Избрали новый состав комитета.
Комитет должен помогать налаживать занятия, укреплять порядок, защищать интересы курсантов, а с тех, кто халатно учится или неправильно ведет себя, строго спрашивать.
Товарищи Зеленский и Иткина были на собрании все время. Им нелегко приходилось. Товарищ Зеленский очень нервничал, сердился, несколько раз брал слово.
Я считаю, что их справедливо критиковали и за учебные дела, и за столовую. Но кое-кто на собрании вел себя не как сознательный, курсант, а как скандалист. Такие крикуны не желали признавать порядка, творили и говорили, что в голову придет. Словно анархисты. Особенно отличался высокий рыжий курсант в студенческой шинели. Фамилии его не знаю.
Мы потребовали от этой публики подчиняться общему порядку. Тогда несколько человек во главе с рыжим студентом в знак протеста ушли с собрания. Ну и черт с ними. Зачем и как эти бузотеры попали на курсы?
Лучше всего держали себя фронтовики и матросы.
Меня избрали в новый состав комитета.
Вчера у меня был неожиданный фронтовой гость. Из полка «Красных орлов» в Питер приехал на несколько дней мой родственник Зиновий Иванович Золотавин. Он очень похож на моего деда Николая Андреевича. Тоже черный, с карими глазами, с большим лбом. И, как дед, уже лысеет, хотя и не старый.
С Золотавиным мы встретились в полку, когда шли бои под Егоршином. Он прибыл к нам с отрядом товарища Ослоповского.
Сейчас суровая зима, а Зиновий Иванович щеголяет в матросском бушлате и бескозырке. Только обут по-зимнему — в большие пимы.
В Питер Золотавин приехал из Глазова по заданию хозяйственной части: должен кое-что купить для полка. Весь вчерашний день провел вместе с ним. Узнал от него о полковых делах.
Много крови «красных орлов» утекло с тех пор, как я расстался с друзьями и уехал на курсы. Отправлен в госпиталь тяжело раненный помощник командира полка товарищ Кобяков. Нет в живых командира 5-й роты Миши Коробицына, бесстрашного коммуниста, верного друга всех красноармейцев.
Смерть Миши Коробицына особенно тяжела. Ведь погиб он, как и некоторые другие товарищи, ни за понюшку табаку.
Произошло это еще в конце января. Наш 2-й батальон наступал на деревню. Одна рота с фронта, другая — в обход. Эти-то две роты и столкнулись с 62-м Ржевским полком, приняв его за белогвардейский. Трижды ходили в атаку на ржевцев. Положение разъяснилось только тогда, когда взяли в плен нескольких красноармейцев.
Дело это расследовал товарищ Цеховский. Он арестовал Сухарева, исполнявшего должность командира 2-го батальона. Сухарев во время боя вел себя как трус. Ни во что не вникал, отсиживался в хате, лопал блины и просил прислать еще один батальон «красных орлов».
Мы прикинули с Зиновием: за девять месяцев непрерывной, жестокой борьбы наш полк потерял многих старых бойцов-коммунистов. Сколько их, дорогих товарищей, отдало свою жизнь за победу пролетарской революции и власть Советов! В Нижней Синячихе, около Алапаевска, погиб Василий Данилович Жуков. Погиб в бою командир пулеметного отделения товарищ Шабанов… Да разве всех перечислишь.
Но кровь эта льется не зря: наступит светлая жизнь для всех трудовых людей.
Положение на Пермском фронте прекрасное. Вскоре после моего отъезда были разбиты офицерский штурмовой ударный батальон и два белых полка. При этом захвачены исправные орудия, пулеметы.
Особую роль в бою сыграл комбат товарищ Полуяхтов. Он со своими связистами сумел подслушать телефонный разговор белых офицеров. Беляки сговаривались насчет предстоящего боя, обсуждали его план, свои силы. Этими сведениями воспользовались комполка товарищ Ослоповский и комбриг товарищ Акулов. Командиры 29-й и 30-й дивизий совместно устроили белым ловушку и задали баню. Вернули назад все станции по линии железной дороги до самых Шабуничей.
Я всегда верил, что пролетарская сознательность и боевой дух «красных орлов» будут побеждать.
Как жаль, что мне не пришлось участвовать в таком славном деле!
С середины февраля «красные орлы» на отдыхе в Глазове. Вот когда только удалось. их сменить! Полк пополняется: получает людей, оружие. Вовсю работает партийный коллектив. Военком товарищ Юдин выбран делегатом на Всероссийский съезд Советов в Москву.
Павел Мамонтович назначен начальником учебной полковой команды. Я знаю, это его давнишняя мечта. В царской армии он был унтером в учебной команде, любит и умеет обучать солдат.
Иван Андреевич Голиков выдвинут на должность начальника полковой саперной команды.
Товарищ Акулов получил новое назначение — командует кавалерийской бригадой. Вместо него комбригом-1 товарищ Пульников.
Лучше всего было бы, если бы меня после курсов направили на фронт, в свой полк или куда-нибудь поблизости. Я стану разъезжать по батальонам, рассказывать о текущем моменте, о наших боевых задачах. Такой теперь будет моя работа.
С самого утра и до вечера водил меня Зиновий Иванович по Петрограду. Он хорошо знает город со времен своей флотской службы. Показал Адмиралтейство, Дворцовый мост, Фондовую биржу, Марсово поле, Главный штаб, штаб корпуса жандармов, казармы царской гвардии, памятник Суворову. Потом повез на Лиговку.
Я слыхал про эту толкучку, однако никогда не видел ее своими глазами. Что тут творится! Сотни людей. Кого только нет! Глаза разбегаются. Но теряться нельзя — вмиг карманы очистят. Кругом шныряет шпана.
Есть и другого сорта завсегдатаи Лиговки. Солидные барыни продают какие-то ленты, кружева, коробочки, флакончики. Старики в шубах с бобровыми воротниками торгуют подсвечниками, кусками мыла, старыми альбомами.
Чего только не предлагают тебе на толкучке — драные брюки, часы, тыквенные семечки, люстры, фарфоровые безделушки, хрусталь, певчих птиц, связки дров, офицерские мундиры, генеральские шинели! Втридорога продают хлеб, селедку, воблу. Навязывают сахарин и еще черт знает какие порошки. Торгуют и русские, и цыгане, и евреи, и татары, и чухонцы. Много нищих, калек, старух, детишек.
Когда мы уже собрались уходить, Зиновий Иванович попросил меня подождать, а сам отлучился. Через минуту вернулся и сунул мне в руку карманные часы:
— Держи подарок.
От благодарности я не знал, что и сказать. Это первые в моей жизни часы. Сейчас пишу, а они лежат рядом на столе. Иногда беру, прикладываю к уху. По-моему, ход очень хороший.
Зиновий Иванович поделился со мной своими командировочными запасами хлеба и картошки, я в свою очередь поделился всем этим с товарищами. Вроде бы и наелись, но сытости не чувствуем.
Последние дни среди курсантов наблюдается прямо-таки бегство домой, вернее туда, откуда прибыли. Объясняется это прежде всего плохим питанием. Кроме того, с занятиями опять дело ухудшилось. Ежедневно срывы лекций. Беспокоят заразные болезни, появившиеся у нас, — оспа, тиф. Несколько человек уже отправлены в госпиталь и там умерли.
Всеми правдами и неправдами, добиваясь какой-нибудь бумажки об окончании, товарищи покидают курсы.
С моим планом сдать экзамены 5 марта ничего не вышло. Я теперь и не стремлюсь к этому. Тем, кто уезжает преждевременно, вместо диплома дают куцые удостоверения о том, что лекции прослушал. Мне такое удостоверение ни к чему. Если уж делать шаг вперед, то не оставлять ногу поднятой. Обязательно нужно опустить ее и идти дальше. Я мечтаю и после войны учиться.
Сегодня вечером занятия не клеятся. Кружится голова то ли от табачного дыма, то ли от простуды. Болит горло, насморк. В комнате духота, форточки нет.
С трудом читал книгу Павловича «Что такое империализм». Вчера дочитал его же «Милитаризм, маринизм и война 14–18 годов». Очень устал. На что уж люблю писать дневник, а и то нет охоты.
По случаю международного праздника работниц партийная ячейка поручила мне вчера сделать доклад на митинге в 18-й столовой.
Должны были прийти женщины из трех столовых. Собрались только из одной восемнадцатой. Было человек сорок, не так уж много. Но я волновался. Никогда не выступал перед женщинами.