Гаухар тоже всегда держится настороже, опасаясь разбередить нечаянно рану Агзама.

Сумерки не торопятся окутать землю. После заката солнца можно еще долго любоваться весенним половодьем на Каме. Запах молодой травы, клейких почек кружит голову. От реки веет освежающей прохладой. А се стороны города, то затихая, то усиливаясь, доносится отчетливый гул машин. На реке появились первые пароходы, пройдет несколько дней — и пристани оживут; сейчас от причалов тянет только запахом свежей краски — заканчивается ремонт к началу навигации.

— Гаухар, ведь Билал Шангараев здесь обычным своим ровным голосом неожиданно сказал Агзам.

Гаухар вздрогнула, невольно повторила!

— Билал Шангараев? Да, Билал.

— Что ему нужно здесь? — стараясь быть спокойной, спросила Гаухар.

— Говорит, что приехал в командировку по каким-то проектировочным делам, связанным со строительством города Юности. Намерен поселиться в этих краях. Говорит: «Перестало мне нравиться в Ленинграде.

Не нравится Ленинград? — мысленно удивилась Гаухар. Не такой это город, чтоб не нравился. Да и сан Билал, помнится, с таким увлечением говорил о второй столице страны. Нет, здесь что-то другое. Нежели он до сих пор не избавился от своего чувства и все еще питает какие-то надежды? Странный человек. Странное упорство, заставляющее не верить в чистоту его чувства. На что он рассчитывает? Ведь в свое время Гаухар неоднократно со всей ясностью высказалась, что надеяться ему не на что. Какая-то болезненность угадывается в его фанатичном упрямстве: а я, дескать, добьюсь своего. Неужели он, как Алчын, думает, что в теперешнем своем положении Гаухар будет уступчивее? Это была бы с его стороны глупая и оскорбительная расчетливость! Впрочем, Шангараев, вернее всего, ничего я не слыхал о приезде Алчына в Зеленый Берег и о его любовных домогательствах. Рассуждая по справедливости, Билал виноват перед Гаухар. Она изрядно натерпелась от него. Своим вызывающе настойчивым ухаживанием он как бы нарочно старался разжечь ревность Джагфара. И теперь Гаухар знает, что поведение Билала дало повод Дидарову сплетничать. Впрочем, что там говорить, необоснованная ревность Джагфара просто ускорила разрыв его с Гаухар, который, судя по всему, был неизбежен. И все же… все же Гаухар по-женски не может простить Билала.

Эти сбивчивые, досаждающие мысли теснились в голове Гаухар, не давали ей овладеть собой. Не сдерживая возмущения, она опрометчиво сказала:

— Если я когда-нибудь еще раз встречу Билала Шангараева, ему предстоит выслушать от меня неприятные слова. На этот раз я не буду деликатничать. Я решительно ничем не обнадеживала его. Между нами ничего не было и быть ничего не может. Пусть он… — Она остановила себя на полуслове. К чему такие откровенности? Ведь Агзам не может знать о характере ее отношений с Билалом. Нехорошо получилось, глупо. Но Ибрагимова не удивили эти ее признания. — Погодите, Гаухар, не горячитесь, — осторожно сказал он. — Может быть, Билал не так уж виноват. Ведь человек бывает не властен над собой, если он сильно любит.

Гаухар испытующе посмотрела на Агзама. Этот взгляд говорил о многом: о настороженности, сомнении и даже об отчужденности.

— Я не признаю постоянства односторонней любви, — суховато сказала Гаухар. — Полноценное чувство может быть только взаимным, полным доверия друг к другу, при понимании и заботе друг о друге. Насколько я сумела узнать Билала, он вряд ли способен на такую полноту чувства. Он узок, эгоистичен, односторонне требователен.

— Может быть, Гаухар, может быть, — кивал Агзам. — И все же я не решился бы рассуждать о любви столь категорично. Не впадаете ли вы в излишнюю резкость?

Гаухар невольно рассмеялась.

— Уж не записались ли вы в сваты?

Сохраняя серьезное выражение лица, Агзам покачал головой.

— Нет, разумеется. Я только стараюсь быть объективным и справедливым. Мне кажется, я в известной мере способен понять любящего мужчину. Ведь далеко не каждый из нас заливается соловьем при первой же встрече, забыв обо всем на свете. Если не ошибаюсь, Билал знает вас еще со студенческих лет и с тех пор не перестает любить. Помнить о человеке, носить в своем сердце столько времени глубокое чувство — это не шутка, Гаухар. Очень не многие способны на это. Во всяком случае, тут есть над чем глубоко задуматься.

— Вы, оказывается, очень мудрый советчик, товарищ Агзам. Не зря вам доверили ответственную работу.

— Напрасно иронизируете, Гаухар-ханум. Я ничем не заслужил этого перед вами. Я искренне высказал свое мнение, а выводы — ваше дело».

Лицо Гаухар погрустнело. А наплывавшие сумерки обостряли грустное настроение. Гаухар чувствовала, будто плечи ее давит непосильная тяжесть, сбросить которую она не в силах, а держать тоже невмоготу. Гаухар, закрыв лицо руками, как бы застыла в молчании.

Агзам не нарушал это молчание, видимо предоставив молодой женщине самой справляться со своими переживаниями.

— Откуда вы знаете Билала Шангараева? — глухо спросила Гаухар, рывком отняв руки от лица. И уточнила: — Откуда вы знаете все это?

Если бы не сгустившиеся сумерки, Агзам увидел бы, что глаза у нее сухие, но на лице боль, почти равная отчаянию. Она хорошо понимала теперь, что вопрос этот следовало бы задать гораздо раньше. Но что-то необъяснимое помешало ей спохватиться вовремя.

И, словно отвечая на ее мысли, Ибрагимов сказал:

— Полезно было бы спросить об этом в начале разговора, тогда вы скорее и правильнее бы поняли меня. Но в конечном счете это не так уж важно. Самое важное — чтоб все-таки вы узнали, как это произошло… Видите ли, в жизни бывают совпадения, которым даже трудно поверить. Как тут не вспомнить поговорку: мир тесен. Разве мог я предполагать несколько лет тому назад о сегодняшнем нашем разговоре?.. С Билалом я познакомился в Казани Нас, двух командированных, поселили в гостинице в одном номере. Сосед понравился мне своей серьезностью, складов ума, очень реальными взглядами на жизнь. Кое-что совпадало в наших мнениях, вкусах, оценках. За две недели мы с ним основательно подружились. Такие дорожные знакомства обычно располагают к откровенности. И он рассказал мне о своей любви. Много хорошего говорил о вас, Гаухар, но немало и жаловался на вашу, по его выражению, бессердечность. Я верил, что ему тяжело, искренне сочувствовал, успокаивал, как мог, Не зная тогда вас, Гаухар, вашего отношения к Билалу, я, конечно, не мог знать и тех особенностей в характере его, о которых вы говорили — упрямого эгоизма, односторонней требовательности… Позже он писал мне из Ленинграда, что вы разошлись с мужем, но это не прибавило ему веры в ответное ваше чувство. Я тогда не во всем понял его. А вот сейчас, поговорив с вами, кажется, убедился, что он прав в своей безнадежности… — Помолчав, Агзам закончил: — Если хотите знать мое мнение, скажу: я думаю, что Билала зовет сюда последняя надежда.

— Спасибо за откровенность. — Голос, Гаухар потеплел. — Я тоже подумала об этой его последней и напрасной надежде… Вон, слышите голос Миляуши? Она зовет вас. И, кажется, чем-то встревожена. Пора домой…

Миляуша действительно была расстроена, да и у Вильдана вид был явно растерянный.

— Вы здесь?! — подбежав, воскликнула девушка, — Разве Жиган-апа не нашла вас?

— Старшая воспитательница интерната? — спросила Гаухар, не сразу сообразив, о ком идет речь, — волнение Миляуши передалось и ей.

— Ну конечно же! — нетерпеливо говорила Миляуша. — Ты что же, ничего не знаешь?

— Да что, наконец, случилось?! Говори скорее! — уже прикрикнула Гаухар, страшась неизвестности.

— Акназар… Мальчик — куда-то девался. Ищут и не могут найти. Жиган-апа надеялась: может, ты знаешь… Неужели эта бестолковая женщина так и не увидела вас с Агзамом? Эта бестолочь совсем потеряла голову, мечется по берету, как угорелая.

Гаухар вскочила на ноги. Общее беспокойство передалось и Агзаму, он спрашивал, и тон у него, всегда спокойного человека, был повышенный: