.

— Установили?

— А как же? Специально выбрасывали в тыл фашистам группы фронтовой разведки, вели авиационное наблюдение. Засекли голубчиков как миленьких. Наши хлопцы проследили, где производилась выгрузка танков, подсчитали, что с первым эшелоном прибыл батальон «тигров», ну а потом точно установили, на какой участок фронта проследовал этот «тигровый батальон»... А почему вы спрашиваете, полковник?

— Наши товарищи тоже выследили «тигров».

— О!.. А знаете, какое решение приняло командование в связи с прибытием «тигров»?

— Нет. Слышал, что бойцов готовили, учили, как бороться с «тиграми».

— Это само собой. Но тогда же было решено зарыть в землю целую нашу танковую армию. Армию Ротмистрова. Случай вроде небывалый в истории танковых битв, но решение оправданное. Орудия у «тигров» были мощные, но наши зарытые танки оказались им не по зубам. Зато наши танковые орудия и снаряды отлично прошивали боковую и затылочную броню «тигров». Так что заполыхали они, как пасхальные свечки!

Слушая И. В. Виноградова, я опять вспомнил своих боевых друзей...

[202]

19

Лето сорок третьего года вошло в историю Великой Отечественной войны грохотом и скрежетом небывалой танковой битвы на Орловско-Курской дуге.

Там, на орловских и курских полях, был эпицентр войны.

Насмерть стояли советские солдаты. Сдержав отчаянный порыв немецко-фашистских войск, выбрав момент, Красная Армия нанесла удар такой сокрушительной силы, что стало ясно: больше гитлеровцам не наступать, инициатива окончательно вырвана из рук противника, он сломлен, морально оглушен, и час освобождения советской земли от оккупантов близок.

Но мы знали: победа не приходит сама. Знали, гитлеровские войска не побегут к границам рейха, бросая оружие и не оказывая сопротивления.

Еще не были отброшены фашисты от Ленинграда, еще сидели они на Украине и в Белоруссии, в Крыму и на Кавказе. Перед нашими наступавшими войсками еще лежали тысячи верст пути. Еще продолжала литься кровь. Сотням тысяч матерей предстояло рыдать над похоронными извещениями.

Но мы наступали. Мы наносили удар за ударом. Столица все чаще салютовала своим солдатам, освобождавшим родные города.

* * *

Разгром гитлеровских захватчиков на Орловско-Курской дуге, успешные наступательные действия на Южном и Центральном фронтах в корне изменили обстановку.

Уже в июне Центр запросил наше мнение о перебазировании соединения дальше на запад.

Мы в штабе полагали, что разумнее всего было двигаться на Раву-Русскую, Люблин и Дрогобыч, однако в очередной телеграмме Центр сообщил, что намерен перебросить нас под Лиду.

Как говорится, сверху виднее. Мы были у Центра не одни, и Москва сама решала, кто и где принесет большую пользу.

Выполняя директиву Центра, мы подготовили для переброски под Лиду отряд Картухина в составе трехсот

[203]

человек. В задачу Картухина входили разведка и подготовка баз для основных сил соединения.

В связи с тем, что предполагалось уходить из прежнего района действий, следовало позаботиться о руководстве остававшимися разведчиками.

Михаилу Горе пришлось посидеть под Барановичами и хорошенько прощупать там почву, прежде чем в июле он смог подготовить условия для засылки в Барановичи и легализации в этом городе радистки из Центра.

Гора с помощью Лиходневского и Паровозова выяснил, что радистке можно оформить документы на имя жительницы Барановичей Вали Соломоновой, которую в числе многих сотен других девушек фашисты вывезли в Германию и которая по состоянию здоровья была освобождена от работы на химическом заводе в Бреславле. Предполагалось, что радистка прибудет на центральную базу, затем ее перебросят в наши отряды под Брест, а уже из Бреста она явится в Барановичи...

К сентябрю мы получили возможность создать в Барановичах еще одну радиофицированную разведывательную группу. На этот раз мы просили прислать радистку с документами на имя уроженки города Ржева Веры Порфирьевны Мезенцевой, двадцатого года рождения, белоруски по национальности.

Радистка должна была знать, что паспорт она получила в 1939 году в Ржевском районном отделении милиции сроком на пять лет, что в 1940 году окончила школу и некоторое время работала счетоводом в коммунхозе, но к моменту оккупации Ржева находилась на иждивении родителей. В январе 1943 года ее увезли в Бреславль, там работала на заводе, по болезни была освобождена и в июле выехала к родственникам в Барановичи.

Мы сообщили Центру, какие регистрационные немецкие отметки должны быть проставлены в паспорте Веры Мезенцевой, и передали, что если нет возможности снабдить радистку пропуском в Барановичи из Германии, то можно дать ей пропуск из западных областей Белоруссии. Однако в любом случае пропуск в Барановичи должен быть у нее обязательно.

За июль — август наши разведчики наметили возможные конспиративные квартиры и в Барановичах, и в Бресте, и в Ковеле, и в Сарнах, и в Луцке, и в Пинске.

Мы сообщили Центру, что практически имеем неограниченные возможности для легализации радистов и раз-

[204]

ведчиков почти во всех городах, примыкавших к району наших действий.

Центр сразу запросил, нельзя ли готовить радистов на нашей центральной базе.

Готовить радистов на месте мы, к сожалению, не могли, но на всякий случай передали, что требуется для организации учебы. Однако в дальнейшем этот вопрос больше не поднимался. Нас просили только продолжать поиски подходящих людей, биографические данные которых можно использовать для проживания направляемых Центром товарищей в тылу у гитлеровцев, и сообщать о возможностях организации конспиративных квартир.

Конспиративные квартиры интересовали и нас самих.

Далеко не каждый раз разведчик, работавший в городе, мог выйти на связь с руководителями, и далеко не всегда сами руководители могли прийти на встречу с разведчиками.