Как только капитаны заняли свои места, герцог приказал делла Вольпе, который руководил осадой Сан-Лео, доложить обстановку.

Смуглое лицо бывалого солдата помрачнело. Единственный глаз, второй делла Вольпе потерял на службе герцога, избегал встречи со взглядом Борджа. Он тяжело вздохнул.

— Успехов у нас нет, да, похоже, и не будет. Как известно вашей светлости, штурмом Сан-Лео не взять. Он стоит на вершине горы, как монумент — на пьедестале, и к нему ведет единственная дорога, простреливаемая со стен. И хотя гарнизон Сан-Лео не превышает сотни человек, с ними не справится я тысяча осаждающих. Ибо по дороге в ряд встанет не больше дюжины, а втащить в гору артиллерию невозможно.

— Однако мы не станем полными хозяевами Урбино, пока не овладеем Сан-Лео. Мы не можем оставить крепость в руках Фораванти.

— Тогда придется уморить их голодом, — предложил делла Вольпе.

— На это уйдет не меньше года, — вставил Корелла, специально занимавшийся этим вопросом. — Они заготовили много муки и других продуктов, а воду берут из колодца, находящегося под защитой крепостных стен. Едоков у них немного, так что осаждать мы их будем целую вечность.

— Сегодня прошел слух, что граф Фораванти тяжело заболел. Опасаются, что он долго не протянет.

— В Венеции, несомненно, скажут, что это я отравил его, — хохотнул Чезаре. — Впрочем, если он и умрет, пользы от этого нам не будет. Его кастелян , Толентино, возглавит оборону, а он еще упрямее, чем сам граф. Мы должны найти другой путь избавиться от них. А пока, Таддео, будь начеку и никого не пропускай в замок. Наглухо перекрой дорогу.

Делла Вольпе кивнул.

— Я уже принял необходимые меры.

Тут молодой Кастрокаро заерзал на стуле, наклонился вперед.

— Этих мер может оказаться недостаточно.

Делла Вольпе закатил единственный глаз, скорчил пренебрежительную гримасу, показывая, что этот молодой петушок еще слишком юн, чтобы учить тонкостям осады умудренного опытом ветерана.

— В Сан-Лео можно попасть и другим путем, — пояснил Кастрокаро, приковав к себе внимание присутствующих, а особенно герцога, чьи глаза разом зажглись огнем. Кастрокаро же улыбнулся, довольный тем, что разжег интерес своего господина. — Я имею в виду не дорогу, но тропу. Отрядом по ней не пройти, но какой-нибудь смельчак сможет пробраться в замок, чтобы пронести послание, а то и мешок с едой. Поэтому совершенно необходимо расставить посты по периметру горы, на которой высится Сан-Лео.

— Ты уверен в том, что говоришь? — резко спросил Борджа.

— Уверен! — без малейшего колебания ответил Кастрокаро. — Тропа, о которой я говорю, проходит по южному склону. Она опасна даже для горных коз, но при необходимости подняться по ней можно. Мальчишкой я сам частенько взбирался по ней на маленькое плато под южной стеной замка. А уж оттуда, чтобы попасть в Сан-Лео, достаточно веревки с крюком. Стена там очень низкая, не более двенадцати футов.

Герцог пристально смотрел на молодого капитана.

— Что ж, тут есть о чем подумать. Благодарю за ценную информацию Ты все слышал, делла Вольпе. Прими к сведению и возьми в кольцо всю гору.

Делла Вольпе поклонился, на том совещание и окончилось.

Следующим утром Борджа вызвал к себе Кастрокаро. Он принял молодого капитана в библиотеке дворца, просторной комнате с фресками на потолке, дорогими гобеленами и полками, уставленными манускриптами; книг, вышедших из-под печатных прессов, изобретенных немцами , герцог Гвидобальдо не признавал.

За столом, заваленном бумагами, что-то писал Агабито Герарди, секретарь герцога.

— Ты знаком, не так ли, с мадонной Бьянкой, дочерью Фораванти из Сан-Лео? — с ходу спросил герцог.

Лоренцо, застигнутый вопросом врасплох, густо покраснел и отвел глаза, дабы не встретиться взглядом с герцогом. Похоже, его очень заинтересовал открывающийся из окна вид.

— Наше знакомство более чем поверхностное, — ответил Лоренцо, и по его тону герцог понял, что в золотом эликсире Корвинуса едва ли есть хоть какая нужда. Волшебства красоты, которой одарила мадонну Бьянку природа, с лихвой хватило бы для того, чтобы очаровать молодого человека. О чем, собственно, и толковал Бьянке маг.

Герцог мягко улыбнулся.

— Если хочешь, я могу предоставить тебе возможность познакомиться с ней поближе.

Лоренцо гордо вскинул голову.

— Не понимаю вас, ваша светлость.

— Я разрешаю тебе лично сообщить мадонне Бьянке о том, что ее отец тяжело заболел.

— А зачем, ваша светлость? — Лоренцо не нравилось, что герцог держит его в полном неведении.

— Во-первых, это наш христианский долг, а во-вторых, — герцог понизил голос и вновь улыбнулся, — разве тебе не нравится мое поручение? Если нет, ты так и скажи, я найду другого посыльного.

Сбитый с толку, но явно заинтригованный, кондотьер поклонился.

— Я благодарю вашу светлость. Вы дозволяете мне уйти?

Герцог кивнул.

— Когда вернешься, сразу зайди ко мне. Возможно, ты мне понадобишься для другого дела, — и с тем отпустил его.

Час спустя Кастрокаро вновь вошел, а скорее, вбежал в библиотеку дворца.

— Мой господин, — голос его вибрировал от волнения, — я передал ваше послание и вернулся с просьбой о милости. Мадонна Бьянка умоляла меня выдать ей письменный пропуск, дабы делла Вольпе не чинил ей препятствий и она смогла проехать в Сан-Лео, ибо надеется, что ее уход и забота вырвут отца из объятий смерти.

— А ты? — резко спросил герцог, брови его грозно сошлись у переносицы.

Лоренцо опустил глаза.

— Я ответил, что не в моей власти дать ей такой пропуск, но… пообещал испросить его у вас. Ибо знаю, что в такой ситуации вы не станете мешать воссоединению отца и дочери.

— Тебе известен мой вчерашний приказ, и с обещанием ты поторопился. На пути к славе обещания еще никому не помогали. Учти это на будущее.

— Но она в таком горе! — протестующе воскликнул мессер Лоренцо.

— Это мне понятно, — покивал герцог. — А потому говорила с тобой, как побитая собачонка, смотрела преданным взглядом, да еще поднесла чашу сладкого вина. И ты не смог устоять перед ее просьбой.

От Чезаре, пристально наблюдавшего за кондотьером, не ускользнуло, как дрогнули его ресницы, когда он упомянул о вине. Теперь он знал наверняка, что эликсир использован по назначению.

— За мной следили? — возмутился Лоренцо.

Борджа пренебрежительно повел плечами, оставив вопрос без ответа.

— Ты можешь идти, — отпустил он своего кондотьера.

Но мессер Лоренцо, пребывая в воинственном состоянии, не двинулся с места.

— А как же разрешение для мадонны Бьянки?

— Есть веские основания для того, чтобы ни один человек не мог попасть в Сан-Лео, — холодно ответил герцог. — И, несмотря на твое обещание, я вынужден отказать тебе. Таковы законы военного времени. Чувства отступают перед жизнен ной необходимостью.

Опечаленный, кондотьер поклонился и убыл. Вселив в мадонну Бьянку ложные надежды, не выполнив того, что пообещал, он не мог заставить себя вновь предстать перед ее очами, а потому послал пажа, чтобы тот сообщил об отказе герцога пропустить ее к отцу.

Однако Чезаре Борджа проявил в этом деле завидную непоследовательность. Ибо, едва за Кастрокаро закрылась дверь, он повернулся к своему бледнолицему секретарю.

— Напиши пару строк для делла Вольпе. Если мадонна Бьянка де Фораванти попытается проникнуть через его посты в Сан-Лео, ей не должны чинить препятствий.

На круглой, бледной физиономии Агабито отразилось изумление. Но Чезаре, глядя на него, хитро улыбался. Герарди работал у Борджа достаточно долго, чтобы знать, что улыбка эта означает одно: Чезаре приступил к реализации одного из своих хитроумных планов, детали которых он всегда держал при себе. А потому без лишних вопросов секретарь склонился над столом, и перо его заскрипело о бумагу. И очень скоро посыльный повез приказ Борджа в лагерь делла Вольпе.

В ту самую ночь мадонна Бьянка оправдала ожидания Борджа: в кромешной тьме проскользнула мимо часовых и к утру уже была в Сан-Лео. В Урбино об этом знал только Чезаре. Делла Вольпе доложил о приезде дочери правителя замка еще до рассвета. Жизнь во дворце Бьянки текла своим чередом, как будто хозяйка никуда и не отъезжала, но тем, кто хотел ее видеть, говорили, что мадонне нездоровится и она не выходит из спальни. Среди тех, кто заглянул во дворец, был и Лоренцо Кастрокаро. Когда же его не пустили к Бьянке, он решил, что та сердится на него, ибо он не выполнил своего обещания. Уехал он из дворца молчаливый и угрюмый.