Брови королевы сошлись. Глаза стали холодными, как лёд.

— Вы ставите под сомнение мои действия?

Талавера разом сник, вспомнив, что и духовник королевы остаётся подданным.

— Рвение услужить вам подвело меня, ваше величество.

— И не только рвение. Ваши доводы. Что они, основываются на зыбком песке, если вы столь легко изменяете их? Сначала говорите, что этому человеку надо отказать, потому что нет денег. Потом причиной становятся затребованные им привилегии.

Фердинанд громко рассмеялся.

— Нет, нет, мадам. Не делайте козла отпущения из моего архиепископа. Причины для отказа выдвигаю я, а он меня поддерживает, как и должно верноподданному. Этот авантюрист требует слишком многого. Тут уж ничего не попишешь. И я рад, что он выдвинул неприемлемые требования, поскольку этим освобождает нас от ноши, которую мы не можем взвалить на себя.

Изабелла покачала головой.

— Я не могу разделить с вами эту радость. Экспедиция эта имеет очень важное значение. Если она завершится успешно, мы выполним волю Божью, распространив Его учение среди тех, кто блуждает во тьме.

— Если завершится успешно, то да, мадам, — пробормотал Талавера. — Но пока это всё ещё не более как мечты.

На губах королевы заиграла улыбка.

— Мечты? Ему уже говорили об этом прямо в глаза. В вашем присутствии, господин мой архиепископ. Вы помните его ответ? Как вам показалось, граничащий с ересью.

Талавера покраснел, но король вновь поспешил ему на подмогу.

— Архиепископ прав в том, что мы станем посмешищем для всего мира, если поддержим Колона, а его мечты останутся нереализованными.

— Я думаю, что победа над маврами, увенчавшая многолетнюю войну, убережёт нас от этих насмешек. Итак… — Она повернулась к четырём советникам. — Мы поняли, что вы хотели нам сказать. Теперь его величество и я должны принять решение. Вы можете идти.

Принятие решения затянулось надолго. Верность королевы данному слову боролась с нежеланием короля согласиться с условиями Колона. Последний всё это время находился в Санта-Фе, безо всякого удовольствия принимая участие в празднествах победы над маврами.

Наступил февраль, в воздухе запахло весной, и только тогда король и королева смогли нащупать взаимоприемлемый вариант. К Колону послали Талаверу. Королева, поддерживаемая маркизой Мойя, настояла на том, чтобы выйти к мореплавателю со встречным предложением.

Колон получал требуемую десятую долю и титул адмирала до конца своих дней. Но его потомкам не доставалось ничего. Не могло быть и речи о титуле вице-короля.

Более выгодного для Колона решения Талавера, пожалуй, одобрить не мог. Придя в дом Кинтанильи, высокий, худощавый, в простом монашеском одеянии, несмотря на сан архиепископа, ровным бесстрастным голосом он изложил королевское послание.

Колон, стоя перед архиепископом, слушал в пол-уха. Его оскорбило, что их величества после столь долгого ожидания не приняли его во дворце, а направили к нему посыльного.

— Возможно, ваше преподобие забыли сообщить их величествам, что я не откажусь ни от одного моего условия?

Тень улыбки пробежала по липу Талаверы.

— Будьте уверены, я в точности передал им ваши слова.

— Тогда, мой господин, не буду больше отнимать вашего времени. Мне нечего вам сказать.

— Как, сеньор? — вознегодовал архиепископ. — Таков ваш ответ на королевское послание?

— Кажется, вы что-то не так поняли. Это я получил ответ. И исходя из него, считаю для себя необходимым незамедлительно покинуть Испанию.

Кинтанилья поспешил вмешаться.

— Не делайте этого, сеньор Колон. Вы же погубите своё будущее.

Колон рассмеялся.

— Погублю своё будущее? Едва ли. Пострадаю не я — Испания. — Он подошёл к двери, открыл её. — Целую ваши руки, господин мой архиепископ.

Талавера вздрогнул, словно его ударили.

— И это всё, что вы хотели мне сказать?

— Подумайте, — молил Колона Кинтанилья.

— Моё решение неизменно. Человек, готовый оказать Испании такую услугу, не может довольствоваться жалованьем наёмника.

— Благословенны будут смиренные, — с сарказмом процедил Талавера.

— Потому что их можно топтать ногами, — ответил Колон.

На пороге архиепископ задержался, посмотрел Колону прямо в глаза.

— Столь гордый человек, как вы, не придаст, наверное, особого значения мнению бедного монаха. Но я полагаю, что их величества можно будет поздравить с вашим отказом.

— Ваше преподобие неточны в изложении фактов. Отказался не я, а их величества.

— Да пребудет с вами Бог. — И архиепископ вышел из дома.

— Бог пребывает с вашим преподобием, но дьявол всё равно утащит вас в ад, — вторую половину фразы Колон произнёс после того, как за Талаверой закрылась дверь.

Когда Колон вернулся в комнату, Кинтанилья встретил его печальным взглядом.

— Ах, Колон! Так сразу от всего отказаться!

— Удивительная ошибка для их величеств.

— Их ошибка? — изумился Кинтанилья. — Я говорю о вашей глупости!

— Вы полагаете, что у меня нет гордости? Или я не представляю себе, что предлагаю и какую должен получить награду? Неужели я даже не достоин аудиенции и со мной можно разговаривать через посыльного? — Колон кипел от ярости. — Если Господь Бог открыл мне то, что невидимо другим людям, можно ли идти против воли Божьей? Даже подумать об этом — святотатство. Будьте уверены, другие подберут то, что бросили владыки Испании.

Монолог этот поверг Кинтанилью в отчаяние, а Колон, оставив его, отправился к Сантанхелю, чтобы сообщить о своём решении покинуть Испанию.

— Я всегда буду помнить ваше доброе отношение ко мне, дон Луис.

— Куда же вы поедете? — спросил Сантанхель.

Колон гордо вскинул голову.

— Во Францию. Обогатить её дарами, отвергнутыми Испанией.

Сантанхель прошёлся по комнате, обставленной роскошной мавританской мебелью, вывезенной из Гранады.

— Этого нельзя допустить. Неужели вы не можете отказаться хоть от каких-то условий?

— Предлагаемое мною гораздо больше того, что я прошу. Со мной не согласились. Более мне здесь делать нечего.

Сантанхель подошёл к сидящему на диване Колону.

— А Беатрис? — мягко спросил он.

Серые глаза затуманились.

— Ещё одна причина для отъезда.

— Оставленные надежды, — пробормотал Сантанхель.

— Надежды, так и не осуществлённые, лучше оставленных. Последние приносят только боль.

— А разве нет боли в отчаянии? Что ещё в оставленных надеждах? Пока вы в Испании, Беатрис не потеряна навсегда. Вы не должны уезжать. Я сделаю всё от меня зависящее, чтобы королева ещё раз приняла вас.

— Не хватит ли с меня аудиенций? Отсрочки, затяжки, комиссии, наконец, этот худосочный монах, предлагающий мне жалкую подачку. Я думаю, с меня хватит. — Колон встал. — Я уезжаю в Кордову. Соберу вещи, что остались у Бенсабата, и отправлюсь во Францию.

— Ну подождите хотя бы, пока я не повидаюсь с королевой.

Колон покачал головой.

— Даже ваша просьба не остановит меня. Надоело! Я предлагаю свои услуги, а меня встречают так, будто я прошу милостыню.

Никакие доводы не помогли, и на следующее утро Сантанхель и Кинтанилья стали единственными свидетелями отъезда. Колон не попрощался ни с кем из своих друзей и лишь попросил дона Луиса извиниться за него перед ними.

На глазах Сантанхеля навернулись слёзы, когда Колон исчез в февральском тумане. Только теперь, думая о том, что никогда больше не увидит Колона, Сантанхель понял, сколь сильно привязался он к этому отважному мечтателю. И расставался с ним, как с сыном.

— Бедняга, — тяжело вздохнул казначей Арагона. — Он заслужил лучшей судьбы.

— Возможно. — Кинтанилья тоже сожалел об отъезде Колона. — Но гордость его воздвигает непреодолимые барьеры.

Сантанхель резко повернулся к нему.

— Если бы мы могли видеть то, что видит он, возможно, и наши требования оказались бы ничуть не меньше. — И он отправился к Кабрере и маркизе, чтобы сообщить им об отъезде Колона.