Мы, естественно, не рассчитывали на скорое получение разведданных. Но уже через две недели радист отряда Быков вызвал Скрипника и передал такую информацию по Пинску, что мы только диву дались: откуда?

Потом я сообразил, в чем тут дело.

Еще осенью сорок второго, находясь на озере Выгоновском, Антон Петрович Бринский подобрал и послал

[172]

несколько групп для работы в районе Пинска. Туда пошли бывшие офицеры и сержанты Красной Армии Захаров, Попков, Брагин и Сивуха.

А замечательный партизан Николай Велько помог отыскать людей, знающих жителей Пинска и ближайших местечек.

Первые связи со станции Люсино повели в местечко Богдановичи и привели в Пинск, на спичечные и фанерные фабрики, где партизаны устроили несколько взрывов.

Разведчики, направленные в Пинск, не имели раций, связь с ними была на долгое время потеряна, а Патык сумел восстановить ее и сразу привлек людей к активной работе.

Уже в конце марта — начале апреля мы выяснили точное число солдат и офицеров пинского гарнизона, кстати довольно крупного, знали даже расположение офицерских квартир в городе.

Патык сообщал, что гитлеровцы отводят войска в Пинск на отдых, тут их переформировывают и вновь отправляют на фронт.

Разведчики Степан Шпаковский (Орех), Иван Белевич (Пинск), Михаил Русско (Орел) и Ананий Редковенко (Пропагандист) узнавали номера этих частей и номера их полевых почт.

Любопытная история произошла там, под Пинском. Пытаясь проникнуть на все крупные железнодорожные станции, разведчики нашли среди сотрудников человека, который мог бы давать очень важные сведения. Человек этот, назовем его Борусевичем, являлся дежурным по станции. Он был еще молод и в прошлом старался казаться активистом. Однако Борусевич не захотел иметь никаких дел с партизанами.

Дважды пытались наши люди заговаривать с ним о положении на фронтах, о скором приходе Красной Армии, но Борусевич, едва затрагивали подобные темы, становился глух и нем.

Я узнал об этом из подробного письма Григория Патыка, доставленного пешей «почтой».

Целый день не выходил у меня из головы этот хитрый и трусливый тип. Согласись Борусевич работать на партизан, он действительно мог бы давать очень нужные сведения: станция-то была важная! На ней можно было без труда контролировать маршруты составов.

Нет, к Борусевичу следовало подобрать ключи!

[173]

И мы их подобрали.

Я послал Патыку длиннющую радиограмму, подсказывающую, как поступить с нерешительным дежурным по станции.

Расчет строился на слабой черте характера Борусевича — на его боязливости.

Мы учли, что Борусевич частенько посещает родных, живущих в деревне, где разведчики имели давние и широкие связи.

В один прекрасный день, когда Борусевич, приехавший в деревню, вышел подышать воздухом, из-за угла соседнего дома к нему подошли три партизана.

— Здравствуй, Коля! Где пропадал?

Борусевич недоуменно хлопал глазами:

— Вы чего? Чего вам?

— Давай отойдем на зады, поговорим, — озабоченно оглядываясь, сказал один из партизан. — Тут народ ходит...

По улице действительно проходила одна из наших связных, на соседнем крыльце чистил сапоги другой партизанский связной, а к колодцу шла с ведрами мимо дома Борусевичей их соседка, тоже наша.

— Ничего я не знаю... — завел было Борусевич.

— Иди, — процедил сквозь зубы партизан. — Живо!

И Борусевич подчинился.

Партизаны с час продержали Борусевича на огороде, болтая о всяких пустяках, но делая вид, будто беседуют о чем-то очень важном: шептали ему на ухо всякую чушь, когда показывался кто из деревенских, хлопали парня дружески по плечу.

Со стороны могло показаться: встретились старые друзья, о чем-то секретничают, уговариваются.

А потом партизаны, не таясь, пошли к лесу.

Борусевич метнулся в избу.

— Перед приездом — извести, как обычно! — гаркнули разведчики на всю деревню.

Дня три спустя на станции к Борусевичу подошла наша связная.

— Поговорить прислали, — напрямик заявила она.

Борусевич побледнел, покраснел, заторопился, повел женщину в помещение.

— Приходите ко мне домой! — умолял он. — Только не здесь... Дома!

Наши люди навестили его дома.

[174]

— Зачем вы так делаете?! — возмущался Борусевич. — Теперь все в деревне подумают, что я заодно с партизанами. Моих родных перепугали! Они уже на меня косятся!

— Родные — что! — заметили разведчики. — Вот немцы коситься не стали бы!

— Что я вам сделал? — заныл Борусевич.

— Вот именно, ты ничего путного до сих пор не сделал, — резко осадили его. — Трясешься за собственную шкуру. Забыл, что советский хлеб ел, на советские деньги учился?

— Теперь меня партизаном считают!..

— Верно. Так уж лучше впрямь помогай партизанам. А то пропадешь, парень, ни за грош.

Борусевич молчал, держался за голову.

— Ну? Согласен?

— Чего вы от меня хотите?!

— А ничего особенного. Сведений по станции. Куда идет какой состав, откуда прибыл, что везет...

— Расстреляют!

— Умным будешь — и не догадаются, что ты с партизанами связан. Научим, как поступать, — комар носа не подточит.

— Уж вы научите!

— Не бойся, научим!.. Так как?

— А! — махнул рукой Борусевич. — Все одно... Говорите!.. Только не выдавайте меня и никогда не подходите ко мне на улице. Не надо!

— Не подойдем, не подойдем!..

Сначала Борусевич пытался увильнуть от своевременной и полной информации. Тогда ему намекнули, что на войне не шутят. Он внял голосу рассудка. Вскоре его информация стала очень точной. А впоследствии, убедившись, что немцы и впрямь ни о чем не догадываются, Борусевич даже вошел во вкус.

Начиная с лета сорок третьего года мы перестали перепроверять данные Борусевича. Не сомневались: он доложит, как надо.

Однако связь с разведчиками в городах оставляла желать лучшего, и некоторые сведения запаздывали, а разведка движения составов противника велась в отряде недостаточно четко, и тут Патыку следовало помочь как можно быстрее.

Отряд же Садовского вообще не вел разведывательной

[175]

работы, ограничиваясь диверсиями на линяй Барановичи — Минск.

Одна только регистрация эшелонов и случайные сведения о гарнизонах противника в районе действия этого отряда нас, естественно, удовлетворить уже не могли.

Не удовлетворяла нас и деятельность отряда Картухина, который мы хотели перебросить под Лиду.

Вот почему, едва вернувшись на Булево болото, штаб соединения сразу занялся подготовкой будущих заместителей командиров бригад и отрядов по разведке.

Наша «лесная школа разведчиков» работала недолго и по количеству слушателей была невелика, но учились в ней опытные партизаны — Седельников, Лагун, Перевышко, отозванный на учебу Патык, Басаранович и Моисеенко. Каждый из них уже выполнял разведывательные задания, каждый участвовал в боях, на каждого можно было положиться, как на каменную стену.

Вот почему «лесная школа», где шесть учеников познакомились с принципами организации разведки в партизанском отряде, с ее методами и приемами, сыграла немаловажную роль в жизни соединения.

При распределении будущих заместителей командиров по разведке в бригады и отряды мы приняли во внимание и личные просьбы, и интересы дела.

Лагуна направили к его старому другу Каплуну, не сомневаясь, что это лучшее решение: Лагун и Каплун начинали вместе, им следовало вместе и продолжать.

Анатолий Седельников был направлен к Цыганову под Барановичи.

Цыганов и Седельников тоже хорошо знали и уважали друг друга, а Седельников был именно тем человеком, который мог отшлифовать работу под Барановичами.

У Антона Петровича Бринского уже был заместитель по разведке. Бринский нашел этого человека среди местных партизан под Ковелем. Бывший артиллерийский капитан Лев Магомед понравился Антону Петровичу высокой военной культурой, находчивостью и тем, что отлично знал район и местных жителей.