— Вот черт! Только этого не хватало.

Кровь сочилась из раны слабыми толчками. Две тонкие струйки текли по спине, подбираясь к джинсам. Денис схватил первое попавшееся полотенце, накинул его на спину и зажал концы под мышками.

— Ребята-а-а! — пропел он, выходя из ванной. «Видимо, я все-таки боюсь и начинаю паниковать». Он чувствовал это, потому что неоправданная веселость нарастала с каждой минутой. — У меня к вам один нескромный вопрос. Никто из вас в детстве не мечтал стать врачом?

Дубенский осторожно спускался вниз, хватаясь руками за скобы, торчавшие из стены вентиляционной шахты. До дна было не более пяти метров, но он старался не смотреть вниз. Следом за ним лез Кондратьев, и Дубенский понимал, что тормозит всю процессию: тяжелые ботинки капитана с коваными каблуками так и норовили наступить ему на пальцы, когда Михаил боялся отпустить скобу.

— Ну? — услышал он тихое шипение командира штурмовой группы.

Дубенский ничего не ответил и стал двигаться быстрее.

Внизу послышались осторожные шаги: первый боец уже спустился. За ним — второй. Наконец ноги Дубенского ощутили дно шахты, покрытое тонким слоем воды — конденсата.

Он дождался Кондратьева и схватил его за плечо. Рука капитана мягко, но очень настойчиво отцепила его пальцы.

— Что?

— Дальше по прямой — около тридцати метров. Уклон будет, но небольшой — чтобы конденсат стекал в канализацию. А потом…

А потом… Его больше всего волновало именно то, что начнется потом.

— Да?

— Потом начнется подъем.

— Это вас смущает? — Кондратьев говорил ему на ухо — громким шепотом.

— По отвесной стене, по таким же скобам… — Михаил сам не понимал, что ожидал услышать в ответ. Может, он надеялся, что капитан покачает головой и повернет назад?

— Ну и что? — начал раздражаться Кондратьев. — Здание новое, скобы крепкие… Полезем потихонечку. Вы, главное, не тормозите.

— Понимаете… Поток воздуха… Я опасаюсь, что…

Кондратьев, кажется, понял, что он хотел сказать.

— Вы боитесь высоты?

— Ну да… То есть… Мы ведь можем добраться до второго-третьего этажа, а там, через вентиляционный короб, вылезти в холл, затем выйти на лестницу…

Нет, так не получалось. Двери, ведущие на лестницу, были закрыты, и он знал об этом.

— Сломаем двери, выйдем на лестницу, — поправился Дубенский, — и по ней поднимемся до технического этажа…

Кондратьев помолчал, обдумывая его слова.

— Где установлены камеры слежения?

— В холлах… — упавшим голосом сказал Дубенский. — И… на лестницах, между этажами…

Кондратьев молчал.

Конечно, Дубенского взяли потому, что он знал в Башне каждый закоулок. Его взяли, чтобы проникнуть в здание бесшумно и незаметно… А если ломать двери… И бегать по лестницам перед камерами, то эффект внезапности пропадет. Он и сам это понимал.

Михаил вздохнул.

— Полезем до технического этажа, — оправдывая его самые худшие ожидания, сказал Кондратьев. — Главное — не перепутать.

— Не перепутаете… — язык у Михаила стал заплетаться, словно первым отреагировал на предстоящую прогулку по отвесной стене шахты. Двести метров — это не так уж много, если идти по земле. Но если карабкаться двести метров вверх… — Там… краской… нарисованы цифры. Вы не перепутаете.

— Я все-таки надеюсь, что вы будете с нами, — с мягким нажимом произнес Кондратьев и слегка подтолкнул Дубенского вперед.

Михаил почувствовал, что его ноги стали как ватные: они с трудом сгибались в коленях, но стоило бы им согнуться чуть больше нужного, и он бы упал.

Дубенский медленно двинулся вперед, по наклонному дну желоба. В какой-то момент он подумал, что сейчас остановится и больше не сделает ни шагу, но капитан толкал его в спину, и Дубенский волей-неволей переставлял непослушные ноги…

Наконец они подошли к тому месту, где дно резко переходило в вертикальную стену, из которой торчали скобы. Сейчас эти скобы из металлического рифленого прута толщиной в палец казались Дубенскому такими хрупкими… и ненадежными.

В шахте было темно: лишь слабый электрический свет, пробивающийся сверху (из вентиляционных камер, стоявших через каждые пять этажей; там небольшие вентиляторы поддували отработанный воздух в гигантскую трубу), озарял оцинкованные блестящие стенки. В этих отсветах он увидел, как первый боец решительно и уверенно, будто и не знал другого способа подниматься на верхние этажи, полез вверх. За ним последовал второй.

Дубенский отошел в сторону, пропуская остальных.

Он не мог видеть взгляда, устремленного на него Кондратьевым, но уловил движение, которым капитан, чуть помедлив, хлопнул по плечу третьего бойца, и тот послушно шагнул вперед.

— Вот что… — Жесткая и сильная рука схватила Дубенского за шиворот и подтянула к себе — так легко, словно бы Михаил и не весил девяносто два килограмма при росте метр восемьдесят девять. — Ты сейчас полезешь наверх, понял?

— Нет, — еле слышно ответил Михаил и покрутил головой.

Вместо ответа он получил легкий удар раскрытой ладонью в лоб.

— Мы не на прогулку собрались, и ты не сидишь, почесывая пузо, у себя в кабинете. Здесь сто пятьдесят человек, соображаешь? И они ждут помощи. Где, ты говоришь, технический этаж? На пятидесятом? Ты взлетишь по этой лестнице и будешь думать вот о чем: каждый этаж — это три спасенных души. Усек?

Дубенскому стало холодно, и виной тому был не только поток влажного воздуха сверху.

— Я…

Кондратьев не дал ему договорить.

— Манда рожает дураков, а Родине нужны герои. Ты будешь героем, парень! Твоя семья будет гордиться тобой! — голос капитана вдруг изменился: из резкого, приказного, он стал мягким и вкрадчивым. — Я бы, конечно, мог и сам, но, извини, не закончил компьютерные курсы. Зато свою часть работы я сделаю, как надо, можешь не сомневаться… — В чем-в чем, а в этом Дубенский не сомневался. — Нам без тебя никак. Давай, дружок! — Кондратьев подтолкнул Михаила к этим проклятым скобам.

— Скажите… — он почти знал, каким будет ответ, но все же… надеялся. — У вас нет… никакой страховки?

В темноте сверкнули белые зубы капитана. Та же самая рука — вроде бы и небольшая, но очень крепкая — снова схватила его за шиворот и оторвала от земли.