— Не беспокойтесь. Еще ни одна собака не бывала здесь. А впрочем, идемте все-таки, уважаемый коллега.

— Надежный холостяк, — иронически вставил я.

Он направился к сарайчику, я захромал следом. Напряжение первой встречи спало, и я с необычайной остротой почувствовал боль в колене и плече, горело и ныло все тело. Меня вдруг охватило страстное желание убить этого человека, задушить, растерзать. Кровь прихлынула к лицу, до ломоты сжались кулаки. Как раз в этот момент он обернулся, и я всю мою ненависть вложил в неподдельную гримасу боли — адской, мучительной.

— Ничего. Сейчас поможем, — успокоил он.

Мы очутились у сарая.

— Осторожнее. Услышит собака.

Мы проскользнули за дверь.

В одно мгновение он прыгнул на сеновал, подал мне руку и разгреб сено у самой стены.

И вот мы в потайном подвале. Молодой человек зажег свечу. При ее свете я рассмотрел небольшой шкафчик, стол и два табурета.

— Знакомьтесь, — указал он мне в темный угол.

Только тут я рассмотрел деревянную кровать. На ней сидела та, которую я видел несколько минут назад.

— Елена, — не приподнимаясь, небрежно протянула она мне полную руку.

Молодой человек достал индивидуальный пакет, перевязал мне ногу.

— Вы наш гость, уважаемый, — заговорил он. — И, конечно, хорошо понимаете, что наша власть над вами безгранична. То, что вам известен наш пароль, еще ни о чем не говорит, — с этими словами он вытащил пистолет и нагло повертел его в руках. — Давайте поближе познакомимся…

Я предвидел такой разговор и попросил молоток и отвертку. Через минуту из-под каблука ботинка был извлечен золотой жетон. Молодой человек изумленно вскочил, вытянулся по-гусиному, как автомат, выкинул вперед руку и, задыхаясь от волнения, пролаял:

— Хайль Гитлер!

Его помощница, не понимая еще причины столь резкой перемены, но догадываясь, что она — свидетельница какой-то необычной, редкой встречи, побледнела и также поднялась с кровати. Молодой человек подбодрил ее энергичным толчком в крутое бедро и торжественно прошептал:

— Блюминг! Шеф Варшавской школы разведчиков…

Елена подобострастно выкрикнула здравицу фюреру.

Я входил в роль.

— Что ж, господа, продолжим наше знакомство, — не скрывая своего превосходства над ними, проговорил я и снисходительно предложил им сесть. — Сейчас предъявите ваши доказательства…

Молодой человек, заметно волнуясь, разрядил обойму пистолета и из первого патрона вынул крохотную бумажку. Я увидел шифр: Ц-41, А-2.

— Недурно, хотя и не ново. Первый выстрел — и никаких улик, все уничтожено.

Бухгалтер показала мне свои пушистые косы. Вначале я ничего не понял, но потом заметил, что они заплетены по-разному: сначала вдвое, потом вчетверо, втрое и т. д.

— Изумительно! Едва ли кому придет в голову мысль расшифровать косы.

Польщенная похвалой, Елена кокетливо улыбнулась и предложила сигару.

— Все это хорошо, — чиркнул я спичку, — но меня тревожат улики. В лесу парашют остался… Надо припрятать получше, а то как бы чего…

Мой новый знакомый проводил меня в лес, помог закопать. Признаться, я опасался, как бы наши не поторопились, не остановили преждевременным: «Руки вверх!» К счастью, все обошлось благополучно.

…Вечером он познакомил меня с хозяйкой. Она подозрительно осмотрела меня, но когда он шепнул ей что-то на ухо, поспешно засуетилась, собирая на стол.

После ужина ушли спать на сеновал. Когда поднялись наверх, хозяйка у самой лестницы привязала собаку.

Сигнал дан

За неделю моего пребывания в доме лесника я узнал уже очень многое. Молодой человек, Герасим Вихляев, перед войной учился в институте в Минске. Учился плохо. Тянул папаша — управляющий трестом. За неделю до нападения Гитлера Вихляев оказался втянутым в одно скандальное дело — вооруженное ограбление кассира. Скрывался, пока не пришли немцы. А объявился, они прибрали его к рукам. Стал работать на них.

У Елены биография была еще проще. Работала бухгалтером столовой военторга. И вдруг совершенно неожиданно встретила друга детства — лейтенанта Петрова, Анатолия Сергеевича. Обрадовалась, конечно, тем более, что когда-то души в нем не чаяла. Может тогда дело зашло бы и дальше, если бы Анатолий не угодил за хулиганство в тюрьму… А тут вот лейтенантом вдруг стал.

Однажды какой-то майор забыл в столовой полевую сумку. Елена передала ее Петрову:

— Возьми! Пригодится.

А потом он стал выспрашивать ее, офицеры каких частей столуются у них, на какой участок фронта едут. Не подозревая ничего, она рассказывала ему обо всем, что знала.

Вскоре он сообщил ей, что уезжает в другую часть и велел дать расписку, что она будет доставлять Вихляеву информацию, которую до сих пор передавала ему.

— Что я шпионка? — возмутилась Елена.

— Да, — спокойно ответил Петров. — Ты передала мне полевую сумку. В ней оказались секретные документы… Не хочешь — сообщим органам. Дело твое…

И Елена стала сотрудничать с Вихляевым.

…Данные о воинских частях, собранные Еленой, Вихляев шифровал и каждую декаду аккуратно по рации «выстукивал наверх» К моему счастью, как раз двадцатого я находился у них, и молодой человек при мне работал на рации. Я внимательно проследил за всеми его движениями, запомнил, как он обращается с рацией. Это была новинка немецкой разведывательной техники. Если рация оказывалась захваченной, попадала в руки человека незнакомого с ее коварным секретом, автоматически передавался сигнал, что точка разгромлена, рация в руках врага.

Узнал я и о том, что однажды им дано было задание не «по профилю» — любой ценой, вплоть до убийства, добыть документы офицера. Вихляев выполнил это задание, выследив в лесу старшего лейтенанта, кажется, Головина или Головкина — что-то похожее на это. Документы и обмундирование передал своему человеку, перешедшему с той стороны. Сейчас он работает в тылу. Где — им неизвестно.

— Хватит мне без дела отсиживаться, — объявил я им в конце недели. — Сейчас все, конечно, утихло. Никто больше меня не ищет. Приступаю к делу… Не исключено, что и вы войдете в состав новой группы, которую я создаю здесь по поручению фюрера.

Они заверили меня в преданности империи.

— Кто знает, Леночка, может с Петровым встретитесь, — пощекотал я ее за подбородок.

Затем я предложил Вихляеву проводить меня в лес, за рацией. «Бухгалтер» осталась в тайнике.

Какова же была моя досада! День выдался серый, прохладный. Совсем низко, цепляясь за верхушки деревьев, плыли облака. На траве блестели крупные капли — только что прошел дождь. «Как же быть с сигналом? — мелькнуло в голове. — Свежо, значит, нет повода снимать кепку… А платок, зачем его прикладывать ко лбу?» Невольно прикоснулся к карману брюк и почувствовал успокоительный холодок стали.

Вихляев и я, оба оглянулись, каждый со своей тайной мыслью: он — не следит ли кто? я — смотрите в оба, вот мы — на виду, ждите сигнала.

А сердце тревожно колотится…

Вот уже близко дерево, под которым спрятана рация. Из головы не выходит: «Как дать сигнал? Может самому выхватить пистолет и — «руки вверх»! Нет, нельзя. Приказ генерала — не рисковать. Вдруг борьба, бухгалтер услышит, предупредит о провале… Тут надо наверняка».

И мне приходит счастливая мысль. Нарочно натыкаюсь головой на сук. Кепка падает.

— Черт! — ворчу я сердито и, вытащив из кармана носовой платок, принимаюсь отчаянно тереть лоб.

Хрустят ветки — и мы под дулами автоматов.

Вихляев растерянно оглядывается по сторонам и покорно поднимает руки. Мгновение — и из его рта торчит кожаная перчатка, а в глазах трусливая мольба. Куда девалось молодечество! Но через миг его глаза уже полны неописуемого животного страха. Он видит как мне в руки передают рацию, и я, помахав ему рукой, спокойно направляюсь к тайнику.