— Смелым да сильным везде дорога, — сказал товарищ Кондрата Карповича.
— Яков Гордеевич, и вы здесь? — узнал Михаил знакомый голос. — Как попали на Дон?
— Меня вначале привезли в Новочеркасск. Там немного полежал, выписался и поехал искать Кондрата. С тех пор вместе делим горести. Отходили до Грозного. Поперли немца с Кавказа — вот и шагаем за своими частями.
— Да-а. Как маманя? Где она теперь? — расспрашивал Михаил отца.
— Оставалась в Ростове. Жива ли, бедняжка? Яков Гордеич сказывал, довелось тебе хлебнуть напасти. — Отец поднял прутик с рыбами.
— Досталось. О войне говорить горько, а видеть ее — мучение. Яков Гордеевич, о Шатрищах ничего не слышал? Что с Верой, Костюшкой?
— Ничего не знаю. Вывезли тогда из лесу нас с вами вместе. Писать некуда: враг там.
— Что же с Верой? Неужели погибла? — еще раз спросил Михаил. Яков Гордеевич молча развел руками.
Михаил со стариками направился в свою часть. Там народных ополченцев встретили как дорогих гостей. Пришел с командного пункта командир эскадрона. Пермяков пожал старикам руки, отозвал в сторону Михаила и Элвадзе, заговорил о боевом задании. Кондрату Карповичу казалось, что ему нельзя находиться в расположении части. Он, участник двух войн, понимал военные порядки.
— Извиняйте нас, — смущенно сказал он, — мы уйдем.
— Подождите немного. Совет нужен. Хотим прощупать немца на той стороне Дона. Как вы думаете, в каком месте лучше пройти? — спросил Пермяков старого донца.
— Там, чуть правее, на том берегу есть сухая водосточная канава, к ней и идти, — объяснил Кондрат Карпович. Ежели доверите, то разрешите мне махнуть. В смысле разведки опыт имею. В германскую войну конным разведчиком был.
— Дозвольте и мне пойти, — заговорил Яков Гордеевич. — Говорю по-немецки.
— В разведке язык должен быть на замке. Разведчик глазом и. ухом действует. Говорить и стрелять нельзя, — выкладывал свои познания Кондрат Карпович.
Товарищ не унимался.
— Я с любым фрицем могу поговорить на их языке.
— А они тебя сцапают — и на службу, переводчиком или холуем.
— Не стращай меня немцем. Я им послужу, как охотник волку.
— Вот что, старик, — сказал Кондрат Карпович, — мне надо разрешение получить. Я ополченец. Дисциплина.
— А я вольный казак. Так пойду, — заключил Яков Гордеевич.
Разведчики собрались быстро. Пригодились удочки и прутик с рыбами. Все это захватили с собой — чем не рыбаки.
— Хорошо придумали, папаши, — восторженно сказал Элвадзе.
— Не шибко хорошо, но подходяще: раз на Дону— рыбак, — отозвался Кондрат Карпович.
Однако он ясно сознавал, что, если немцы заметят при переходе с левого берега, удочки и рыба не спасут. Но казак смерти не боялся. Помнил заповедь: «Ищи, казак, врага в тылу».
— Может, подождать, пока месяц зайдет, — сказал он Пермякову. — Светловато. Лиха беда — Дон перейти.
— Все предусмотрено, — ответил командир и по-смотрел на часы. — Дон сейчас будет в сером тумане. Вот уже туманит.
Саперы дивизии в разных местах разбрасывали по льду дымовые шашки. Дымки медленно расстилались по свинцовой поверхности широкой реки. «Ловко придумано, — протянул старый разведчик, — и дымок такой, что не отличить от льда».
Элвадзе вполголоса говорил Пермякову о том, что Михаила Елизарова не надо бы пускать в разведку. Вылазка опасная. Вдруг что случится — оба разом, отец с сыном, погибнут. Михаил теперь офицер, надо беречь его.
Эти слова дошли до слуха старого казака. Ему стало досадно. Кондрат Карпович загадал, что они, Елизаровы, первыми ступят на правый берег родимой реки, а тут вдруг норовят его сына в обозе оставить, Нельзя так, — возразил Пермяков. — Взвод идет — командир должен быть вместе с ним.
— Законно, — не выдержал старый казак. — Пущай командует своим подразделением и пущай поучится у отца, как ходить в разведку.
«О, какой самонадеянный!» — подумал Пермяков, но мнения своего не высказал. В конце концов это и не так уж плохо.
Старики тронулись. Немного погодя гуськом двинулись бойцы. К берегу рыбаки приблизились никем не замеченные. Дымовая завеса хорошо спрятала их. Они вышли к водосточному каналу, но воспользоваться им не пришлось. Немцы взорвали его горловину.
— Хитрые псы — завалили, — прошептал Кондрат Карпович и пошел по льду дальше, вдоль берега. Подняться на него было опасно: на углу улицы стоял часовой. Кондрат Карпович долго наблюдал за ним сквозь дымовой туман. Часовой мерно прохаживался перед крайним домом, отходил метров на семь-восемь от угла, возвращался назад, озирался и снова продолжал путь.
— Яков Гордеевич, иди прямо к дому, забалакай с часовым на ихнем языке, держись так, чтоб немец стоял к Дону спиной.
Как только постовой повернулся от угла, Яков Гордеевич поднялся на берег. В одной руке он держал удочки, в другой — рыбу.
— Хальт! — крикнул часовой, повернувшись назад.
— Рыбу ловил, — сказал Яков Гордеевич по-немецки. — Рыба, видите, свежая, только что из воды, — показывал он свое добро.
— Дай рыбу. Руки на голову! — скомандовал часовой. Его насторожило, что рыбак говорит по-немецки.
— Оставьте, пожалуйста, господин караульный. Семья голодная. Внучата малые.
— Молчать! Дай рыбу, — немец ударил старика прикладом.
Яков Гордеевич свалился. Нанизанные на прутик рыбешки рассыпались. Часовой носком сапога сталкивал их в кучу, от нечего делать решил собрать, но не успел.
Кондрат Карпович выскочил из-за угла и ударил немца куском кирпича по переносице. Часовой словно споткнулся. Старый казак поддержал его, обхватил длинной мускулистой рукой за шею, потащил на край берега и сбросил на лед. Упал немец под ноги Михаила. Командир встряхнул его за плечо — немец был мертв. Яков Гордеевич скоро пришел в себя. Его отправили в безопасное место.
Младший лейтенант дал команду двигаться к дому. Элвадзе поднял шапку немецкого часового, надел ее и стал на караул. Михаил отправил связного в штаб полка. Взвод оцепил крайний дом.
Кондрат Карпович юркнул во двор, залез в уборную, похожую' на сторожевую будку. Он смотрел в щели, прислушивался. В соседнем доме кто-то играл на губной гармони.
Скрипнула дверь.
Тихо хрустел снег под ногами человека, приближавшегося к уборной. «Кто он?» — подумал Елизаров, вытащил из голенища охотничий нож. В щель двери он разглядел: это был хозяин дома. У рыбака отлегло от сердца. Хозяин вошел в уборную. Елизаров приложил палец к губам. Они узнали друг друга — встречались на рыбалке.
Ростовчанин кивнул, поняв без слов Елизарова-старшего, и молча, жестами пригласил его в дом. Хозяин открыл дверь, выходившую на набережную. Михаил и два разведчика на цыпочках вступили в комнату. В ней было холодно: эта половина дома не топилась.
— Началось? — спросил хозяин. — Не сумлевайтесь, свой я. Тридцать лет работал на «Красном Аксае». До прихода немцев по старости сторожем был при заводе. Насчет немцев скажу — изрядно этой сволочи в Ростове.
— Это мы представляем, — сказал Михаил. — Не можете ли, папаша, сказать, в каком месте потоньше их охрана?
— Мне сдается, на нашей линии[15]. Еще одна выгода здесь — дома на этих линиях малые, больше частные, поэтому и солдат немецких здесь мало.
Михаил расспросил старого ростовчанина, уяснил обстановку и послал второго связного в штаб, приказав ему рассказать о положении дел.
— Одна штука, папаша, щекотливая. Немецкого часового кокнули возле вашего дома.
— Ну, и туда ему дорога.
— Не в этом дело, — объяснял Михаил. — Узнают немцы — хай поднимут. Сейчас там наш стоит в немецкой шапке.
— Ах, вот! — сообразил старик. — Что же делать?
— Втихаря стукнуть еще одного или двоих, — подсказал Кондрат Карпович. — Стрелять нельзя.
В шинелях показываться тоже негоже. А нам с тобой как раз к месту — хозяева.
Два старых донца вышли во двор. Засели в засаду.
Не знали разведчики и их командир Михаил Елизаров, что это не единственная вылазка была в тот час. Такие же группы «прощупывали» немца и против Большого проспекта, и выше завода «Красный Аксай», и у железнодорожного моста, и против поселка Гниловского. А ниже через Дон уже переправлялся полк казаков.
15
В восточной части Ростова улицы называются линиями.