3. Отдельной Казачьей бригады имени полковника Кононова (5-й Донской, 8-й Пластунский, отдельный конный разведывательный дивизион), командир — полковник Кононов;

4. Подразделений усиления и обслуживания.

После 25-го июня, несмотря на развернувшуюся усиленную работу по развертыванию корпуса, боевые действия старых частей корпуса не прекращались.

* * *

Как-то, в начале лета 1944 года, к нам в сотню приехал Кононов. Было его обыкновением часто навещать каждую сотню и проводить 2–3 часа в дружеской отцовской беседе с казаками. Знакомился, интересовался жизнью каждого казака, вникал, присматривался и намечал из них будущих командиров Казачьей армии, в создание которой он твердо верил.

На этот раз Кононов приехал не один: с ним приехал шестидесятилетний полковник Николай Лазаревич Кулаков, терский казак. В гражданскую войну он был близким соратником ген. Шкуро и его имя, как легендарного героя, было в то время многим известно.

В дни краха Белой армии, ему, несмотря на то что он был калекой с ампутированными обеими ногами, удалось скрыться от красных в горах Кавказа.

Больше двадцати лет ему пришлось жить на волчьем положении. Долгое время приходилось скрываться в глубоком погребе вырытом под домом, скитаться по горным трущобам и лесам. Кулаков сам смастерил себе деревянные «протезы» и кое-как передвигался.

Горцы Кавказа, ненавидя советскую власть, много раз спасали жизнь Кулакову, заботливо скрывая его от советских властей.

С приходом немецких войск на Северный Кавказ, Кулаков вышел из подполья и немедленно приступил к организации терских казаков для борьбы против большевиков.

С лета 1942 г., он — Походный атаман терцев.

При создании Главного Управления Казачьих Войск, ген. Краснов, лично знавший Кулакова еще со времени гражданской войны, не замедлил привлечь его в состав Управления. Однако, Кулаков и одного дня не сидел в Управлении, а находился все время на фронте. С лета 1943 г. он постоянно находился с 6-м Терским казачьим полком 1-й Казачьей дивизии. Участвовал во всех боевых операциях полка.

Познакомившись с Кононовым, увидев в нем молодого казачьего вождя с ясным умом и твердой непреклонной волей, зажегшись от него верой в идею Власова Кулаков стал всеми силами помогать Кононову, посвятив всего себя служению Власовской идее.

Кононов и Кулаков, тесно сплоченные одной идеей, задались целью во что бы то ни стало вырвать казаков из рук немцев и присоединить их организационно к Освободительному Движению Народов России.

Однако, вынести казачество из двусмысленного положения, в котором оно оказалась попав в западню бессовестно подстроенную гитлеровцами, было не так просто. На пути к этому было много преград и трудностей, что порою казалось — задуманному не удастся сбыться.

Немецкое ОКВ и министерство Розенберга, создав из казаков крупную военную единицу, крепко держали ее в своих руках, прочно закрыв казакам дороги к объединению с другими народами СССР и, особенно, с великорусским народом.

С целью недопущения объединения казачества и великорусского народа гитлеровцы поставили во главе пресловутого Главного Управления Казачьих Войск барда императорской России ген. П. Н. Краснова, будучи прекрасно осведомленными о том, что Краснову и бывшим советским генералам не легко найти общий язык.

Люди же из СССР, ставшие на путь борьбы против сталинской клики, естественно признали своим вождем человека из своей же среды — бывшего генерала Красной армии А. А. Власова.

Такое противоречие между интересами Краснова и Власова позволяло немцам сдерживать и не допускать объединение антикоммунистических сил, и по возможности использовать их в своих, немецких, интересах.

Эту преграду надо было преодолеть, и Кононов, чтобы достичь намеченной цели, бился изо всех сил.

Прежде всего, чтобы не допустить вклинения в свои ряды немецких офицеров, нужно было постоянно доказывать «большим» немцам на деле, что казаки под командованием своих офицеров более боеспособны. И Кононов это делал.

Не щадя в самых жестоких боях своей жизни, проявляя беззаветную храбрость, подставляя свою голову под пули увлекал Кононов за собой казаков, нанося противнику поражение за поражением.

И каждый казак это знал. Знал почему Батько всегда там, где наиболее ожесточенно кипит бой. Сам же он неустанно объяснял казакам, почему наша бригада должна быть лучше других во всех отношениях.

Понимание казаками своего вождя, сплоченность их около него и преданность ему, позволяли Кононову делать невозможное возможным и, в частности, заставлять немцев идти на уступки.

Кононовские полки, вопреки желанию многих немецких офицеров, продолжали оставаться под командованием своих казачьих офицеров.

Но, конечно, это было не главное. Это было только начало, семя из которого должна была вырасти Казачья армия.

Обретя верного и опытного соратника в лице Кулакова, Кононов решил познакомить его со своими офицерами и казаками. С этой целью он и прибыл к нам в сотню.

На зеленой лужайке, напротив квартиры командира нашей сотни, сотника Пащенко, разместилась вся наша сотня на обеде устроенном по-праздничному в честь приезда полковника Кулакова.

Он и Кононов, вместе с нами расположились на зеленой траве и ели с аппетитом из котелков, отдавая должное казачьей походной еде и ведя с казаками веселый разговор. Сотник Пащенко был, также как и Кулаков, терским казаком. Он в гражданскую войну был юным лихим красным командиром и ему в то время пришлось много слышать о Кулакове, как о страшном «белобандите». Вот Пащенко и начал рассказывать в каких местах ему пришлось сражаться против частей Кулакова.

«Николай Лазаревич, а ну-ка расскажите, как вы этих комсомольцев гоняли», — указывая на Пащенко, шутя сказал Кононов.

Под общий одобрительный смех Кулаков охотно рассказал о былых сражениях, шутил и дружески хлопал по плечу Пащенко. А тот соглашался, что убегать от «белобандитов» приходилось часто, но что и им давали «перцу».

«Да, было время, смутили политиканы казачество, вот и пришлось проливать братскую кровь» — сожалея сказал один из казаков.

«Правильно, сыночек! — подхватил Кононов. — От непонимания все беды и происходят. Теперь непониманию не должно быть места в наших рядах. А главное, нужно понимать, сыночки, что все люди на той стороне — это наши люди. Даже самые большие коммунисты, если они откажутся защищать кровавую систему Сталина, должны рассматриваться нами, как и все другие».

«Даже, которые в правительстве?» — спросил один казак.

«Даже, которые в правительстве», — подтвердил Кононов.

«Батько, а что если мы Берию поймаем, что мы с ним сделаем?» — спросил сотенный повар Иван Болдырев.

«Да мы его за ноги повесим!» — не выдержав и не ожидая ответа Кононова, вспыльчиво произнес я.

«Да, пожалуй, этого мерзавца придется повесить вместе с Еськой», — смеясь вместе со всеми, согласился Кононов.

Веселая и задушевная беседа с Кононовым и Кулаковым продолжалась долго.

Простой задушевный человек, истый казак, полковник Кулаков нам очень понравился и в последствии казаки часто вспоминали его приезд в гости к нам в сотню.

* * *

В начале августа 1944 года пришло письмо Кононову от Власова. Андрей Андреевич писал, что наступило время подумать о присоединении казачества к организованному Освободительному Движению и просил Кононова как можно скорее прибыть к нему для детального обсуждения этого вопроса.

Ген. фон Панвиц, оповещенный об этом Кононовым, доброжелательно встретил это сообщение. Провожая Кононова, он с искренним порывом сказал: «Иван Никитич, передайте Андрею Андреевичу наш общий казачий привет, скажите ему, что мы его понимаем и все наши надежды возлагаем на него!»

К этому времени ген. фон Панвиц окончательно пришел к убеждению, что отвратить надвигающуюся катастрофу может только Российское Освободительное Движение. Он неоднократно, в частных беседах с Кононовым, соглашался с убедительными доводами последнего и всегда был очень рад приходившим от Власова хорошим вестям.