— Что вы делали у Исаевой?

Ответил без запинки:

— Зашел поздравить с близким новосельем.

— Вы всегда ходите поздравлять будущих новоселов?

— Когда есть свободное время. Сегодня, например, заходил еще к соседям Исаевой. Нас ведь со школьной скамьи учат вниманию и заботе о людях. — Никодимов переходит в наступление. — Думаете, я не понимаю, что вы подозреваете меня во взяточничестве?

— Думаю, понимаете, — соглашается Кирилл.

В голосе Никодимова снисхождение и издевка:

— Трудная у вас работа, товарищ следователь. Каждого в преступлении подозревать — жить не захочется.

Наглость — вроде камуфляжа. Немало преступников ею прикрывается. До поры, до времени. Пока не убедятся, что следователь располагает вескими доказательствами их вины. Сейчас Дегтярев этими доказательствами еще не располагает. Что ж, пусть Никодимов покуражится.

— Если вы ни в чем не виноваты, почему бросились бежать, когда увидели меня?

— Испугался. Извиняюсь, конечно, принял вас за грабителя. Переулок темный. Никого нет. Самому неприятно, что так нехорошо о вас подумал. Но знаете поговорку — у страха глаза велики.

Валерий с отвращением смотрит на Никодимова: «До чего похож на крысу! Жирную, злую, остромордую крысу…»

— Зачем вам понадобилось забираться в разрушенный дом? — спрашивает Дегтярев. — Это уж совсем нелогично. Там грабителю легче всего было с вами разделаться.

— Человек в состоянии аффекта плохо соображает. Бывают такие психологические выверты, сам Фрейд не мог бы разобраться. Но ведь вы не будете отрицать, товарищ следователь, что как только я понял, с кем имею дело, — тут же сдался. Не оказал ни малейшего сопротивления. А бегаете вы здорово…

— Да и вы почти спринтер, — усмехнулся Дегтярев, — Подпишите, пожалуйста, протокол допроса.

Никодимов небрежно расписался. Встал.

— Я могу идти?

— Можете. Видимо, произошло недоразумение. Все же попрошу вас послезавтра утром явиться в прокуратуру. К тому времени мы окончательно разберемся.

У Никодимова дрогнули веки. Странные веки, почти без ресниц. Голос прозвучал менее нагло, чем прежде:

— Вещи вы мне вернете?

— Все, кроме зажигалки и блокнота.

Никодимов сам не знал, как у него сорвалось:

— Понятно! Кто захочет вернуть такую зажигалку!

Валерий, багрово покраснев, вскочил и шагнул к Никодимову. Но тут же опомнился и снова сел. Никодимов, разом потеряв весь апломб, съежился, отступил к двери, не смея взглянуть на Дегтярева. Кирилл снова, как тогда, когда бежал по переулку, почувствовал острую боль в сердце. Но он слишком привык владеть собой. Пожалуй, одна лишь Наташа могла бы заметить, как трудно ему это сейчас далось.

— Извините, — растягивая губы в жалкую улыбку, проговорил Никодимов. — Разрешите идти?

— Идите.

Дверь за Никодимовым закрылась. Кирилл встал, распахнул окно, закурил, несколько секунд подержал в руках зажженную спичку.

— Кирилл Михайлович, простудитесь…

— Не простужусь! — Дегтярев закрыл окно. — Надо было подать знак оперуполномоченным, что Никодимов ушел.

— Куда этот мерзавец девал деньги? Ведь взял же он у Исаевой, правда?

— Взял. Не исключена возможность, что сообщник ждал его около развалин. С другой стороны дома. Никодимов мог успеть передать деньги, не заметив, что выронил при этом десятку.

— Какую десятку?

Дегтярев показал Валерию протокол, к которому были приложены десять рублей.

— Почему же вы его отпустили?!

— Если Никодимов передал деньги сообщнику, то прежде всего попытается выяснить, не задержан ли тот. Никодимову ведь неизвестно, было ли у нас с той стороны дома установлено наблюдение. Узнав, что не задержан, — обязательно захочет встретиться. Работники милиции установят, куда он отсюда пойдет. А теперь, Валерий, держись. Работы будет невпроворот. За эти сутки нам предстоит узнать о Никодимове больше, чем, может быть, знает о нем его родная мама… У тебя ведь по психологии «отлично»?

— Да.

— Давай разберемся, что представляет собой Никодимов. Человек не слишком культурный, это видно по манере себя держать. Правда, кое-чего нахватался, даже Фрейдом козыряет. А копни поглубже — наверняка понятия не имеет о фрейдизме. Труслив, как и все взяточники. Жаден. Поэтому и сорвалось у него о зажигалке. Неуравновешен. Пройди он спокойно мимо меня, я бы его не задержал, поскольку Исаева не подала знак.

— Глупее ничего нельзя было придумать! Зачем ему понадобилось бежать? Это же выдало его с головой!

— Возможно, видел меня где-нибудь и узнал. А узнав, испугался и разом потерял способность соображать. Теперь мы его отпустили. Дали понять, что произошла ошибка. Но все же сказали, чтобы послезавтра снова явился. Естественно, его мозговой аппарат работает сейчас лихорадочно. Возникает тысяча вариантов, как выпутаться из создавшегося положения. Вряд ли хоть один из них разумен, Никодимов не способен в настоящий момент рассуждать здраво. Страх сменяется успокоением и снова схватывает в тиски… — Нет, Кирилл не поучал сейчас Валерия. Он просто думал вслух. — В таком состоянии Никодимов несомненно сделает какую-нибудь глупость. В этом можно не сомневаться. — Лицо Дегтярева прояснилось. — Итак, Валерий, начинается борьба между следователем и преступником. Как в шахматах — надо предугадать несколько ходов противника. Постараемся это сделать. А пока займемся его блокнотом. Посмотрим, чьи там адреса и телефоны. Нужно будет выяснить, кто эти люди, что их связывает с Никодимовым. Интересно, не окажется ли там Сергей, чье имя выгравировано на зажигалке. Неплохо бы узнать, кому она принадлежала…

Говоря это, Дегтярев листал блокнот. Имени «Сергей» там не оказалось.

Выйдя из прокуратуры, Никодимов несколько минут постоял на углу, желая убедиться, что за ним не следят. Потом сел на трамвай, проехал в другой конец города, зашел в вестибюль метро, спустился вниз. На следующей станции поднялся по эскалатору, оглянулся. Все были заняты своими делами, никто не обращал на него внимания. Тогда он подошел к телефонной будке, опустил монету, набрал номер. Трубку сняли сразу же, после первого гудка. Видимо, ждали звонка.

— Слушаю, — сказал женский голос.

— Клава? Это я, Никодимов. Митя дома?

— Боже мой! — женский голос звучал глухо и взволнованно. — Вы ведь ушли вместе. Сказали на час… Где Митя? Я просто с ума схожу!

— Отвечайте на вопросы, Клава. Гостей у вас не было?

— Каких гостей?

Никодимов вздохнул свободнее:

— Значит, не было. Очень хорошо. Теперь слушайте меня внимательно. Если Митю спросят — скажите в командировке.

— Что за вздор? Какая командировка? У Мити отпуск.

— Не перебивайте! Командировка срочная и строго секретная, так что не пытайтесь выяснять — куда. Вам все равно не скажут. Через несколько дней он вернется.

— Мы оба со вчерашнего дня в отпуске! Как могли его послать в командировку? Почему он сам не позвонил мне по телефону?!

— Об этом спросите Митю, когда он вернется.

Нажал на рычаг. Вышел из будки. Теперь в ресторан. Скорее. Если Митя не попался, значит ждет там, как условились.

Павлов сидел за столиком неподалеку от входа.

— Наконец-то! Жду тебя весь вечер. Хотел уже ехать домой. Что произошло?

— Об этом после. Домой тебе возвращаться нельзя.

— Но Клава…

— Клаве я звонил. Сказал, что начальство прервало твой отпуск и срочно отправило в командировку.

— И она тебе поверила?!

— Это несущественно.

— Никто ведь не видел, как ты передавал мне деньги. Зачем ты придумал эту командировку?

— Трудно сказать, что они видят!

Подошел официант. Подал меню. Не заглянув в него, Никодимов нетерпеливо сказал:

— Ромштекс и бутылку пива. Да поскорее.

Официант смахнул со стола несуществующие крошки и отошел.

— Что произошло? — повторил Павлов.

— Задержали. Обыскали. Но так как денег при мне не было, доказать им ничего не удастся. Эта старая дура Исаева, если и заявила, возьмет свои показания обратно. Я ей объяснил, чем это пахнет для нее лично…