Стевенсу удалось довольно быстро обнаружить выход с берега в глубь страны, где он обязан был организовать движение транспорта, людей и боевой техники, и он незамедлительно приступил к своим обязанностям. Расставил солдат-регулировщиков в наиболее ответственных местах и быстро навел порядок, а когда он нарушался огнем артиллерии немцев, которая довольно часто создавала пробки на дороге, Стевенс распоряжался, чтобы быстро убирали с пути горевшие и подбитые машины, тягачи и танки.
Но, несмотря на все усилия Стевенса, на участке «Суорд» в течение всего дня «Д» так и не удалось наладить бесперебойное движение по дорогам. Немецкая дальнобойная артиллерия с удивительным упорством вела по берегу сильнейший огонь, причем настолько точный, что английские солдаты стали поговаривать о том, что немцы используют для корректировки своего огня аэростаты воздушного заграждения, поднятые вдоль берега. К полудню прилив достиг линии, находившейся на расстоянии всего 10 метров от дюн, оставив для движения транспорта и боевой техники узкую полосу сухого мягкого песка; танки, «джипы», автомашины и артиллерия стали в нем вязнуть. Вскоре образовалась грандиозная пробка, и все движение на берегу практически остановилось. Только минут через тридцать усилиями таких людей, как капитан Стевенс, пробку удалось ликвидировать. К этому времени на плацдарме находились крупные силы английской армии вторжения, упорно продвигавшиеся в глубь Нормандии, и уже можно было с уверенностью сказать, что первый десантный бросок на участок «Суорд» увенчался успехом. Город Уистреам пал. Оборона противника в районе населенного пункта Рива Белла в жестоком бою была смята силами английской морской пехоты «командос», в состав которых входили также две роты французов «Свободной Франции». Эти люди первыми зашли в здание муниципалитета, где находился пункт первой медицинской помощи города Уистреама. К мосту через канал Кан, расположенному в шести с половиной километрах от побережья, почти одновременно подошли солдаты-саперы и подразделения английской морской пехоты «командос», где они встретились с парашютистами и посадочно-десантными силами Говарда.
Вопрос о том, кто первым из них подошел к мосту, до сих пор остается неясным. Саперная часть английской армии, почти не встретив, по сути дела, сопротивления немцев, за исключением огня снайперов, подъехала к мосту на своих «джипах» не со стороны побережья, а с противоположной стороны, с суши. По плану вторжения она должна была навести через Канский канал новый мост, так как предполагалось, что при приближении сил союзников немцы взорвут старый мост; но когда саперы, высланные вперед для разведки местности, подошли около часу дня к мосту, то обнаружили его целым и невредимым, хотя он все еще находился под обстрелом немцев. Не обращая внимания на это, саперы дождались подхода своей части и, как люди, хорошо знавшие свое дело, немедленно принялись наводить через Канский канал рядом со старым мостом новый понтонный мост, хотя в этом не было особой необходимости. Примерно в это же время в районе моста появились на велосипедах солдаты английской морской пехоты «командос», которые, перебравшись на другую сторону канала по сохранившемуся мосту, встретились с авиадесантными силами Говарда. Часом позже к мосту подошли основные силы подразделений морской пехоты «командос» под командованием бригадного генерала лорда Ловата, которые из желания порисоваться торжественно прошли через мост на другую сторону канала под бравурные звуки марша, мастерски исполненного личным трубачом Ловата.
Собственно, этой встречей у моста солдат и офицеров, высадившихся с моря, с представителями авиадесантных сил союзников и закончились десантные операции на всех плацдармах, захваченных у противника в Нормандии.
Заключение
Сообщение о начале вторжения в Нормандию было встречено во всем мире с огромным волнением и тревогой.
Первые сведения о нем поступили из Германии. В 6 часов 30 минут утра 6 июня была случайно перехвачена передача берлинского радио, которое в течение пяти минут передавало сообщения о высадке союзных сил на участках «Омаха» и «Юта», а также о бомбардировке Гавра. В передаче довольно точно сообщалось также о боевых действиях дивизиона миноносцев Гофмана против английского флота вторжения. Затем немецкое радио через каждые несколько минут прерывало свои обычные передачи и сообщало дополнительные подробности о боях на побережье Нормандии, и особенно о парашютных десантах. Некоторые из этих сообщений были довольно объективными, другие извращали действительный ход событий. Информационные агентства, которые принимали эти сообщения, немедленно транслировали их по всему миру, а бюллетени новостей, принимаемых по радио, дублировали их передачу. В Вашингтоне, где в момент поступления сведений о высадке был первый час ночи, мало осведомленные люди скептически улыбались, полагая, что слухи о высадке — своего рода пропаганда. Но слухи продолжали расти, и через два с половиной часа о них уже знала значительная часть Америки. Однако официально они еще не были подтверждены, так как Эйзенхауэр отказался санкционировать передачу официального сообщения о высадке до тех пор, пока не убедился в ее успехе. В 9 часов 1 минуту появилось первое, весьма сдержанное по своему содержанию официальное коммюнике, в котором даже не указывалось место высадки. Однако через несколько минут радио Берлина сообщило, что англо-американские войска высадились в районе, ограниченном с севера Гавром, а на юге — Шербуром, и начиная с этого времени эфир был заполнен сообщениями радиокомментаторов всех стран мира о боях на территории Франции. Следует, однако, отметить, что большая часть этих сведений была получена из немецких источников. На восточном побережье Соединенных Штатов первые официальные сообщения стали поступать с 3 часов 30 минут утра, и первым, кто прокомментировал весть о долгожданном начале вторжения во Францию, был мэр города Нью-Йорка Ла Гардиа.
В Соединенных Штатах о начале вторжения слышали все, кто работали в ночную смену. В Англии и в Соединенных Штатах многие вздохнули с облегчением — по противнику нанесен наконец сильнейший удар. Внешних признаков ликования по этому поводу не было видно, так как англичане и американцы знали, что сражение только началось и что успех, на который они надеются, будет стоить больших жертв. Многие англичане были охвачены беспокойством и тревогой за судьбу своих близких, высадившихся в Нормандии. По секретным официальным предположениям, потери первого оперативного эшелона вторжения могли достигнуть 10000 человек. На самом деле жертв при высадке было раза в четыре меньше.
В период войны в Англии существовала очень строгая цензура, которая часто задерживала письма военнослужащих английской армии и флота. Многие из них, не принимавшие непосредственного участия во вторжении и весьма далекие от какой-либо опасности, неделями не сообщали родным никаких сведений о себе. Естественно, что их матери и жены, ожидавшие писем, услышав о начале вторжения, вообразили, что их сыновья и мужья сражаются на территории Франции. Наверное, на одного солдата, действительно участвовавшего в первом броске, приходилось не менее 10 охваченных тревогой и беспокойством семей, считавших, что их близкие и родные проливают кровь на берегах Нормандии.
Несколько недель назад Джон Говард сказал своей жене, что, когда она услышит об атаке авиадесантных сил в Нормандии, его роль в этой операции уже будет закончена. Так, в сущности, и случилось.
Конни Боуз, недавно помолвленная с капитаном Айвори Стевенсом, который в это время командовал группой регулировщиков на участке «Суорд», услышала о высадке во время работы в своей смене на одной из фабрик в городе Хоик (Шотландия). До войны эта фабрика, где работали одни женщины, выпускала чулочно-трикотажные изделия, а после переоборудования ее в военный завод специализировалась на производстве дополнительных топливных баков для самолетов. Почти у каждой из работниц в армии был сын, муж или возлюбленный, которые очень редко им писали и никогда не сообщали о своих делах и местонахождении. Сообщение по радио о высадке десанта в Нормандии буквально потрясло работниц. Конни Боуз не переставая думала о своем муже. А Стевенс в это время лежал в неглубокой траншее на спине какого-то солдата и думал, что наступил его смертный час. Все утро, оставив майора Гилла на попечение санитаров, Стевенс занимался своей работой по регулированию движения на одной из дорог участка «Суорд», ведущей с берега в глубь страны, и не обращал почти никакого внимания на окружающую обстановку. Совершенно случайно ему попались на глаза английские солдаты, метавшиеся на берегу в поисках укрытия от немецких бомбардировщиков, летевших вдоль берега почти над самыми крышами вилл и отелей. Стевенс бросился в траншею, находившуюся рядом, подмяв при этом под себя одного из солдат, который очутился там раньше. Почти одновременно с этим Стевенс увидел падавший прямо на него подбитый немецкий самолет, который через секунду врезался в дюну и мгновенно вспыхнул как спичка в нескольких метрах от окопа, где лежали они с солдатом. Боясь заживо сгореть в окопе, Стевенс попытался было привстать, но грохот взрыва и вой осколков от первой взорвавшейся в самолете бомбы заставили его снова лечь. Бомбы стали рваться одна за другой, и с каждым взрывом Стевенс мысленно прощался с жизнью. Прошло немало времени, пока они с солдатом, который довольно уютно устроился под Стевенсом, решили, что опасность миновала.