Пермяков удивился:

— Как сбежал? Вечером он был у меня, советовался со мной о поездке в Бонн, куда приглашал его партийный лидер.

— Почему же тогда такие слухи? — возмущался Больце.

Пермяков задумался. Он знал приемы подобной политической борьбы, понимал, что слухи не возникают из ничего. Цель обессиленного врага ясна — нанести вред, озлобить немцев против советских властей. А может, действительно профессор из «Вервольфа»[20], как говорила Гертруда? Блоха не велика, а спать не дает. Комендант и во сне думал, что же предпринять. Из-за блох не сожжешь одеяла, из-за недобитых фашистов не обнажишь меч против мирных людей труда, как предлагает Гертруда. Найти «оборотней» надо, но опять возникает тот же вопрос: как? Враг — не голодный котенок, не сует морду, куда попало.

— Созовите коммунистов, поговорите с ними о слухах, о взрывающихся авторучках, — посоветовал Пермяков растревоженному Больце.

Проводив бургомистра, Пермяков опять разговорился с Бертой, попросил и ее подумать, как узнать, кто распускает подобные слухи.

У Берты в душе словно кошки скребли. Ей и самой хотелось узнать клеветника, сочинителя вредных слухов, но разве нападешь на него ни с того ни с сего? «Может, надо ходить на базар, в церковь, на вокзал, прислушиваться к бабьим сплетнями?» — подумала она. «Нет, одна ничего не сделаешь, надо с соседками договориться. Среди них есть очень хорошие, честные, они различают правду от клеветы».

6

Курц зашел в парикмахерскую. Его подослала Гертруда. Владелец парикмахерской Артур Пиц встретил желанного клиента с отменным вниманием. Он завел его в особую кабину, где обычно брили важных персон. Хозяин заведения сам стал обрабатывать Курца. В парикмахерской это считалось высшим уважением к посетителю. Об этом говорили: «Сам обслужил».

— Что-то не слышно вас, — закинул Пиц удочку. — В дни войны, бывало, в Берлине…

— Вы знали меня? — спросил Курц.

— Да кто не знал вас? — льстил парикмахер. — Только и слышно было в столице о вашей отваге, — явно перегибал Пиц. — А что теперь услышишь от молодых людей? План, соревнование, коллективные прогулки, коллективная любовь. Пропала сильная личность…

Слова Пица западали в душу Курца, как проращенные семена в разрыхленную землю. У него заиграло воображение. Он-то ненавидел всякую коллективность даже в развлечениях, из-за этого и девушки не любят его. А Пиц сказал и о них:

— И девушки нынче влюблены в станки, машины, коллективы. Сердце свое отдают им. У вас есть нежная подруга? — осведомился Пиц, обливая Курца одеколоном. — Хотите, познакомлю с хорошей девушкой? Такого ангела не сыщешь и в Берлине. Редкая красавица. Волосы черные, глаза голубые. Умница, скромница с высокими идеалами.

Учел опытный разведчик и безденежье Курца. Он сказал, что за девушкой большой капитал: и марки и доллары. Пиц расписывал, что девушка не выходит в свет, ненавидит простоту нравов, мечтает о молодом человеке с сильным характером, — способном совершить романтический подвиг. Разве Курц мог отмахнуться от такого соблазна? Ему казалось, что он напал на сказочную судьбу, в которую с юности верил.

Поздно вечером Курц пришел на свидание к редкой красавице. Это была Эльза. Пиц подготовил и ее к встрече. Он сделал своей героине такую прическу, что Курц с восхищением смотрел на ее черные перекрашенные волосы.

Спереди они взвиты кольцами, на виски падали локоны. По всей голове, от уха до уха, резвились мелкие завитки. С макушки на шею свисали толстые крученые пряди. Одета Эльза небогато, но изысканно. Платье из вискозного полотна кофейного цвета, впереди оно казалось как костюм, а сзади разделялось, как блузка с юбкой. Пиц свел молодую пару, проверил своими руками, плотно ли зашторено окно, вышел и закрыл дверь на замок. «Так спокойнее», — подумал он.

Курц сразу стал объясняться. Эльза вела себя скромно, дразнила героя. Она только разрешала целовать пальцы и изредка нежно трепала молодого человека за ухо.

«Деньги, деньги! Без них как без рук», — вот что выводило из себя Курца. Нужны подарки, угощение с вином — вот обычный его ход. Но этот ход Курц не мог сделать. Денег на это у него не было.

Эльза не знала Курца до этой встречи, но о нем много говорили ей Пиц и Гертруда. Они хвалили Курца, подсылали ее познакомиться с ним и привести его в эту комнату. Но ей тогда не удалось зацепить Курца на крючок: после взрыва авторучки она забилась в нору. Зато теперь Эльза хотела наверстать упущенное, интересовалась его жизнью:

— Вам нравится повиноваться советским властям?

— Я живу без повиновения. Работаю, развлекаюсь — вот и все.

— И не притесняют вас?

— Ничуть. В первые дни вызвали меня в комендатуру: Сам комендант беседовал со мной, «Знаем, — говорит, — ваше прошлое, скажите как думаете жить». Отпираться я не стал. Сказал, что был членом «Гитлерюгенда», но теперь отрекся.

Эльза позавидовала ему. Он, бывший анфюрер, — свободный человек, а не мышка в лапах кошки, как она. Эльза решила поговорить с ним откровенно:

— А я почему-то боюсь советской комендатуры. Я ведь тоже была членом «Гитлерюгенда».

— Это для них не имеет значения. У русских первобытные нравы — не мстят. Идите к коменданту, и вы убедитесь.

Курц обнял Эльзу. Девушка забыла нравоучения Пица и Гертруды и оборонялась по-своему. Она не трепала за ухо ухажера, не отворачивала голову, ей стало приятно ощущать молодость. Она могла бы полюбить Курца, но разве ей теперь до этого? Она лишний человек, укрывается как затравленный зверь от преследования. Стоит только сделать неосторожный шаг, и ее бросят в тюрьму. Открыться в своей смертельной игре Эльза боялась. Нежно пожимая руку Курцу, она ласково спросила:

— Расскажите, какие новости у вас?

— У меня никаких. Есть скверная новость в городе. Какая-то разведчица, должно быть советская, ослепила жену профессора Торрена сюрпризом — авторучкой. Я бы ее, подлую, своими руками задушил.

Эльза ахнула.

— Страшно мне!.. Не понимаете вы меня, — бессильно вырывалась она из объятий Курца.

Молодой человек и не стремился понять, даже не спросил о причине ее испуга. Он смотрел на нее, как волк на овцу. Курц при встрече с женщиной не признавал скромности и выдержки. Он безжалостно схватил Эльзу в свои объятия…

Звякнул замок. Вошли Пиц и Хапп. Курц обалдел, увидев бывшего гаулейтера. Бежал из тюрьмы? Хапп сел рядом с ним и мигнул Пицу. Тот увел Эльзу в другую комнату, где жила хозяйка домика, глухая и почти слепая старуха, которую содержали «оборотни».

Льстя и угрожая Курцу, Хапп стал добиваться от бывшего анфюрера прежней активности и покорности. Курц, не мудрствуя, рассказал все о своей беспечной жизни.

— Заблудился ты, мой молодой друг. — Хапп хлопнул Курца по плечу. — Тебя на той стороне Эльбы прочат в вожаки молодежи всей Германии, а ты превратился в мелкотравчатого шалопая, довольствуешься советскими порядками и… добиваешься женской ласки насилием.

— Другого пути не вижу, — промямлил Курц.

— Близоруким стал, — продолжал Хапп распекать анфюрера. — Растоптал идеалы фюрера. Но ладно. Прощаю за молодость. Как с деньгами? Суховато, говоришь? Совсем иссохнешь на одном жалованье. Держи, — протянул Хапп пачку денег. — Из фонда сбережения кадров. Зятем ведь был ты мне…

Курц вскочил, вытянулся. Как не вытянуться: десять тысяч марок! Сколько буйных ночей и веселых партий впереди! Теперь и скромница Эльза будет у его ног.

— Распишись на этой бумажке. — Хапп подал листок.

В экстазе Курц и не понял, что подписал. Запомнилась только последняя строчка: «Аванс за выполнение поручений». Да он и не задумывался над благодеянием бывшего тестя: деньги не пахнут.

— Теперь слушай, — эти слова Хаппа прозвучали приказанием. — Никто не должен знать о нашей встрече. В дальнейшем указания будешь получать от Пица. Поведение в обществе и на работе не изменяй, как будто ничего в твоей жизни не произошло. О встрече с этой девушкой никому ни слова… Да хранит тебя провидение!