Изменить стиль страницы

Пока что своим чередом проходит урок. Облокотившись о подоконник, Акназар напряженно смотрит в окно. Он будто и не слушает о чем рассказывает учительница. Но задашь вопрос — отвечает. И все же Гаухар обостренно чувствует: Акназар, будто наперекор людям и природе, не радуется вместе со всеми наступлению весны. Лицо его все больше мрачнеет; он по-прежнему замкнут и одинок. С Зилей, видать, опять поссорился, не смотрит на девочку, не отвечает на ее вопросы, из школы уходит домой один.

Гаухар слышала стороной о том, как Талия однажды вбежала в дом Зили, подняла там страшный шум, схватила сына за руку, уволокла его домой. «Нечего тебе околачиваться у чужих людей!» — кричала она на весь переулок. Но через два-три часа Акназар снова вернулся к Зиле. Дед Рами и мать девочки сказали ему: «Иди домой, не серди маму».

Самолюбивый Акназар, должно быть, понял это как запрещение бывать у Зили и очень обиделся.

Тогда Гаухар попросила Зилю рассказать, как было дело. Со слезами на глазах девочка объяснила:

— Мама и дедушка не прогоняли Акназара, сказали только: «Не оставайся ночевать у нас, не серди свою маму». Они разрешили приходить к нам днем, чтобы мы вместе готовили уроки. Но теперь Акназар и днем не заходит к нам, все свободное время проводит на улице.

Ученики жаловались на Акназара; то одному отпустил колотушку, то другому. Прежде за Акназаром не водилось этого, но с того дня, как Талия побывала в школе и устроила скандал, мальчик словно ожесточился: грубость, нервные вспышки, драчливость стали обычными для него. Мальчик портился на глазах у преподавателей. Стал плохо готовить дома уроки. К директору то и дело приходили родители учеников с жалобой на драчуна.

Гаухар чувствовала — назревает опасный кризис, В тревоге она направилась к заведующему районо Агзаму Ибрагимову.

— Надо принимать какие-то меры, товарищ Агзам, — взволнованно говорила она. — Я очень боюсь за мальчика. Он злобится все больше, возненавидел собственный дом. Он может сбежать куда-нибудь, в тогда никому из нас не будет оправдания. Знаете, вчера я была невольной свидетельницей очень характерной сцены… У вас есть время выслушать меня?

Агзам Ибрагимов молча кивнул.

— Ну, так вот… Я уже уходила из школы, но в коридоре у меня нечаянно расстегнулся портфель, чуть не выпали тетради учеников. Я расположилась на подоконнике, чтобы все аккуратно уложить. Слышу — за соседней колонной разговаривают два мальчика, один голове несомненно, принадлежал Акназару. Другой кому-то из одноклассников его. Акназар спросил мальчика, нельзя ли переночевать у него… Я знаю, товарищ Агзам, подслушивать нехорошо, тем более учительнице. Но ведь речь шла все о том же бесприютном Акназаре. И я уже не могла совладать с собой…

— Что ответил мальчик? — ровным голосом спросил Ибрагимов.

— Ответ был тоже любопытным. «Я позвал бы тебя ночевать, — говорит мальчик, — да нынче нельзя. Вчера отец очень расстроенный вернулся с завода. И мать тоже рассердилась. Даже телевизор не стали смотреть. Я еще не знаю, как там, дома, успокоились родители или нет». Оказывается, на этом заводе выдают зарплату без кассира. Разложат на столе деньги в конвертах, и на каждом конверте фамилия получателя. Подходит рабочий, берет свой конверт, проверяет деньги и расписывается в лежащей да столе ведомости. Вчера отец этого мальчика не обнаружил своего конверта на столе. Возможно, кассир не положил по ошибке. Но, может быть, у кого-то поднялась рука на чужой заработок. Завтра все выяснится. Слышу — Акназар спрашивает: «А раньше пропадали конверты?» — «Нет, уже третий год зарплату выдают без кассира, и пропаж не было». — «И охранника не было у стола?» — «Зачем же ставить охранника, коль рабочие сами наблюдают за порядком?..»

— Вы что же, — опять перебил Агзам, — собираетесь рассказывать об этом случае ребятам на уроке?

— Погодите, товарищ Агзам, вы, кажется, не совсем поняли меня, — возразила Гаухар. — Выслушав ответ приятеля, Акназар рассмеялся и сказал буквально следующее: «Ну и глупцы, что не поставили охранника, Три года не брали чужую зарплату, а на четвертый могли взять». Теперь вы понимаете, что встревожило меня? — взволнованно спросила Гаухар. — Значит, мой ученик не верит в честность, считает разиней того, кто распорядился не ставить охрану. Вот результат дурного влияния на ребенка со стороны матери. Ведь она только и знает, что твердит: «Все вокруг жулики и безделышки!» — тогда как сама крайняя эгоистка и стяжательница, а может быть, и на руку не чиста. Во что бы то ни стало надо как можно скорее избавить мальчика от губительного влияния.

На смуглое лицо Агзама набежала тень. Кажется, он принял близко к сердцу рассказ Гаухар. Не давал успокаивающих обещаний, не возмущался поведением непутевой матери Акназара, но спокойно и достаточно твердо сказал, что займется этим вопросом и сделает все, что можно. Гаухар и сама знала, как трудно в конце учебного года устроить ученика в интернат. Но раз выпал такой тяжелый случай, надо попытаться сделать невозможное.

И еще поняла Гаухар, что Агзам Ибрагимов, должно быть, знает жизнь и не привык бросать слов на ветер. Она вспомнила также, что Агзам, слушая, взглянул на нее пристально и глубоко. Гаухар даже смутилась. Что таится в этом взгляде? Возможно, — заведующий районо подумал: «Заурядная женщина не стала бы так волноваться за судьбу чужого ребенка». Хотя не исключено, что это был один из привычных его взглядов во время бесед с посетителями.

Дома у себя Гаухар вспомнила об Агзаме Ибрагимове, о происшедшем в районо разговоре. Это была всего третья или четвертая их встреча. Что особенного в этом? Мало ли кому из районных работников приходится встречаться с учителями. Правда, со свойственным молодой женщине любопытством Гаухар после первого же знакомства с Ибрагимовым в школе кое-что расспросила о нем. Только и всего. И во время сегодняшней встречи ничто не выходило за рамки делового разговора, если не считать единственного — слишком пристального взгляда Агзама, — ничего особенного не произошло. Все же вот что странно: дома Гаухар в мыслях невольно сравнила Ибрагимова с Джагфаром. Это было чисто внешнее сравнение, ведь она совсем не знала ни характера, ни интересов Агзама. И если уж говорить начистоту, Гаухар вроде бы не нашла в этом человеке ничего особенно выдающегося или привлекательного. Ну, допустим, он энергичный, волевой человек с немалым жизненным опытом. Этого еще недостаточно, чтобы увлеченно расхваливать его, как делают некоторые знакомые Гаухар преподавательницы. Джагфар по первым впечатлениям когда-то казался ей весьма незаурядным человеком, а на поверку вышло — вон какой…

* * *

Заведующий районо обещал вплотную заняться устройством Акназара. Гаухар тем более обязана выполнить свой долг учительницы. Теперь уж нельзя упускать мальчика из виду. Она решила еще раз пригласить Акназара к себе. Но пойдет ли, не заупрямится ли? К счастью, мальчик согласился с первых же слов.

Гаухар занесла журнал в учительскую. Здесь Бибинур-апа сообщила ей радостную новость: завтра можно направить Акназара в интернат, место нашлось, питаться он будет вместе с другими ребятами.

— Это замечательно! — воскликнула Гаухар. И тут же у нее мелькнула мысль: «Значит, Ибрагимов хозяин своему слову».

Она быстро оделась и спустилась вниз. Акназар уже ожидал ее у выхода.

— Я сейчас, — сказала Гаухар мальчику, — вот только отдам сторожу ключ от классной комнаты.

Все это Гаухар сделала умышленно. Если мальчик захочет опять убежать от нее, у него будет полная возможность сделать это сейчас же.

Но Акназар остался на месте, подождал возвращения учительницы, — значит, он по доброй воле согласился пойти с ней.

Весна вступала в свои права. На улице звенела капель; воробьи уже купались в лужах на дороге; где-то на карнизах ворковали голуби. Небо солнечное, голубое, веет мягкий ветерок. На обочинах дороги козы щиплют молодую травку.

Гаухар открыла уже знакомую Акназару калитку во двор. Они почистили обувь на крыльце, потом вошли в дом. Забира возилась у печи.