— Тогда направьте в полк. Так хочется попасть к своим, вместе с которыми воевал с первых дней войны.

Получив предписание, Лука Дахоеник заторопился в Спартановку. Из центра города ехал трамваем. От тракторного завода добирался пешком. Несколько километров — и вот мост через Мокрую Мечетку, за которым — Спартановка.

В восточной части поселка, близ волжского берега, большое здание в два этажа с высокими окнами. Это — школа. Но нынче учеников не видно. Во дворе автомобили, окрашенные в зеленый цвет с замысловатыми белыми полосами. Повсюду — часовые.

В школьном здании разместился штаб зенитно-артиллерийского полка. В полуподвале — КП. Отсюда велось управление огнем зенитных дивизионов и батарей. Всю ночь, пока «юнкерсы» рвались к городу, командир полка неотлучно находился у пульта связи с подразделениями. Принимал доклады, отдавал приказания, распоряжения. Ни минуты отдыха, ни минуты так нужного человеку сна. До красноты воспалились глаза, болела голова. Но плохое настроение командира вызывалось не только усталостью, но и другой причиной. За время ночного боя полк не сбил ни одного вражеского самолета. Раздосадованный, угрюмый командир собрался уже идти в соседнюю комнату, служившую кабинетом и местом отдыха, но пришлось задержаться: зазвонил телефон. Командир взял трубку.

— Слушаю, Герман!

Докладывал начальник штаба первого дивизиона. Командир полка слушал спокойно, но вот рука с телефонной трубкой вздрогнула.

— Что, что? Повторите!

У него вмиг нахмурились брови, глаза сощурились и стали колючими, злыми.

— Этого еще не хватало! — возмущенно проговорил он. Резко положил трубку. Но теперь желание прилечь и отдохнуть, одолевавшее его, исчезло. Он стал шагать взад-вперед по дощатому полу небольшой комнаты. Потом сел за стол, положив подбородок на ладони. «Как же случилось? — думал подполковник Герман. — Столько орудий вели огонь, сожгли тысячи снарядов — и, выходит, напрасно! Все стервятники улетели. А тут еще такой случай на батарее. Может, зря мне доверили полк?»

Длинной была служебная лестница, которая вела его, подполковника Германа, к командованию полком. В девятьсот тридцатом он, выпускник военно-артиллерийской школы, принял огневой взвод. Через четыре года стал командовать зенитно-артиллерийской батареей, которая не раз выходила победительницей на артиллерийских состязаниях. В сороковом году был назначен на должность командира отдельного дивизиона. Это было на Буковине, в Черновцах. Здесь дивизион принял боевое крещение, сбив в первые дни войны два бомбардировщика Ю-88. Трудным был отход на восток. Все время вели бои с самолетами и с наземными частями противника. Семь уничтоженных фашистских стервятников, пять подбитых танков — с таким боевым счетом дивизион дошел до Волги. Отдельный дивизион влился в полк. И Владимир Евгеньевич Герман назначен командиром этого 1077-го зенитно-артиллерийского полка.

«Это я, бывший босоногий мальчуган с окраинной калужской улицы, командую полком», — подумал Герман, вспомнив о своем безотрадном сиротском детстве, но мысли тут же перенеслись в сегодняшний день. Взглянул на карту-схему боевого порядка полка, на извилистую линию Волги: «Участок-то какой! Смотри, Герман, не подкачай!»

Размышления командира полка прервал голос дежурного.

— К вам старший лейтенант Даховник!

…В отделе кадров Даховнику сказали, что полком, куда его направляют, командует подполковник Герман. Старший лейтенант знал, что командир раньше относился к нему доброжелательно, но Даховник терялся в догадках, как он примет его теперь.

Шагнув навстречу Даховнику, Герман приветливо улыбнулся, подал руку.

— Снова к нам?

— Хватит жить на госпитальных харчах. Пора за работу, — оживленно промолвил Лука, глядя пытливыми! глазами на командира.

Герман ценил Даховника за мужество, отвагу, проявленные им в боях. Когда в отделе кадров сказали, что после лечения его направляют в полк, Герман сообщил, что у него нет командира 1-го дивизиона и что Даховник подходящая кандидатура на эту должность.

— А здоровье-то как? — докуривая Самокрутку из крепкой махорки, осведомился Герман,

— Раны зарубцевались. А от рубцов, говорят, человек крепче становится.

— Так-то оно так, — осматривал Герман щуплую фигуру Даховника. — Похудел, вижу, малость. Но ничего, наберешься сил. А теперь приступим к Делу. Посмотри-ка на схему!

На карте-схеме было изображено расположение зенитно-артиллерийских частей Сталинградского корпусного района противовоздушной обороны. Подполковник, очертив указкой прямоугольник, в центре которого находился поселок Спартановка, пояснил:

— Здесь занимает боевой рубеж наш полк.

Присматриваясь, Даховник уже ясно представлял расположение огневых позиций зенитчиков. Батареи 2, 3 и 5-го дивизионов стояли на холмистой местности между Спартановкой и Ерзовксй. Огневые позиции 4-го дивизиона были на левом берегу Волги близ латошинской паромной переправы.

— А вот здесь, как видишь, первый дивизион, — задержал указку Герман. — Ближе всего к штабу полка, к Волге, к тракторному заводу. — И, взглянув затем на Даховника, на его спокойное сосредоточенное лицо, продолжал: — Принимай первый, командуй! Дивизион — не батарея. Обязанности пошире. Дел побольше.

Твердой походкой вошел высокий худощавый артиллерист — старший политрук. Лицо молодое, ни морщинки, а на голове большие залысины. Это — комиссар полка Манухин. Герман представил ему Даховника.

— Знаю храбреца-молодца! — прозвучал веселый голос комиссара, когда он пожимал ему руку. — Опять среди своих! Верно говорят: своя часть — отцовская хата. А по зениткам, видать, сильно соскучился?

— Еще как! Бока отлежал на госпитальной койке — ходить теперь надо больше, — откровенно признался Даховник, чувствуя себя непринужденно, хотя находился в кругу начальства.

— И лежать, и скучать теперь будет некогда, — добродушно глядел Манухин на старшего лейтенанта. — Работы по горло.

Комиссар напомнил, что командиру дивизиона надо больше опираться в своей работе на коммунистов, комсомольцев, добиваться повышения дисциплины, организованности.

Даховник слушал внимательно. Ему хотелось быстрее окунуться в привычные дела.

— Когда прикажете убыть в дивизион? — спросил он командира.

— Сейчас поедем вместе, — сказал Герман. Автомобиль мчал по улице, широко раздвинувшей ряды аккуратных домиков. На выезде из поселка дорога потянулась вверх. Даховник посмотрел в заднее стекло брезентового кузова. Внизу, в зелени садов, — Спартановка. Правее поселка вытянулись высокие массивные корпуса цехов завода. А дальше — жилые кварталы. Кажется, что им нет ни конца, ни края. «Город-то какой!» — с восхищением подумал Лука.

Машина обогнула овраг, спустилась в балку и выскочила на вершину пологого холма. Виднелись блиндажи, землянки, напоминающие сверху шляпки огромных грибов. Здесь водитель затормозил. Подбежал подтянутый черноволосый политрук и отрапортовал. Подполковник Герман пожал ему руку и громко произнес:

— Так вот, комиссар, командира вам привез. Знакомьтесь!

— Даховник!

— Сытник!

Подошел лейтенант — начальник штаба дивизиона.

— Что же у вас происходит? — спросил его командир полка. — Бойцы ни с того ни с сего калечатся.

Лейтенант стоял навытяжку. Отвечал сбивчиво. Затем сообщил:

— Комбата Новицкого вызвали сюда для объяснения, Герман и Даховник спустились в блиндаж, в котором размещался КП дивизиона. В лицо ударило сыростью. За столиком, просматривая документы, сидел Новицкий. Увидев подполковника, быстро встал. Глаза Даховника перехватили взгляд друга, хотелось подойти ближе, но между ними стоял Герман.

— Ну что, Хлебороб, на гауптвахту угодили? — шутливо спросил его подполковник.

— Трубочный Ласточкин подвел…

— М-да-а… — приподнял густые брови Герман. — От Буковины до Волги дошли — такого не было. — Подполковник достал кисет с махоркой и, присев на скамейку, сделал самокрутку. Глазами сверлил Новицкого. — Дело не только в трубочном, Иван Александрович. Батарея во время боя пропускала залпы. Слабо обучаете людей. Требовательность снизили. Делайте крутой поворот, Новицкий. Расчеты пересмотрите. Каждый боец — мастер на своем месте. И нельзя, чтобы из-за одного-двух разгильдяев все дело страдало.