ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Надо было сразу сказать, что денег у него мало, а если даже старик Моунт примирится с неудачным замужеством дочери и выделит им большую сумму, то вряд ли Лайга согласится тратить деньги на опыты. При первом разговоре Улисс так и не сказал об этом Милоти. Второй раз, увидевшись с профессором, Хент улучил минуту и сказал, что он вовсе не так богат, как может показаться со стороны. Но Милоти рассмеялся:

— Не прибедняйтесь, Хент. Кто не знает, что мошна у старика Моунта набита золотом и уступает разве только капиталам Нульгенера… И не в том ведь дело, много у вас денег или мало.

И заговорил снова о своем препарате. Как было разуверять его? К тому же при разговоре опять присутствовала Эли, и так трудно было при ней объяснить сложившуюся ситуацию.

Милоти умер, не зная, что передал свое открытие в руки человека, фактически не располагающего достаточными средствами для ведения широких научных опытов.

Улисс надеялся, однако, заинтересовать Лайгу опытами профессора Милоти и уговорить ее поступиться некоторыми расходами ради научной работы.

Однажды, проезжая со своей подругой Лиси Барви мимо Умбийского университета, Лайга зашла взглянуть, что там поделывает Улисс.

— Боже мой! Здесь можно задохнуться, — воскликнула Лайга, войдя в лабораторию.

— Невозможно дышать, — подтвердила Лиси.

— Это с непривычки, — пытался их успокоить Улисс. — Это первые минуты. Вы побудете здесь немного и перестанете замечать дурной запах.

— Но зачем нам здесь быть даже немного? — запротестовала Лиси Барви. — Поедем лучше на регби, Лайга.

Улисс чувствовал, что сейчас подходящий момент, чтобы заинтересовать Лайгу научными опытами, и он из кожи лез вон, стараясь задержать в лаборатории жену и ее подругу.

— Только несколько минут… — умолял их Улисс. — Я вам такие интересные вещи покажу. Вот смотрите. Я беру флейту и воспроизвожу ноту «до». Что произошло с этой собакой?

— Ничего, — равнодушно ответила Лайга.

— Ну, конечно, ничего! — обрадованно воскликнул Улисс. — Это и требовалось доказать. А вот я воспроизведу другую ноту — «ми». Что сейчас?

— Ничего.

— Правильно, ничего. А вот нота «си». Что?

— Ну что здесь интересного? — воскликнула Лиси. — Мы же не дети, нас мало увлекают такие забавы.

— Ничего с собакой не происходит, — сказала Лайга. — Я не понимаю, что ты хочешь этим доказать?

— Вот это я и хочу доказать: ноты «до», «си» и все другие никакого влияния на собаку не оказывают. За исключением «фа». Вот смотрите, я воспроизвожу ноту «фа». Что с собакой?

— Ничего, — сказала Лайга.

— И я ничего не вижу, — подтвердила Лиси.

— А вот взгляните сюда. Видите пробирку, прикрепленную к коже на щеке собаки? Как только я начал воспроизводить ноту «фа», через фистулу в пробирку потекла слюна. Раньше слюны не было. Это — условный рефлекс, выработанный у собаки. Ей давали пищу как раз тогда, когда флейтой воспроизводилась нота «фа»… А вот еще более интересное животное.

Улисс поторопился увести своих посетительниц дальше, видя, что первый опыт их немного заинтересовал.

— С этой собакой мы произведем другой опыт, — сказал он, остановившись возле маленькой клетки. — Следите за пробиркой. Я играю на флейте какой-нибудь мотив. Ну, например, «Вперед, Бизнесония, к победе над миром!»

Улисс сыграл гимн бизнесонских фашистов.

— Что с собакой?

— Ничего, — ответила Лайга.

— Никаких признаков, — подтвердила Лиси.

— Правильно. А вот я сейчас сыграю другой мотив — песенку «Я встретил девчонку в Батуге». Следите за собакой.

— Слюна потекла! — воскликнула Лайга.

— Значит, это музыкальная собака? — спросила Лиси.

— Нет, дорогая, — ответил Улисс. — Ее, конечно, нельзя так назвать. Этот опыт показывает, что хороший слух еще не музыкальность. Это всего-навсего пищевой рефлекс, выработанный на определенную песенку. Чтобы стать музыкальной, собаке не хватает общей одаренности, интеллектуального развития, что имеется только у человека.

Он подвел их к клеткам с обезьянами. Лайга и Лиси заинтересовались резвой игрой животных, ловко взбиравшихся по веревкам, гонявшихся друг за дружкой.

Пользуясь этим, Улисс пытался объяснить Лайге свои опыты:

— Одним обезьянам мы вводили кофеин, действующий на участки возбуждения. Помнишь, я объяснял тебе эту теорию?

— Да, да, — рассеянно ответила Лайга.

— Ну вот. А другим давали бром, возбуждающий участки торможения. Эти стали более тонко различать звук, малейшие колебания, которых раньше не воспринимали. Вводили бром и кофеин одновременно в разных дозах. Применяли и много других препаратов: эфедрин, фенамин, пантокрин, новокаин… Сначала воздействовали на всю кору полушарий мозга в целом, потом — на отдельные участки. А теперь вводим совсем новый препарат, открытый профессором Милоти…

— Да хватит вам, Хент, — прервала его Лиси. — Это ведь так скучно.

— Ты дома мне расскажешь. Хорошо, Улли? Это интересно. Но нам сейчас надо ехать, — сказала Лайга.

У двери их встретила вошедшая Эли. Хент познакомил их. Лайга свысока взглянула на девушку и, капризно дернув плечом, сказала:

— Вы простите, мы должны вас оставить… Спешим на регби.

Улиссу показалось, что знакомство пришлось ей не по душе.

…Дела у Хента складывались неблагоприятно. После смерти Милоти университет перестал интересоваться его лабораторией. Помещение было обещано преемнику Милоти, и Хент с трудом договорился об аренде его на три месяца. Наконец, университет отказался оплачивать труд двух лаборантов, работавших с профессором Милоти, и ветеринара, наблюдавшего за животными.

Надо было искать выхода из создавшегося положения.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Узнав, что к Улиссу в лабораторию ходит молоденькая женщина, Лайга пришла в неистовство.

— Мало того, что деньги на обезьян уходят, так ты еще любовниц заводишь! — кричала она.

Но когда Улисс объяснил, что Эли вызвалась помогать ему в опытах, Лайга успокоилась и даже проявила некоторый интерес к «странной» девушке.

— А кто она такая?

— Дочь профессора Милоти. Я же тебе говорил. Перед смертью он передал мне свои научные материалы, я смогу продолжать его работу. Требуется немного денег, чтобы снять помещение для лаборатории… ну, и еще немного… Я думаю, мы могли бы выкроить из своего бюджета.

— А зачем это тебе?

— Как зачем? Это очень важное открытие. Милоти нашел препарат, с помощью которого можно обыкновенного ребенка сделать гениальным музыкантом.

— Ну так что?

— Ты ведь знаешь, как редки у нас настоящие музыканты, а я впоследствии смогу любого человека сделать талантливым.

— Это выгодно?

— Я сейчас думаю не об этом. Важно закончить опыты.

Лайга пожала плечами.

— Мой папа никогда ничего не делал без выгоды. И он стал миллионером.

— Моя работа тоже, наверное, принесет деньги, — поспешил Улисс утешить ее, хотя не представлял себе, какую пользу можно извлечь из открытия профессора Милоти. — Может быть, со временем препарат будут покупать.

— Ты откроешь магазин? — обрадовалась Лайга.

— Не знаю, любимая. Я еще как следует не продумал. Сейчас мне надо продолжать опыты. Эли поможет, пока нет лаборанта… Ты не ревнуешь меня к Эли?

Улисс привлек Лайгу к себе.

— Ах, оставь, Улисс. Ну что ты вдруг вздумал целоваться? Я же с тобою серьезно разговариваю. И как тебе могло взбрести в голову, что я буду ревновать к этой… Как ее?

— Эли Милоти.

— Да, Эли. Она же такая… Ну, в общем совсем другая… Не такая, как я. Да?

— Ну, конечно! — согласился Улисс. — Она хорошая, умная, добрая… Но ты… самая лучшая, ты моя любимая!..

— Оставь, Улисс… Я пойду к Лиси, у нее сегодня бал.

…С Лайгой о деньгах так и не удалось договориться. Что же делать? Улисс не знал, где искать выход из затруднения. А тут, как назло, заболела одна обезьяна. Держать ее со всеми вместе было опасно, от нее могли заразиться другие. Улисс решил взять больную обезьяну домой. Он поместил ее в коридоре, отгородив угол у двери.