Изменить стиль страницы

— Да ведь она не замужем!

— Что из этого? Замужество — дело житейское, а ребенок — от бога. Как бы там ни было, ребенок остается ребенком. Грех родит невинность, — задумчиво проговорила Каджри и, немного помолчав, добавила: — Вот чего я никак не пойму, Сукхрам, чего она замуж не выходит? Если уж попала в такое положение, пусть выкручивается.

— Кто ж теперь женится на беременной? Да и ребенком будут вечно попрекать!

— Почему?

— А почему другой мужчина должен заботиться о чужом ребенке?

— Ах вот как? — воскликнула Каджри. — А как же женщина растит ребенка другой женщины?

— Она ж ему не мать, а мачеха!

— Не все из них плохие. Таков уж мир: сразу прозвище придумали — мачеха! Отчим — тоже не лучше.

— Так-то оно так, — согласился Сукхрам. — Давай-ка мы лучше о деле потолкуем.

— А я, по-твоему, о чем? О боже! Женщина станет матерью, и от этого осквернится! Да чрево матери все равно что сама земля-мать. Разве земля совершает грех? И потом, в чем виноват ребенок?

— Ты у людей спроси, чего со мной спорить!

— Тебе ответить нечего, вот ты и сердишься. Эх вы, мужчины! От нас рождаетесь и нас же стремитесь связать по рукам и ногам! Здорово придумали: все твердите только о верности жен. Разве я не жила с другими? А что, ко мне пристало? А ты, разве ты стал хуже от того, что жил с Пьяри?

— Значит, ты считаешь, что люди должны жить с кем вздумают? Сегодня там поел, завтра тут напился?

— Э-э, да ты, я вижу, ничего не понял! Не об этом речь. Если у человека есть ум, он будет пить воду из колодца, а если нет, пусть пьет из сточной канавы.

— Тогда бы все чисты были…

— Мой милый Сукхрам, все и рождаются чистыми. Женщины дарят миру святых! А пороками обзаводятся сами люди.

Вечером Каджри стала расспрашивать Сусанну, что она собирается делать.

— Почему ты спрашиваешь? — удивилась та.

— Сукхрам интересуется.

— Неужели ты рассказала ему? — ужаснулась Сусанна.

— Да, госпожа.

Сусанна покраснела.

— Не надо было говорить? — спросила Каджри.

Сусанна опустила голову.

— Вам это неприятно? Но я же не знала! — воскликнула Каджри.

— А что он сказал?

— Не помню, разволновался, и все. — Каджри утаила правду.

Сусанна открыла рот, чтобы ответить, но губы у нее задрожали.

Она впервые почувствовала себя матерью, но какая жестокая ирония судьбы! Счастье материнства пришло к ней в результате грубого насилия. И все же она ощущала в себе жизнь маленького живого существа и начала его любить. Каджри нежно погладила англичанку по голове.

— Мэм са’б! Я счастлива, что у меня будет ребенок. Вы, наверно, тоже. Но что это за жизнь? Сколько всего у вас, а вот свободы нет…

Ночью вернулся старый сахиб. Теперь он держался не так гордо. Он подолгу о чем-то думал, с Сусанной перебрасывался только короткими фразами. И Сусанна тоже больше молчала. В доме все переменилось. Теперь без умолку болтала Каджри, а Сусанна только ее слушала. Она ни о чем не расспрашивала, как раньше.

Сойер уселся за стол. Дочь села напротив. Поодаль стояли Сукхрам и Каджри. Старик мельком взглянул на них.

Некоторое время все молчали.

— Господин, позвольте сказать, — нарушила тишину Каджри, бросив быстрый взгляд на Сукхрама.

Старик посмотрел на нее и только повел бровью, давая понять, что она может говорить.

— Милостивый господин… — начала Каджри и замолчала, словно лишилась дара речи.

Старик взглянул на Сукхрама, но тот отвернулся.

— Может быть, ты скажешь? — обратилась к мужу Каджри.

— Господин, простите меня. Я хочу сказать, что мэм са’б будет матерью, — чуть слышно произнес он. — И мы…

— Что?!

Сусанна сидела бледная, безжизненная, будто окаменевшая. Как ни готовилась она к этому объяснению с отцом, отчаяние охватило ее с новой силой.

Сойер поник головой. Сукхрам изумленно смотрел на англичанина.

Старик долго сидел молча, в глубокой задумчивости.

— Сукхрам! — наконец проговорил он.

— Да, господин!

— Ты бывал где-нибудь за пределами деревни?

— По княжеству бродил, господин.

— А в каком-нибудь большом городе не бывал?

— Нет, господин.

Старик опять замолчал и взглянул на дочь. Она не выдержала и, уронив голову на руки, горько расплакалась.

— Лучше бы я умерла… Не хочу жить!.. — всхлипывала она.

Каджри с трудом ее успокоила. На глазах у Сойера выступили слезы.

— Сусанна, поезжай с Сукхрамом в Бомбей, — сказал он, немного помолчав. — И ты, Каджри, отправляйся вместе с ними. Потом вернешься сюда вместе с Сукхрамом. А ты, Сусанна, прямо из Бомбея отправишься в Англию. Индия не место для тех, кто может скомпрометировать Англию.

Старик замолчал. Молчала и Сусанна.

— Сукхрам, ты понял меня?

— Хозяин, я буду служить вам, пока жив.

— Не обманешь?

— Если вы сомневаетесь, лучше мне не ехать.

Старик поднялся и стал ходить по комнате. Кулаки его судорожно сжимались. Вдруг он резко остановился и, обхватив голову руками, застонал:

— Боже, помоги снести этот позор!

Сусанна не проронила ни слова.

— Плачешь? — гневно надвинулся на нее Сойер.

— Господин! Она ваша дочь, но она же не виновата. Что ей теперь делать? — вмешался Сукхрам.

Старик опустил голову и зашептал молитву.

— Каджри! — позвал он.

— Да, хозяин!

— Как быть с ребенком?

— Как прикажет господин.

— А если мы доверим его тебе?

— Я буду растить его, как своего, господин.

— Я дам тебе денег.

— Тогда мне придется отказаться, господин.

— Почему?

— Я не возьму деньги за дитя, господин. Ела же я ваши хлеб-соль. Накормлю и его. Ведь не со всего света мне детей содержать, только одного!

Руки у старика задрожали, глаза увлажнились. Он подошел к Сусанне и обнял ее.

— Доченька моя, — проговорил он.

Сусанна спрятала голову у него на груди.

— И ребенок моей дочери не будет моим… — горестно бормотал старик.

На следующий день они поехали в Бомбей. Сойер проводил дочь до станции. Каджри с Сусанной занимали целое купе в вагоне первого класса. Сукхрам находился в помещении для слуг.

Каджри с удивлением осматривалась. Сусанна улеглась на нижней полке, Каджри присела у ее ног. Но Сусанна взяла ее за руку и сказала:

— Сядь со мной, Каджри.

— О нет, мэм са’б. Вы — госпожа. А мне и здесь хорошо.

— Ты же будешь матерью моего ребенка. Каджри! На целом свете лишь ты одна будешь радоваться его смеху и огорчаться его слезам. Здесь только я да ты. Посторонних нет. Садись поближе. Я отдаю тебе не ребенка, а свое сердце… Ты будешь его матерью.

Каджри села рядом с госпожой.

Когда в купе вошел Сукхрам, у него глаза на лоб полезли от изумления.

— Сядь сейчас же на пол, — шепотом приказал он.

Каджри состроила ему гримасу и отвернулась. Сукхрам продолжал делать ей отчаянные знаки, и Каджри пришлось подчиниться.

— Почему ты опять села на пол? — спросила Сусанна.

— Он велит! — кивнула на Сукхрама Каджри.

— Скажи, чтобы не вмешивался, — улыбнулась Сусанна.

— Иди, иди… — замахала на него руками Каджри и вновь уселась рядом с англичанкой…

Сукхрам возвращался в табор с ребенком на руках. Он не раз спасал людям жизнь и теперь возвращался, чтобы сберечь жизнь вот этому крошечному существу. Сукхрам шел и вспоминал…

Бомбей поразил Каджри.

— О, боже, как велик мир! — воскликнула она.

— Бомбей — это еще далеко не весь мир, — заметила тогда Сусанна.

— Недаром старик Харнал говорил нам, что на звездах в небе есть точно такие же миры, как наш.

Но это все были разговоры. А Бомбей! Огромный Бомбей с его шумом, богатством и нищетой! Изнемогающие от усталости, умирающие от голода, заживо гниющие люди!

Они остановились в одной из роскошных гостиниц.

Но Сукхрам не хотел вспоминать об этом. Он хотел бы вычеркнуть все это из памяти, при одном только воспоминании о Бомбее его охватывало безысходное отчаяние.