Одна из книг сообщала: «В хинди имеется два грамматических рода. «Пулинг» — мужской, «стрилинг» — женский». Размышления о женском роде привели меня к мыслям о сари, а от сари моя мысль скользнула к тайнам французского белья, которое, надо полагать, носят под сари… но прежде чем воображение мое ушло слишком далеко, внезапный грохот молотков и визг дрелей вернул меня к реальности. Выглянув на площадку, я увидел, что в соседней квартире нараспашку открыта дверь, и целая толпа почти голых людей рушит одну из центральных стен квартиры — весьма вероятно, несущую.

— Тихо! — заорал я. — Уже поздно! Ночь! Прекратите!

Никакой реакции. Я с таким же успехом мог быть человеком-невидимкой. Может быть, стоило попробовать фразу «Вы меня видите?» на хинди. Вместо того, и избрав возбужденное и поспешное мнение вопреки спокойному рассуждению, я ринулся к себе, схватил один из самоучителей и, поспешно перелистывая его, начал искать подходящие выражения.

— Чуп рахо! — «Тихо!» — попытался объясниться я.

На сей раз я был удостоен улыбки. Мне даже помахали рукой. Но уважить мою просьбу никто не собирался[109]. Как одержимые, они продолжали крушить стену. По-прежнему молча. Тогда и я повел себя как одержимый и ринулся вниз — поговорить с управляющим здания. Но и вестибюль, и контора управляющего были пустынны, точно лунный ландшафт. Не было видно и спасателя. Единственным найденным в конце концов мною живым человеком оказался спящий в уголке охранник — я знал, что английского он не понимает. Я бросился назад к себе — за книжкой, по дороге опять наорал на рабочих, наконец, вернулся к охраннику и разбудил его. Бедняга подскочил так, словно перед ним, размахивая книгой, стояло привидение. Несколько минут я лихорадочно рылся в книге, пытаясь найти что-нибудь подходящее к случаю. Всё это время охранник стоял по стойке «смирно».

— Дусри ман: зил! — пропел я наконец. Если верить книжке, это означает «второй этаж». Правда, я не был уверен, как следует понимать вклинившееся в слово двоеточие[110].

Он тупо уставился на меня.

— Дусри ман: зил! — повторил я, тыча пальцем вверх.

Охранник кивнул, хотя явно по-прежнему ничего не понимал. Я продолжал листать книгу.

— «Аадми»! — нашел я вдруг («человек»). Множественного числа не было, так что я просто повторил слово несколько раз[111].

— Аадми, аадми? — неуверенно повторил за мной охранник.

Беседа началась. Найти бы еще, как на хинди «грохот»!.. В ходе поисков я вдруг наткнулся на числительные. Наверху был как раз десяток рабочих.

— Дас аадми! — добавил я, просто чтобы не дать разговору преждевременно увясть.

— Дас аадми?..

— Ха! Ха!

Я вовсе не хохотал. Я пытался сказать «да»[112]. Но было видно, что охраннику к этому моменту стало не по себе один на один с сумасшедшим европейцем, который выкрикивает какую-то чушь из книжки. Поэтому я отказался от попыток найти «грохот» и попытался заменить его словом «слон». Это был безумный выбор, но всё-таки — огромное шумное животное[113]…

— Дас хатхи[114] аадми, дусри ман: зил! — объявил я наконец. «Десять слонов-человек, второй этаж!».

Глаза охранника странно округлились, и он попытался отодвинуться от меня подальше.

— Бум! Бум! Бум! — добавил я в отчаянии, пытаясь передать грохот.

— Бум?.. Бум?.. — прошептал бедняга.

В этот момент в вестибюле показались «десять слонов-человек». Проходя мимо нас, один из них на превосходном английском произнес: «Доброй ночи!».

То был этап приобретения книг. Книги, помимо всего прочего, украшают интерьер, а моя квартира в этом смысле нуждалась в помощи, как никакая другая. Да и мне помощь не помешала бы. После попыток — пока боле чем неудачных — овладеть языком, я решил как можно больше узнать о самой стране. Книги в Индии гораздо дешевле, чем на Западе, и я приносил их домой целыми охапками. Мои бумажные друзья… порой довольно эксцентричные друзья.

Кстати, большинство эксцентрических типов было собрано воедино «Книгой мировых рекордов Лимки» — индийской версией «Книги мировых рекордов Гиннеса». «Гиннес» — напиток черный, хмельной, со сливочно-густой пеной, а «Лимка» — зеленый, шипучий и безалкогольный[115] (впрочем, толика джина или водки может оправдать ее существование). А целью книги, похоже, было помочь отдельным чудакам подняться над мрачной и безымянной повседневностью. Зачем бы иначе некто четыре года убил на написание письма о мире во всем мире длиною в 7872 фута[116]? Зачем бы другой чудак мучился, покрывая рисовое зернышко надписью из 4160 букв? Некоторым не пришлось ничего делать, они лишь терпеливо ждали — например, некий Кальян Сайн отрастил себе усищи в 10,72 фута[117], а Свами Моуджгиль зато семнадцать лет простоял неподвижно. Если говорить о более активных рекордсменах, то вот Арвид Пандей за 107 дней пробежался от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка, причём бежал он задом наперед; а Джадгишу Чандре понадобилось пятнадцать месяцев, чтобы проползти почти тысячемильную дистанцию[118]. Видимо, приветствуя их удивительные результаты, В. Джаярам побил мировой рекорд по продолжительности аплодисментов — более пятисот тысяч хлопков. Сравнивая их выдержку со своей — проявленной за время жизни в «Белом доме», — я понял, что мне в книгу рекордов не попасть. Зато как-то утром перед зеркалом я понял, что такая жизнь ведет меня прямёхонько к нервному истощению.

Книга «Как выжить в Индии»[119] должна была бы состоять не менее чем из десятка томов. Но это оказалась совсем не толстая книжечка в бумажном переплете — скорее для путешественника, проезжающего через Индию, чем для того, кто поселился тут на более-менее длительный срок. Но, видимо, для поселившихся в Индии иностранцев книгу пока никто ещё не написал.

— Вам бы надо написать о своей жизни в Индии самому, — предложил мне один продавец в книжном магазине. За несколько месяцев мы стали добрыми знакомыми, и он часто предлагал всякие интересные книги для моей библиотеки. Была среди них, например, книжка «Curiosa Sexualis»[120], которая по крайней мере позабавила меня. Тут сообщалось, к примеру, о даме, которая сменила пол, просто перепрыгнув канаву[121]. Жаль, что в индийское издание не вошел «Альбом необычных иллюстраций», упомянутый в содержании.

— Написать книгу?.. — откликнулся я. — Да у меня не осталось сил даже на то, чтобы заполнить бланк!

Ещё я нашел томик под названием «Хобсон Джобсон» — словарь англо-индийских, гибридных слов и фраз, собранный двумя викторианскими джентльменами — Юлем и Барнеллом. Это восхитительное филологическое попурри стало вторым моим излюбленным чтением после делийской телефонной книги. Вкус некоторых слов можно было просто ощущать на языке! Это было по мне; никаких «покажите мне этот язык» или «пересчитайте мои одежды». Даже ничего вроде «спокойное рассуждение отлично от возбужденного и поспешного мнения». Благодаря этому словарику я вооружился ругательствами вроде «chopper cop!», «kudd!», «grunth!» и «sea cunny!»[122]. Причем совершенно не имело значения, поймет ли кто-нибудь, включая меня самого, что я говорю. Главное, я обзавелся собственными мантрами, они же ругательства, ловко замаскированными под англо-индийский жаргон времен Раджа. Кстати, в первый раз короткое замыкание в бедной моей голове (по поводу «слонов-людей») случилось вскоре после того, как я открыл эту книгу.