Однако планам Порты не суждено было сбыться. Отступившая из Дагестана в начале февраля 1743 г. армия шаха приняла участие в сражении с османами в Закавказье. Наступление войск Надира на Карс и осада им Мосула вынудили султана отозвать своего агента, но не остановили османскую верхушку от попыток реализовать подобные планы в дальнейшем. Тактика, избранная Портой, не способствовала усилению ее влияния в Дагестане. Более эффективными выглядели действия царского правительства, продолжавшего оказывать материальную и иную поддержку местным владетелям и старшинам.[757]

Пример тому – продолжавшие поступать обращения от них в Петербург и Кизляр с просьбой принять в подданство и под покровительство России. Так, с аналогичными просьбами к российским властям в марте 1743 г. обратились «владельцы Кайтага, Аварии, Дженгутая и горские старшины», заверяя в желании «стать вечными и верными подданными России».[758] В августе того же года уцмий Ахмед-хан и другие владетели повторно заявили, что «желают и просят российской протекции».[759] Обобщая поступившие за год обращения в Кизляр, 30 декабря 1743 г. А.И. Тараканов доносил в Петербург, что «горские едва не все владельцы и правители… все согласно ко отпору шахову готовности и о принятии их в высочайшее Е. И. В. подданство… просят».[760]

Однако на пути дальнейшего развития российско-дагестанских отношений возникли новые преграды. Позитивное развитие этих отношений обеспокоило правящие круги Османской империи, опасавшихся усиления влияния России в этом регионе. Не случайно 1744 г. прошел под знаком активизации усилий Порты, направленных на склонение на свою сторону наиболее влиятельных владетелей и старшин Дагестана. Но добиться этой цели Стамбулу не удалось. Выдвижение на сцену новых самозванцев, призванных ослабить влияние Надир-шаха и упрочить позиции османских правителей, не дали положительных результатов. Несмотря на противодействие восточных держав, объективный ход событий работал в пользу расширения дагестанско-российских отношений.

Такая ситуация для народов Дагестана оказалась крайне важной накануне последнего нашествия Надир-шаха Афшара. В конце 1744 – начале 1745 гг. по Дагестану прокатилась новая волна антииранских выступлений. Восставшие наносили одно поражение за другим размещенным здесь шахским гарнизонам и подступившим к Дербенту войскам Гани-хана.[761] Это восстание, как отмечается в одной из работ, «представляло собой высшую точку развития освободительного движения на севере Азербайджана и Дагестане, так как… наносило удар по одному из сильнейших оплотов власти иранского шаха в этих странах – по дербентскому гарнизону»[762]. Обеспокоенный Надир выступил из Барды и с 30-тысячным войском к концу декабря 1744 г. подошел к Дербенту.

С приходом шаха во главе этих сил к этой крепости ситуация изменилась в пользу Ирана. Обуславливалось это тем, что Россия продолжала официально сохранять нейтралитет, а султан Махмуд отказался от посылки крымских татар в самый разгар антииранских восстаний. Тем не менее Порта продолжала заверять дагестанских владетелей в готовности «дать немалое число из собственных войск», когда дагестанцы «с немалыми силами» вторгнутся в Грузию, где вместе с османами «легко могут шаха повредить». Российский резидент в Стамбуле А.А. Вешняков, вскрывая сущность этого курса султанского правительства, указывал, что «султан на дагестанцев мало полагается, а паче опасается, что такой поход России будет столь же подозрителен, как и прежний».[763]

В создавшейся ситуации в Стамбуле решили оказать предпочтение мехтулинскому владетелю Ахмед-хану, сыгравшему важную роль в Аймакинском и в Андалалских сражениях три года назад. Специальным фирманом султана Махмуда в конце 1744 г. он был признан шамхалом Дагестана[764] с присвоением чина Силахшора[765] (генерального инспектора турецкой армии. – Н. С.), но с тем условием, что в подходящий момент он примет участие в восстановлении на престоле «законного» отпрыска Сефевид-ской династии. Одновременно для подкупа других представителей местной знати была выделена значительная сумма денег, в том числе: 100 «мешков» (1 «мешок» = 500 куруш) – сыну Сурхая Магомед-хану, б – Сурхаю, 20 – старшинам Джары и Талы, б – Мухаммед-беку сынуАли-бекаи 8 «мешков» – Малладжу.[766] Кроме них, уцмию Ахмед-хану – 2 тысячи куруш, аварскому нуцалу Магомед-хану и его родственникам – богатые подарки.[767]

Однако, не получая реальной помощи от Порты, горские владетели и старшины не откликнулись на ее посулы. Высланные им деньги были перехвачены иранским командующим в Гяндже Хаджи-ханом, а отправленные в сторону Ширвана турецкие войска разгромлены на реке Арагви грузинским царем Ираклием. «Итак вся безрассудно возложенная надежда на дагестанцов ныне с чувствительным уроном исчезла, – сообщили Вешнякову османские министры, – и зачинщик сего дела, зомовой Ибрагим Ага…яко изменник Порте Ерзерумским пашею Хамал-Оглу казнен за то, что ложно уверял Порту, будто генерально дагестанцы со усердием готовы были на желания Ея склониться, и животы свои за оную положить, но вопреки того оные Порте добра не желают и только деньги и подарки, бездумно им представляемые, выманивают, а после ей же насмехаются».[768]

Уместно отметить, что такая политика Порты в отношении Дагестана не стала препятствием на пути очередного нашествия Надир-шаха. Последний (четвертый) поход Надира, предпринятый в плоскостные районы, угрожал не только дагестанцам, но и южным границам России. Предупреждая своевременно об этой опасности, В.В. Братищев предлагал предпринять «при Кизляре крепчайшие осторожные меры и содержать эндиреевских и аксаевских владельцев в порядочном состоянии».[769] Между тем неоднократные обращения кизлярского коменданта В.Е. Оболенского к астраханскому губернатору В.Н. Татищеву о необходимости прислать новые подкрепления остались без последствий. Малочисленность кизлярского гарнизона сковывала действия местного командования, что определило непоследовательность внешнеполитической ориентации отдельных владетелей и старшин.

Пользуясь этим, Надир-шах предпринял ряд военных и дипломатических акций, стараясь прервать процесс укрепления пророссийской ориентации населения Дагестана и вынудить горцев подчиниться себе. Несмотря на зимнюю пору, б января 1745 г. со значительными силами он выступил из Дербента. В течение нескольких дней аулы Карабудахкент, Губден, Отемыш и Бойнак были разрушены, их жители уничтожены или репрессированы, а 100 тыс. голов скота доставлено в иранский лагерь, чему «шах персидский стал очень рад».[770] Окрыленный этим успехом, шах задумал повторить карательную экспедицию на Сулак, Табасаран, Куру и Кайтаг, чтобы «разорить все, что только было возможно и что уцелело от предшествующих его походов».[771] Но, как и следовало ожидать, в обстановке подъема освободительной борьбы и дальнейшего сближения Дагестана с Россией эти попытки были обречены на провал. Укрепившись в заранее подготовленных местах, горцы нанесли захватчикам очередное поражение. Попытки подкупа местных владетелей и провоцирования их против России имели тот же финал.