Сэмюэль Адамс представил в качестве своей диссертации при окончании Гарвардского университета (дело происходило в 1743 году, когда ему был всего 21 год) исследование «Доктрины законности противодействия верховному правителю, когда иным путем государство не может быть сохранено». Нет нужды говорить, что это исследование привело его к заключению о полной обоснованности «доктрины».
Джон Адамс, окончивший Гарвардский университет в возрасте 20 лет, начал свою карьеру в качестве школьного учителя в Вустере. В пору своего пребывания здесь, в 1755 году, он писал другу: «Вся та часть творения, которая лежит в пределах нашего наблюдения, подвержена изменению. Не являются исключением даже могущественные государства и королевства». Далее молодой Джон Адамс разъяснял, что он имел в виду специально «могущественное государство» Англию, ибо, как он полагал, «великое средоточие империи» вскоре будет перенесено «в Америку». Только одно, писал он, может «помешать нам постоять за самих себя» — если «нас разъединят… замкнут в пределах отдельных колоний». А шесть месяцев спустя молодой человек доверял своему дневнику еще более волнующие слова о могуществе Человека и тех безграничных перспективах прогресса, которые оно открывало на путях овладения природой:
«Человек… при помощи своего разума может изобрести машины и орудия, обратить себе на пользу силы природы и осуществить самые дерзновенные замыслы. Он может возвысить долину до величественной горы и низвести гору до скромной долины. Он может дробить скалы и равнять с землей великолепнейшие лесные чащи».
Да, говорил молодой Джон Адамс, человек способен проникнуть в тайны мельчайших частичек сущего, «ускользающих от наблюдения нашего невооруженного взора», и даже самих «областей неба».
Так дух Просвещения — воплощенный в осознании того, что все подвержено изменению и что человек может овладеть законами природы, чтобы стать более счастливым, — соединившись с зачаточным чувством национализма, выковывал революционного патриота.
III. Религия и Просвещение
Однако эти прогрессивные позиции достигались наперекор официальным властям, которые держались противоположных взглядов и обладали достаточной силой, чтобы превращать несогласие с ними в более чем академический вопрос. Излюбленные тексты этих властей поставлялись их наиболее влиятельной духовной силой — англиканским духовенством. Это были «Притчи Соломоновы» XXIV, 21: «Бойся, сын мой, Господа и царя; с мятежниками не сообщайся»; и еще чаще цитировавшееся «Послание к Римлянам» XIII, 1—2: «…существующие же власти от Бога установлены. Посему противящиеся власти противны Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение».
Однако диссидентское духовенство — а именно оно господствовало на религиозной арене действия в большинстве американских колоний — было в достаточной мере детищем Просвещения, чтобы проповедовать, что сам бог связан в своих деяниях законами Природы и Права — ведь они являются его законами и потому должны быть отрадны ему. Сам бог не может — ибо он не желает — попирать указанные законы и скрепил заветом это свое нежелание; следовательно, когда кто-либо из его мирских слуг — будь то короли или морские таможенные чиновники — попирает указанные законы природы и праведности, когда они становятся притеснителями, они оказываются в действительности тиранами, а их действия выходят за рамки закона. Повиновение в таких случаях — это не верность, а раболепие. Повиновение в таких случаях — это молчаливое одобрение попрания воли бога и закона природы; оно греховно и постыдно; следовательно, противодействие тиранам является в самом буквальном смысле слова повиновением богу2.
Воля бога во взаимоотношениях людей получает свое выражение в системе государственного управления; система государственного управления выражает коллективные желания и нужды людей — творений бога, созданных им по своему образу и подобию. Следовательно, система государственного управления является соглашением, договором, призванным содействовать славе бога и благоденствию человека. Следовательно также, голос народа — это воля бога, и правитель, пренебрегающий тем или другим, подвергает опасности свое — и земное и небесное — существование. Не случайно одна гарвардская диссертация, датированная 1733 годом, озаглавлена «Является ли глас народа гласом божиим?» и отвечает на указанный вопрос утвердительно.
И все-таки необходимо сделать несколько замечаний в порядке оговорки. Прежде всего, народ для ведущих философов и политических мыслителей XVI, XVII (а большей частью и XVIII) столетий состоял из всего населения, за исключением масс, которые могут быть отнесены либо к «жителям», либо к «черни», либо к «бедноте», но никак не к народу. «Народ» — это собственники, те, кто имеет свой «вклад» в обществе и потому должны иметь право голоса, когда речь идет об управлении им. Равенство не включало даже формального политического равенства тружеников. Ибо, говорилось в проповеди, произнесенной Эдуардом Холиоком в Массачусетсе в 1736 году и типичной для преобладавших тогда взглядов: «Есть люди, кои по причине рода занятий не могут приобрести знания, делающего их пригодными для общественного положения». А то, что в число этих людей включалось подавляющее большинство (мужского) населения, ясно из слов, в которых священник расшифровывал, что он имел в виду тех, кто «держит плуг и гордится стрекалом, погоняет скот и трудится в поте лица; у них только и разговору, что о волах».
Взгляд этот находился в неразрывной связи с антидемократической посылкой, редко оспаривавшейся в печатных материалах, что в каждом обществе лишь немногие являются правителями, большинство же составляют управляемые. Так, вчитываясь в типичное выражение права на противодействие деспотической верховной власти — например, проповедь Джозефа Мосса 1715 года, где утверждалось, что «народ должен покоряться своим правителям, пока правители держатся в законных границах», — не следует настолько сосредоточивать внимание на придаточном предложении, чтобы упустить из виду главное, которому оно придано, а именно проповедь покорности «народа» своим правителям. Джон Коттон полагал достаточным для опровержения демократии поставить вопрос: «Если народ станет правителем, то кто же будет управляемым?» «Уравнительство» считалось ересью худшего толка.
Олигархия считала излишним прибегать к какой-либо утонченности в выражении своего классового самосознания. Типично произведение Джона Уинтропа — руководителя колонии Массачусетс-Бей в первые двадцать лет ее существования, — озаглавленное «Образец христианского милосердия» (1630 год). Здесь развивается господствовавшее тогда представление, что каждое общество по необходимости делится на два класса — богачей и бедняков — и что, понятно, первые — способны и правители, а вторые — неспособны и управляемые.
Пристрастная позиция большинства диссидентских церквей усиливалась их настоянием (составлявшим столь существенную часть их выступлений против феодальной католической гегемонии) на том, что богатства богоугодны; что, больше того, самым убедительным доказательством принадлежности к избранникам божьим служит мирской успех, ниспосланный господом, и чем этот успех больше, тем вернее избрание! Таким образом, бедность являлась, в самом буквальном смысле слова, проклятием, а избранники весьма сильно смахивали на современный «цвет общества».
Так, Джон Уинтроп говорил в вышеупомянутой проповеди:
«Господь всемогущий в своем святейшем и мудром промысле так распорядился состоянием человечества, что во все времена одним надобно быть богатыми, другим — бедными; одним — возвышенными и выдающимися во власти и званиях, другим — убогими и покорными».
Разъясняя причины этого якобы непреложного божественной волей установленного положения, Джон Уинтроп, среди прочего, утверждал:
«Дабы он мог иметь больше случаев обнаруживать действие своего духа: во-первых, на злонамеренных — умеряя и обуздывая их, так чтобы богатые и власть имущие не пожирали бедняков, а бедные и сирые не восставали против своих высших и не сбрасывали их ига; во-вторых, на возродившихся духом — развивая в них свою благодать, как в великих сих — любовь, милосердие, кротость, воздержание и т. д., а в бедных и малых сих — веру, терпение, повиновение и т. д.»