Изменить стиль страницы

Ее никто не встретил на аэродроме. Ода села в автобус. Машина, тяжело взревев, тронулась и вскоре выехала на большак. Вдали завиднелись знакомые окраины городка. Чуть в стороне, вьется Кама, она так же еще покрыта глубоким снегом. Посредине реки тянется зимняя дорога, на ней чернеются еле заметные точки — это подводы и люди.

Автобус уже катился по улицам Зеленого Берега. Говорят, если хочешь по-новому увидеть привычное место, временно отлучись куда-нибудь подальше. Оказывается, так оно и есть. Людей на улицах словно больше обычного, и лица у всех веселые, будто помолодевшие. Это чувство новизны усилилось, когда Гаухар вышла из автобуса. Люди довольно часто здоровались с ней, а некоторые даже останавливались, спрашивали о здоровье, о том, как прошли зимние экзамены в институте.

Узнав, что удачно прошли, поздравляли. Даже странно — сколько накопилось у нее знакомых за два неполных года жизни здесь, и многие из них так расположены к ней. Хорошо, что они не знают, как напереживалась она в Казани за эти две недели. Она была занята не только учебой и экзаменами. Были случай, когда она уходила из института заплаканная, сама не своя. Хорошо еще, что слезы эти не были вызваны неполадками в учебе. Но теперь все это осталось позади, она с облегченным сердцем возвращается в свой маленький городок, с которым успела сродниться. Скоро она откроет калитку и войдет в дом тетушки Забиры.

В голове у Гаухар какая-то особенная ясность, которую даже не передашь словами. Там, в Казани, ей казалось иногда, что идет она пригнувшись, пошатываясь, словно держит на плечах непосильный груз. Некоторые прохожие даже сторонились, давая ей пройти. Воздух в большом городе был для нее тяжелым, а здесь так свободно дышится. Печаль, дурное настроение — все это осталось где-то по ту сторону аэродрома. Если бы никто не увидел, она бы сейчас побежала и запела.

В Казани Гаухар только однажды, да и то как бы случайно, встретила Агзама. Говорила ли она с ним? Конечно, говорила. Но — о чем? Право, не помнит с достаточной ясностью. Этому трудно поверить, но это так. «Я знаю, вы поступите так, как велят вам разум к со весть». Агзамом ли были произнесены эти слова, или сама Гаухар после придумала их? Да, должно быть, Агзам сказал» Он и еще что-то говорили. Не могла же Гаухар выдумать все это.

Агзам действительно приходил к ней в институт, это Гаухар твердо помнит. Она только что успешно сдала очередной экзамен. В такие минуты человеку, все еще не остывшему от возбуждения, хочется неумолчно говорить, в все должны слушать его.

Когда она шла по коридору, переполненная таким настроением, ей встретился Агзам. Она радостно воскликнула:

— Агзам! Откуда вы? Как попали сюда? Агзам сказал, что приехал в Казань на несколько дней на совещание. Затем они сели на расставленные вдоль стены стулья и о чем-то говорили… Нет, Гаухар решительно не в состоянии вспомнить — о чем. Вот только эти слова Агзама и врезались в память: «Я знаю, вы поступите так» как велят вам разум и совесть».

Гаухар поспешила расстаться с Агзамом потому, что вот-вот должен был явиться Джагфар. Она не в состоянии была ни обдумывать как следует, ни тем более запоминать разговор с Агзамом. Уже прощаясь, она не столько сознательно, сколько безотчетно сказала, примерно, следующее: «Дайте мне время подумать… Это не так легко решить… Но решать надо, я знаю это…» Ответил ли что-нибудь Агзам, она опять-таки не помнит. Он в чем-то извинился, и они расстались.

А она, чувствуя за собою взгляд его, быстро направилась в одну из свободных аудиторий.

Гаухар передавали, что Агзам еще два раза приходил в институт, но не заставал ее. Перед своим отъездом он навестил Галимджана-абы, оставил коротенькую записку для Гаухар.

В тот день Гаухар, как обычно, вернулась из института поздно, усталая, в плохом настроении.

— Сдала? — коротко спросила Рахима-апа, разогревая ужин.

— Сдала, — так же коротко ответила Гаухар.

— Поздравляю… Тебе есть записка. Молодой человек ждал-ждал и не дождался, заторопился на самолет.

Гаухар хорошо слышала эти слова, но смысл и значение их с трудом восприняла. Прочитала записку и совсем не поняла ничего.

И только утолив голод, а главное — отдохнув, немного пришла в себя. Еще раз прочитала записку Агзама, взглянула на часы. Быстро поднялась с места, отрывисто сказала:

— Через двадцать минут должен улететь самолет… Рахима-апа, я — в аэропорт, может, еще застану…

Не застегивая пуговицы пальто, она сбежала по лестнице и помчалась по улице. Остановила первое попавшееся такси.

— Пожалуйста, в аэропорт… скорее! — торопила она. Шофер такси молча кивнул головой. Как говорится, когда спешишь, то и ветер навстречу: почти на каждом перекрестке они останавливались перед красным сигналом светофора. Наконец-то выехали на просторное шоссе. Черев несколько минут остановились перед аэропортом. В справочном бюро Гаухар сказали:

— На Зеленый Берег сейчас отправляется!

Когда Гаухар выбежала на площадку, самолет уже катился по взлетной дорожке. Потом взревел моторами. Через минуту колеса оторвались от земли. И вот, поднявшись ввысь, пролетел над вокзалом. Провожающие махали шапками, платками.

Гаухар вышла из аэровокзала последней. У нее была приготовлены для Агзама несколько слов, но не успела сказать, — может быть, к лучшему, а может быть… Она помнит — на глаза навернулись слезы. Этого никто не заметил: из провожающих не одна она всплакнула.

В последующие дни у нее не было времени часто вспоминать об Агзаме. Много сил отнимали экзамены, да и Джагфар докучал. Он каждый день в определенный час являлся к Гаухар — то в институт, то на квартиру к Галимджану. С весьма деловитым, даже озабоченным видом здоровался, потом они выходили на улицу. Бродили по городу, иногда в таких закоулках, где никогда не бывали; если очень холодно, заходили в кинотеатр. Несколько раз Джагфар настойчиво приглашал ее к себе домой. Она наотрез отказывалась, — чувствовала: если уступит, Джагфар своими ласками парализует ее волю, и тогда она может оказаться в его власти. Иногда Джагфар все же обезоруживал ее своими жалобами. Но в решительную минуту у неё хватало сил сберечь свою гордость и честь.

И вот остался всего один экзамен. Перед этим Гаухар сдавала сравнительно легко, а накануне последнего вдруг потеряла уверенность. Казалось, не одолеет, устала. Экзамены и от более сильного человека требуют полного напряжения, а о Гаухар чего уж там говорить, — надо было удивляться, как она еще держится на ногах.

Часть 4

2

Против ожидания, последний экзамен дался без особого труда. Возможно, выпали несложные вопросы, а может, она хорошо знала материал. Как бы там ни было, Гаухар довольно скоро вышла от преподавателя, держа в руке зачетную книжку. Закрыв за собою дверь кабинета, она еще стояла около нее минуту-другую, стараясь понять, почему так счастливо все обошлось. Как-то подходил к ней, любопытствовал, какие достались вопросы, — вскоре отходил, уткнувшись в свои тетради.

Недалеко от двери стоял одетый в черное пальто с серым каракулевым воротником, в пыжиковой шапке, высокий, интеллигентного вида, человек лет тридцати пяти — Джагфар Маулиханов. В правой руке элегантная кожаная папка В другие дни Гаухар, увидев его, оживлялась, — ведь он первый радовался вместе с ней удачному экзамену. Но сегодня она равнодушно, даже отчужденно посмотрела на него, словно был он таким же посторонним, как десятки других мужчин, ходивших по коридорам института, — просто он притворялся близким. Джагфар быстрым шагом направился к ней. — Не говори, не надо! — улыбался он. — Я все вижу. У тебя на лице написано: «Все хорошо». Так ведь?

— Кто знает, все ли хорошо. А сдать вроде бы сдала.

— Ну что ж, отлично! Значит, последний? Поздравляю!

— Да, последний… Завтра улетаю. Соскучилась я по своему Зеленому Берегу, хоть он сейчас и не зеленый.