Поезд вновь тронулся. Проехав мост, мы очутились в го­родке Эйткунен и опять остановились. Теперь в вагон вошел уже другой пограничник. На пряжке его ремня были выбиты слова „Gott mil uns"[4]. „Может быть, он из крестоносцев или же потомок тех, кто нападал на Литву?" - подумал я. Погра­ничник казался мне неприятным человеком.

- Bitte, Ihrе Passe! - произнес он. - Kinder! Meine lieben Kinder![5][3]

Принимая от нас паспорта, он заговорщицки подмигивал нам и хитро улыбался. Каждому из нас он дал по шоколадной конфетке и значок с изображением свастики.

«Фашист», — подумал я. В литовских газетах я не раз чи­тал о немецких фашистах. Они обучают школьников военно­му делу, хотят сделать из них солдат.

Когда поезд тронулся, мы стали еще пристальнее смот­реть в окна. За городом Эйткунен появились аккуратные усадьбы с крышами из красной черепицы, обсаженные лапча­тыми елями. Никаких заборов, все красиво, добротно, все на своем месте.

На клине спелых яровых мы увидели странную большую машину. Никто из нас такой еще не видывал. Миссионер пояснил:

— Это комбайн. Он одновременно и убирает, и молотит, и даже зерно очищает. Не знаю, есть ли такие машины в Литве?..

Казалось странным, что на полях не видно лошадей. Везде либо посеяно, либо убрано, а животных нет. И в городах дома были другие, чем в наших краях. Все они с островерхими кры­шами, а стены словно прострочены белыми швами. Многие дома с мансардами и застекленными верандами.

Неподалеку от городов виднелись громадные замки. Одни красные, из обожженного кирпича, другие сложены из серого камня. Они горделиво стояли, окруженные купами высоких деревьев.

— Видите, какие мощные замки построили крестонос­цы, - заметил миссионер. - Ни враги, ни время не смогли их разрушить. Отсюда крестоносцы нападали на чужие земли. Но литовцы, особенно жмудины, храбро отражали нашествия крестоносцев, хотя наши замки в основном были деревянные. Поэтому-то они и разрушились, не выдержав натиска столе­тий, а немецкие, как видите, стоят до нашего времени.

В конце концов нам надоело смотреть в окна вагона, так как виды в основном повторялись и мы уже привыкли к ним. Захотелось поиграть. Я открыл чемодан Скелтиса. В нем были лото, шашки и даже шахматы. Но меня больше всего восхитили стрелы с пестрым оперением. Таких я еще не видел, разве что в кино у индейцев.

- Давайте устроим стрельбище и проведем соревнова­ния, — предложил я ребятам, вынимая стрелы и трубочки к ним. Все с радостью согласились.

В коридоре вагона мы поставили один на другой два че­модана. К верхнему прикрепили мишень и поочередно стали выдувать стрелы через трубки. Стрелы летели то вниз, то вверх, то в сторону. Но иногда удавалось попасть и в крас­ный кружок в центре мишени. Тогда нашей радости не было предела. Больше всех очков набрал Ромас. Миссионер Скелтис вручил ему образок святого Боско. Многие из нас поза­видовали Ромасу.

Этими стрелами мы играли всю дорогу, к другим играм даже не притронулись. Не раз побеждал и я.

За окнами вагона чаще стали появляться высокие холмы, а потом и горы, поросшие буками, каштанами, дубами. Вдруг один из мальчиков воскликнул:

- Ой, какая высотища!..

Мы припали к окнам вагона. Вдали показались огромные скалы из красноватого гранита. Среди них уходила в небо высоченная гора с белой, сияющей вершиной. Было видно, как с нее мчались вниз речки, словно дрожащие серебряные косы.

— Вот мы и достигли Альп, - обрадовался Скелтис. — А эта гора, которую вы видите, называется Монте-Роза. Ее вершина поднялась над уровнем моря почти на пять километ­ров. Это одна из красивейших альпийских вершин. Не всем

выпадает счастье увидеть ее, обычно она закрыта тучами. Мо­жете радоваться, вам повезло...

Горы сменили альпийские луга, покрытые пестрым раз­ноцветьем. То тут, то там паслись стада овец. Неожиданно в вагоне стало темно, стук колес усилился, стало как-то не по себе и даже жутко.

— Мы проезжаем под Монте-Роза! — поспешил объяснить нам Скелтис.

Но вот опять стало светло, засияло в окнах солнце. Не ус­пели мы оглянуться, как та же гора появилась теперь с другой стороны. И вновь мы нырнули во тьму. Нас восхищала и вол­новала быстрая смена видов. Все проплывало перед нашими глазами, как на экране кино.

Завороженные неописуемой красотой, мы забыли о том, куда направляемся, под чьей опекой находимся и кем нам предстоит быть. Мы даже не заметили, как миновали италь­янскую границу. Кто-то проверял документы, что-то спра­шивал. За нас отвечал Скелтис.

Постепенно горы начали удаляться, а скалы вообще исчез­ли. Все чаще стали появляться широкие долины, где пасся скот. На одной из равнин мы увидели дома с красными чере­пичными крышами. За ними виднелись высокие заводские трубы. Клубы серого дыма уходили вверх, в прозрачный, чистый воздух.

— Вот мы и приехали, — радостно сообщил нам Скелтис. — Это Турин.

Поезд подкатил к крытому закопченному перрону. Мы засуетились, стали собирать свои вещи. Когда все вышли в коридор вагона, я осмотрел купе — не забыли ли мы чего. Нашел несколько книг и даже личные вещи.

Мы вышли на перрон. Люди торопились, толкались, по­крикивали, все казалось необычным, чужим. Мы жались друг к другу, чтобы не потеряться. Это тебе не Каунас и тем более не Казлу-Руда. Если потеряешься в толпе, вряд ли тебя кто отыщет...

Нас встречал плотного телосложения монах с торчащей вперед бородой и в широкополой шляпе. Он подошел и пора­зил нас, поздоровавшись по-литовски:

— Добро пожаловать, братья! Вы не устали?

— Нет!.. Не устали!.. - закричали все, как один, удивля­ясь тому, что и здесь нашлись соотечественники. - Здрав­ствуйте...

- Вот и прекрасно! Меня зовут Ионас Бирбилас. Я из-под Луоке в Жемайтии. Приехал в Италию таким же мальчиком, как и вы. Ну, пошли в автобус.

Следуя за ним по пятам, чтобы не потеряться, мы вышли на привокзальную площадь. Здесь стояло множество разных машин. Нас привели к старенькому облупившемуся автобусу.

Взобравшись в машину, мы уселись на скамьях вдоль кузова, а вещи сложили посередине. Появился еще один монах. Но этот приветствовал нас уже по-итальянски. Он сел за руль в кресло с высокой спинкой, затем снял с шеи медаль­он на цепочке, поцеловал его и повесил перед собою.

«Вероятно, ехать опасно», - подумал я и, наклонившись, перекрестился украдкой. Сатана креста боится, а ведь мона­хов, как известно, преследует несколько дьяволов. Так нам говорил Скелтис.

Наконец автобус заурчал, зачихал и тронулся.

Проезжая мимо домов, мы время от времени видели между ними то приближающуюся, то отступающую, а иногда заслоняющую солнце гору. Я даже подумал с испугом, как бы нас не повезли на ее вершину, монахи ведь нередко живут в труднодоступных местах. Запрут там, и уже больше никогда не видать тебе мира. И я вновь стал сожалеть о том, что не сбежал в Каунасе.

Тем временем наш автобус, обогнув гору, подъехал к кварталу, который представлял собой территорию монасты­ря. Помимо административных зданий, гимназии, духовной академии, ремесленного училища на ней величественно воз­вышалась базилика пресвятой девы Марии - заступницы христиан. Во дворах и на улицах было много монахов в чер­ных рясах и семинаристов.

Наш автобус остановился у общежития. Водитель снял медальон, поцеловал его и вновь повесил на шею, как бы благодаря бога за благополучное возвращение. Разобрав свои чемоданы, мы вышли из автобуса и тесным кружком собра­лись вокруг Скелтиса. Он внимательно оглядел нас и, словно извиняясь, сказал:

— Я прощаюсь с вами, мальчики. Возвращаюсь в Литву. Теперь же вас будет опекать Ионас Бирбилас. Слушайтесь его, как родного отца. Я верю, что вы вырастете хорошими, благо­воспитанными, преданными матери-церкви миссионерами и я буду вами гордиться. Да поможет вам учиться и расти святой Боско. Каждый вечер вспоминайте меня в своих молитвах.