По стене, облицованной сине-зелеными, словно чешуя ящерицы, переливающимися панелями, поползла узкая трещина. Она продолжалась вверх и вниз, расширяясь прямо на глазах.

«Это называется „Башне не грозит обрушение“, — вспомнил Денис, подумав, что нечто подобное он уже слышал: несколько лет назад, когда какой-то чиновник, приглашенный отцом на передачу, уверял, что дефолт нам не угрожает. — Прелестно».

В следующее мгновение огромный телевизор начал скользить по тумбе из толстого гладкого стекла. Денис почувствовал, как пол под его ногами дрогнул.

Гул усилился, и теперь к нему присоединился громкий треск, будто кто-то рвал гигантский лист бумаги. Шум почти заглушил визги, доносившиеся из прихожей.

Мебель и вообще все вещи, находившиеся в комнате, дрожали и подпрыгивали, словно собирались устроить какую-то фантастическую скачку. Телевизор подобрался к самому краю тумбы, замер на мгновение и пополз дальше.

Слева, в двух шагах от Дениса, с грохотом обрушилась книжная полка, обдав ноги мелкой россыпью стеклянных брызг. Он попятился к двери, успев заметить, что телевизор с трудом балансирует на краю… И в следующий момент он рухнул с полутораметровой высоты на пол.

Денис едва успел среагировать: он закрыл лицо ладонями, согнулся и резко повернулся к взрывающемуся кинескопу спиной.

Даже сквозь нарастающий гул и грохот он услышал легкое чирканье: что-то острое разорвало рубашку на спине и впилось в кожу.

— Черт! — Денис обернулся. Над телевизором клубился легкий синеватый дымок, в бездонном чреве разбитого кинескопа сверкали мелкие электрические искры.

Паркет в комнате вспучился, шашки выскочили и торчали в разные стороны, как гнилые зубы изо рта старика. Под ковром словно прошла волна; дорогая шерстяная тряпка напоминала распластавшегося удава с причудливым узором на спине, медленно проглатывающего свою жертву. Денис посмотрел по сторонам, чтобы выяснить, откуда еще можно ждать атаки, что еще готовится к прыжку.

Стены перед глазами дрожали, и пол ходил ходуном; все это очень напоминало первое в жизни сильное алкогольное опьянение с той разницей, что, когда Денис впервые напился, стены хоть и двигались, но при этом оставались целыми.

Он обхватил голову руками и бросился в прихожую.

То, что он увидел, заставило его улыбнуться. Лариса сидела на корточках, зажав голову между коленями; блузку с блестящей вышивкой она натянула на лицо. Может, она считала это надежным укрытием? Разве не так поступают дети, закрывая лицо ладонями?

У Светы была прямо противоположная реакция. Она металась по прихожей, тщетно пытаясь найти выход. Крашеные волосы стояли дыбом. Девушка успела надеть только одну босоножку, вторая нога была босой.

Только Сева оставался спокоен и невозмутим. Впрочем, его спокойствие сильно встревожило Дениса и не потому, что оно было наигранным. Нет, Сева действительно был спокоен. Он лежал на полу, не подавая никаких признаков жизни. На лбу его вздувалась и прямо на глазах росла огромная багровая шишка.

Денис перешагнул через горные лыжи: пара дорогих «Россиньолей» с пристегнутыми ботинками спикировала со шкафа и угодила прямиком Севе в лоб.

«Хорошо еще, сам шкаф не упал». Денис старался мыслить позитивно; у него была такая возможность, поскольку шкаф оказался встроенным в стенную нишу, и, хотя от нее во все стороны, как паутина, расходилась сеть неглубоких трещин, сам шкаф остался неподвижен.

Он нагнулся над товарищем и похлопал его по щекам.

— Сева! Сева!!!

Треск, кажется, стал тише. По крайней мере, гул — низкий, изматывающий — стих.

— Сева, ты жив? — приятель пробурчал что-то неразборчивое. — Севочка, любимый, разве от этого теряют сознание? — Денис говорил высоким, почти писклявым голоском, пытаясь копировать кого-то из девчонок. Он давился от смеха, подступавшего откуда-то изнутри, и, хотя ситуация явно не располагала к веселью, он ничего не мог с собой поделать. Отец ему как-то сказал: «Ты, наверное, и в преисподнюю заявишься с березовым веником под мышкой и тут же пошлешь кого-нибудь из чертей за холодным пивком». В общем-то, он был прав.

Башня перестала содрогаться, и треск проходил, будто остывал.

— Севочка, вставай, нехорошо обманывать ожидания порядочной девушки! — Он взял Севу за шею и оторвал тело от пола. Приятель сел и захлопал глазами.

— Что это?

Денис пожал плечами.

— Маленькое землетрясение. Что же еще? Для Москвы в июле это обычное дело.

Стены, пол и потолок постепенно замирали; они больше не качались и не дрожали. Сева поправил сбившиеся набок очки.

— Денис… — казалось, еще немного — и он заплачет.

— Сева… — Денис старался, чтобы голос его звучал строго. — Давай обойдемся без сантиментов. Конечно, я тебя спас. Но лыжи пришлось пристрелить. Не беда, купишь новые.

— Как открывается эта чертова дверь?!!

Визг за спиной напомнил ему о пожарной машине, мчащейся по городу.

— Дальше… Следующий вопрос, — не оборачиваясь, бросил он. — В теме «архитектура» я не силен. Давайте что-нибудь из области искусства…

Света подскочила к нему и стала трясти за плечо.

— Открой мне! Открой мне немедленно!

Денис покачнулся, скинул с плеча руку с острыми ногтями и обернулся. С бледного, будто стекшего вниз лица Светы на него смотрели вытаращенные в ужасе глаза.

— ОТКРОЙ!!! — Ее пальцы, как когти пантеры, мелькнули в нескольких сантиметрах от его щеки; если бы Денис не успел отшатнуться, она бы оставила ему четыре красные полосы. Ненужное украшение.

Денис поколебался, но недолго. Левой рукой он обхватил запястье девушки, а правой — отвесил короткую звучную пощечину.

Света застыла — совсем как падающий телевизор на краю тумбы. Денис подумал, что еще немного — и она взорвется.

— Светик! — спокойно произнес он. — Постарайся успокоиться. А то ведь… Боюсь, войду во вкус.

Он снова поднял руку, будто для замаха, и этого оказалось достаточно. Девушка шумно дышала, но больше не кричала. Она отступила назад.

— Займись подругой. Теперь ты знаешь, как это делается?

— Козел… — прошипела Света. Она напряглась, и Денис подумал, что сейчас она снова бросится на него, но девушка, видимо, учла разницу в весе и росте. Она отошла к двери и склонилась над сидящей Ларисой.