— Звезда нашего фильма! — гордо объявил продюсер.

Упаковку стянули и я воззрился на предмет, который можно было счесть результатом попытки соорудить космическую ракету из мусорного бака, увенчанного коническим жестяным колпаком. Поклонники культа карго[203], вероятно, склонились бы перед ним — но у меня эмоции возникли совсем другие. Это никоим образом не было «футуристическим» устройством, а нержавеющая сталь была представлена тусклым алюминием, покрытым оставленными неумелым сварщиком ожогами и шрамами.

— Чёрт побери! — воскликнул я. — Эта штука выглядит просто древней!

— Мы сделаем так, что он будет смотреться как вещь вне времени, — пообещал продюсер.

— Но где же в нём драматизм? Он совершенно не впечатляет!

— Не беспокойтесь. Снимем его снизу, от самой земли. Широкоугольником. А крупные планы я сниму на студии в Бомбее.

По моей задумке предполагалось, что дверца холодильника должна открываться автоматически — легко и плавно. Но у нас она толчками отворялась, открывая миру ухмыляющуюся физиономию человека, который с натугой толкал дверцу изнутри. Короче, этот objet d’art[204] так всех впечатлил, что когда съёмки закончились, никто не пожелал связываться с ним, и, насколько мне известно, холодильник до сих пор так и стоит в дюнах — загадка для археологов будущего.

— А как мы будем поднимать его из песка? — спросил я. — Он же тяжелее слона, да ещё и шершавый!

— Я решил, что поднимать из песка мы его не будем, — неожиданно заявил продюсер. — Он у нас просто сгустится в воздухе.

— Сгустится?..

— Ну да, как мираж. Это мы потом смонтируем.

Продюсер затем распорядился отвезти холодильник в дюны и перешёл к нашему скакуну.

Я же отправился в свой номер, совершенно убеждённый, что мне предстоит съехать с катушек в самом глухом углу чужой страны. Но по дороге я купил путеводитель местного издания и понял, что буду в таком случае не первым. «Я не считаю себя являющимся знатоком английсского языка, — говорилось в предисловии, — и по такой причине некоторая ошибка в выражениях могла бы вкрасться в данную книгу; но мудрый читатель поглядит на таковую ошибку через пальцы и не взыщет, подобно как лебедь в пословице так отвергает воду и поглащает, полезно усваивая, молоко».

Вечером мы, человек двадцать, ужинали в ресторане «Скайрум». Надо заметить, что все съёмки, в которых я участвовал прежде, были совершенно «сухими», не считая завершающей вечеринки. Но на сей раз всё было иначе. Сам Бахус незримо присутствовал в «Небесном зале», и все — исключая меня — пили и плясали до двух часов ночи, несмотря на то, что в пять предполагалось начать съёмку. Соблазнительница отнеслась к своей роли с излишним энтузиазмом и пыталась соблазнить всех присутствующих — кроме меня. Но больше всего меня заботило состояние оператора, который явно намеревался споить всех до бесчувствия. Как он будет наводить фокус? Как удержит камеру?..

— Вам не кажется, что оператор уже выпил более чем достаточно? — поинтересовался я у продюсера, который, несомненно, тоже выпил более чем достаточно.

— Он в порядке. Я уже работал с ним прежде. Он всегда выпивает на ночь бутылку виски. Не беспокойтесь.

Но от такого сообщения спокойствия у меня не прибавилось.

В пять утра я встал — до восхода солнца и задолго до пробуждения кого-либо из наших. Часам к девяти некоторые из участников съёмок начали подтягиваться в ресторан — с красными глазами и тяжким похмельем. В ресторане их встречали известием о том, что яйца все вышли, бекон вышел и даже шеф-повар вышел — попытаться раздобыть продукты. Менеджер к этому времени освоил искусство быть невидимым, а его вечно улыбающийся помощник сумел выучить несколько английских слов и мог теперь в ответ на гневные тирады клиентов пожелать им «приятно провести день».

Одним из последних в ресторан спустился продюсер. Его глаза скрывали тёмные очки спортивного стиля, а его щетина больше не выглядела «артистической». Ему был срочно необходим не менее чем целый кофейник чёрного кофе.

— Мы, кажется, собирались выехать на рассвете? — напомнил я, постаравшись вложить в эту фразу побольше яда.

— Будем понемногу приучать группу к дисциплине, — пробормотал он, не выпуская из губ сигарету. — Постепенно. Если не хочешь сломать палку, гни её медленно…

— Они уже все и согнуты, и сломаны, — ответил я. — Вы видели наших актёров? Тростник, ветром колеблемый. А в глаза им заглядывали? Как будто провели часов четырнадцать в самолёте.

— Пусть наденут солнечные очки.

— Все? Включая соблазнительницу?

Надо заметить, что именно очи красавицы (крупный план) должны были стать главной приманкой для троих персонажей клипа и заманить к пивному их уделу.

— А её снимем завтра, — решил продюсер, налил себе полную чашку чёрного кофе и отпил. — Бббб-бррр! — тут же скривился он. — На вкус как горячий солидол!

Тем не менее смазка подействовала, и продюсер наконец пришёл в себя достаточно, чтобы скомандовать группе выдвижение в Сэм.

— Где именно снимаем? — поинтересовался его ассистент.

— Там, где мы вчера были.

— Мы вчера много где были.

— Просто езжайте за мной!

Оператор с продюсером в чёрном слабомодифицированном «джипси» возглавили кортеж. Несколько раз они останавливались и принимались искать ориентиры, напоминая охотников за сокровищами. Наконец они нашли место для начала съёмок. Поскольку фотогеничный игрок в поло ещё не приехал, для начала мы решили снять мотоциклиста. Жалко только, что снимали его не так, как снимают часовых. Его бы из винтовки снять, а не камерой. От него всего-то и требовалось — проехать на мотоцикле по пустыне. И ведь я его спрашивал, хорошо ли он водит мотоцикл, а он заявил, что он прирождённый мотогонщик. Но уже на репетиции он исхитрился сломать что-то важное в коробке передач, так что пришлось вызывать механика из Бомбея, что обошлось в копеечку и отняло у нас два бесценных дня съёмок.

Поэтому мы перешли к «джипси».

— Надо снять его во всю ширину кадра, — предложил я. — Широкоугольником.

Установили камеру, продюсер предложил мне глянуть сквозь объектив.

— Недостаточно широко, — заметил я.

— Для Индии — широко, — возразил продюсер.

— То есть как это? Широкий кадр есть широкий кадр, где его ни снимай!

— Поверьте мне. Этого вполне достаточно.

— Но я хочу кадр шире! — настаивал я, чувствуя себя капризным ребёнком, который вот-вот закатит родным истерику. Вероятно, я именно так и выглядел в этот момент. Чтобы успокоить меня, продюсер сделал вид, будто согласился, а я совершил ошибку — не проконтролировал его. Позже, смотря уже готовый ролик, я увидел, что продюсер провёл-таки свои взгляды на ширину кадра. И не только в этом случае.

Мы «завершили» первый день съёмок поездкой за добрую сотню километров к железнодорожному переезду, затерянному в пустыне. Для меня это было неожиданностью — о съёмках здесь мы ещё не договорились окончательно. Ещё более неожиданным стало решение продюсера снимать соблазнительницу.

— Разве мы не договорились, что её будем снимать завтра?

— Не беспокойтесь, она уже в форме. К тому же всё равно в кадре перед ней проедет поезд — кто там её разглядит?

Перед шлагбаумом должен был стоять «джипси» с одним из героев клипа. Предполагалось, что поезд будет проноситься через переезд, и в промежутках между мелькающими вагонами герой увидит соблазнительницу; но когда поезд проедет, красотка исчезнет, оставив лишь намёк — рисунок холодильника. Кстати, его кто-то ещё должен был нарисовать. Поезд должен был проехать через переезд в семнадцать семнадцать — время нелепо точное для страны, где поезда славятся своей непредсказуемостью. Ровно в пять минут шестого, когда мы были почти готовы к съёмке, неожиданно появился туристический автобус и вывалил свой груз — большую группу швейцарских туристов, увешанных видеокамерами. Мы отчаянно пытались заставить их держаться в стороне, но туристы вообразили, что личная встреча с болливудской звездой входит в программу их эксклюзивного тура. Они, жужжа камерами, упорно лезли вперёд. Показался поезд, и я занял своё место позади той единственной камеры, которая была здесь по праву.