Мы вступили в город около полуночи. Разумеется, никто из населения и гарнизона в этот час не спал, и великодушные жители Сальто вышли на улицы, чтобы разузнать о раненых, поспешить им навстречу и проводить к себе домой, чтобы оказать им всю необходимую помощь и окружить их заботой. Бедные люди! Сколько им пришлось перенести из-за непрекращающейся войны! Я всегда буду вспоминать вас с чувством глубокой благодарности.

В этом сражении мы понесли ощутимый урон; потери же противника были огромны. Генерал Сервандо Гомес, командующий неприятельскими войсками, который столь искусно совершил внезапное нападение на нас и чуть было не уничтожил, исчез в 9 часов, уводя потрепанную дивизию к Пайсанду, откуда она пришла. Неприятель уносил с собой большое число раненых, а покинутая им долина Сант-Антонио была покрыта трупами его солдат.

Весь день 9 февраля ушел на оказание помощи нашим раненым, а также раненым неприятеля, которые не смогли уйти. Два хирурга-француза оказали нам чрезвычайно большие услуги в лечении: врач с «Эклэра», молодой, старательный и способный человек (я забыл его имя), и другой молодой человек, принадлежавший к той же нации, Дерозо, который некоторое время был с нашим Легионом и в тот день сражался как воин; оба они усердно потрудились, оказывая помощь раненым.

Но больше всего нашим страдальцам помог нежный уход великодушных жителей Сальто.

Последующие дни были посвящены погребению мертвых. Я полагал, что похороны убитых должны быть торжественными из-за необычного характера сражения; мне вспомнились виденные мною могильные холмы на полях сражений в Риу-Гранди. И вот на холме, господствующем над Сальто и послужившем местом славных схваток, была выкопана могила, в которую поместили тела всех без различия; затем останки каждого, друга и неприятеля, были засыпаны корзиной земли, и над могилой поднялся холм, хорошо видный каждому; он увенчан крестом, на котором можно прочесть следующие слова: «Итальянский легион, флот и кавалерия Восточной республики»; на другой стороне: «8 февраля 1846 г.»[145]

Имена храбрых воинов, убитых и раненных в славной битве, записаны в журнале Легиона, который вел Анцани. Генерал Медина смог беспрепятственно вступить со своим эскортом в Сальто, где он взял на себя верховное командование, принадлежавшее ему до революции[146], совершенной в Монтевидео сторонниками Риберы. В течение всего этого периода ничего важного не произошло.

Глава 46

Революция в Монтевидео и Корриентесе

Сражение при Даймане (20 мая 1846 г.)

Переворот в Монтевидео, совершенный в пользу Риберы, нанес ужасный удар делу республики. Война перестала быть национальной и свелась к низкому соперничеству клик, возглавлявшихся, как правило, случайными людьми, выскочками, ибо достойный человек не станет из-за личных интересов ввергать свою страну в длительную и пагубную междоусобную войну.

Примерно в то же время братья Мадарьяга совершили переворот в Корриентесе, направленный против доблестного, заслуженного генерала Паса. Эти молодые военачальники, которые прославили себя изумительными делами, освободив свою родину от ненавистного господства Росаса, движимые честолюбием и жаждой власти, запятнали себя участием в самом гнусном заговоре, имевшем гибельные последствия для их страны.

Генерал Пас был вынужден оставить корриентинскую армию и удалиться в Бразилию. Парагвай отозвал свою армию после отъезда генерала, пользовавшегося его доверием, и братья Мадарьяга, которые располагали теперь только собственными силами, были наголову разбиты Уркизой, после чего Корриентес снова оказался под властью жестокого диктатора Буэнос-Айреса.

Положение дел в Монтевидео было ничуть не лучше. Снова поставленный у власти своими приверженцами Рибера устранял каждого, кто его не поддерживал. В изгнание отправилась большая часть тех, кто, движимый бескорыстной любовью к родине, проявил мужество, участвуя в замечательной обороне Монтевидео. Другие были смещены с должностей, которые они с честью занимали, и заменены неспособными, но преданными Рибере людьми. В Монтевидео, этом городе, творившем чудеса, Рибера, потерявший две армии, собрал новые войска, которые он перебросил к Лас Ваккас, на левом берегу Уругвая. Солдаты Монтевидео, привыкшие побеждать, доказали это в первых же боях с неприятелем. При Мерседес они совершили подлинные чудеса храбрости. Но злой гений, который привел Риберу к Арройо-Гранде и Индиа-муэрта, увлек его к Пайсанду, где после первоначального успеха армия Риберы была полностью разбита. Из Мальдонадо он снова отправился в изгнание в Бразилию — и не знаю, был ли он более несчастен или виновен.

Переход правительства Монтевидео в руки Риберы опечалил меня, ибо я предвидел несчастье. Старый генерал Медина, в отсутствие Риберы назначенный правительством главнокомандующим, не только принял совершившееся; чтобы добиться большей милости нового хозяина, он начал ткать интриги против моей скромной личности — быть может, из зависти к тому немногому, что мы совершили благодаря сопутствовавшей нам удаче, и подготовил в самом нашем лагере мятеж против los gringos[147] с целью перебить всех нас до единого. Но он просчитался.

Итальянцы и риу-грандийцы, я говорю это с гордостью, любили меня, и я мог бы, не боясь никого, действовать независимо от новой незаконной власти; но для меня дело этого несчастного, но прекрасного и великодушного народа было слишком священно, чтобы я стал причинять ему еще огорчения внутренними раздорами.

В Монтевидео захват власти Риберой сопровождался кровопролитием. В Сальто был задуман тот же фарс, но он не удался. В виде наказания я ограничился тем, что принял на себя, как и раньше, командование войсками.

В то время у нас произошло замечательное сражение с дивизиями[148] Ламоса и Вергара, которые по-прежнему осаждали город, хотя и держались на значительном расстоянии. 20 мая 1846 г. мы, совершив по обыкновению ночной марш, внезапно напали на эти силы неприятеля на берегу Даймана, одного из притоков Уругвая. Неприятельские войска после сражения три Сант-Антонио, где они действовали под командованием Сервандо Гомеса, были переформированы, пополнены людьми и лошадьми, после чего вновь заняли прежние позиции, кольцом охватывавшие Сальто; при этом они меняли места расположения лагеря, но неизменно разбивали его приблизительно на расстоянии одного перехода пехоты, так как только она одна могла внушить им страх, поскольку наша кавалерия была слишком немногочисленной и не имела хороших лошадей. Неприятель не переставал тревожить нас, используя для этого каждый удобный случай, особенно когда мы делали вылазки для захвата скота, который противник старался отогнать как можно дальше.

Майор Домингес, посланный генералом Медина, чтобы пригнать стадо коров, был полностью разбит, потерял всех лошадей и несколько человек, а остальным пришлось спасаться в лесах на левом берегу реки.

Я приказал разведать позицию противника, и ночью 19 мая мы двинулись, чтобы напасть на него. У меня было триста человек кавалерии и около ста легионеров (священный батальон — бедные ребята потеряли столько товарищей!). Моей целью было захватить врасплох неприятельский лагерь на рассвете, что нам полностью удалось на этот раз. Моим проводником (bagucano) был капитан Паоло, коренной американец, т. е. принадлежавший к той несчастной расе, которая до вторжения европейских разбойников была властительницей Нового Света; люди этой расы всегда сохраняют своеобразные обычаи своих родных степей. Наша пехота передвигалась верхом. Мы двигались всю ночь, пройдя двадцать с лишним миль, и перед рассветом перед нами возникли огни неприятельского лагеря на правом берегу Даймана. Пехота спешилась и, двигаясь колонной, не стреляя, решительно атаковала неприятеля.