— Володя, давай поговорим. Только без эмоций, серьезно. Я верю, что два умных человека всегда могут договориться.

— Два умных и порядочных, — язвительно заметил Швецов.

— Володя, я тебя хотел сделать своим, доверенным, человеком…

— Своим?! А кому пришла в голову идея отправить меня на дно? Вы же сами говорили, что у Сопина мыслительный аппарат работал туговато — он бы сроду не догадался зарядить акваланг пропаном.

— Чушь собачья! Неужели ты ему поверил?

— Может быть, и не поверил бы, но когда вы продали Янкину…

— Да кто такая Янкина? Дойная корова!

— Эта дойная корова исправно работала на вас много лет, а вы ее — под топор!

— Володя, без меня пропадешь: или тебя мои ребята грохнут, или менты возьмут — любой уголовник кончает свой путь в тюрьме.

— С вашими ребятами я разберусь, а что касается тюрьмы… Я так же, как и вы, люблю спать в собственной постели.

— Дурак! У меня связи, знакомства, меня всегда прикроют, с того света вытащат! А что ты можешь? Тебя сцапают на второй же день и, как паршивого котенка, сунут мордой в парашу. И будешь хлебать, пока не подавишься. — Евгений Евгеньевич взглянул Швецову в глаза, ощутил их льдистый холод и вдруг понял — кожей, внутренностями, — что проиграл, что не выбраться ему из этого каменного мешка, не увидеть больше ни собственной дачи на берегу моря, ни притихшую в ожидании неминуемого женщину у камина, не почувствовать ее губ, тела, пьянящего аромата волос, не услышать шум утреннего прибоя, ни крика оголтелых чаек, внимательно и зорко высматривающих заигравшуюся на мелководье рыбешку, и, отчаявшись, отрицая саму мысль о поражении, замотал головой, закричал, завыл исступленно: «Помогите-е-е!»

— Вас здесь сам бог не услышит. — Швецов загнал ему в рот кляп — картофелину средних размеров — и столкнул в яму. — Приеду завтра. Если не одумаетесь, не назовете имена людей, которые на вас работают, зарою. Живьем похороню!

Швецов закрыл гараж, осмотрелся и прошел в домик к сторожу. Тот, бросив читать газету, глянул поверх очков.

— Ты, дед, часом не глухой? — спросил Швецов. — Кричу, кричу — бестолку.

— А чего кричал?

— Помощь требовалась.

— Пойдем помогу, — с готовностью вскочил дед.

— Я уже справился. — Швецов поблагодарил его за участие, дал трояк на чай и уехал.

«Денежный черт»! — проворчал дед, смотря в окно и наблюдая, как ловко и быстро гонит машину новый владелец гаража.

Приехав домой, Швецов без особого труда отыскал старую записную книжку и позвонил Кузину.

— Здравствуй, — сказал он. — Швецов беспокоит.

— Очень приятно.

— Мне необходимо с тобой поговорить.

— Срочно?

— Немедленно.

— По какому вопросу?

«Не доверяет, сволочь!»

— Евгений Евгеньевич просил…

— Где встретимся?

— Ресторан «Арбат» знаешь?

— Кто этот вокзал не знает.

— Я тебя буду ждать в нижнем зале. Все. — И повесил трубку.

У ресторана толпился народ, на дверях висела табличка: «Свободных мест нет».

— У меня столик заказан, — сказал Швецов, привычным жестом выуживая из кармана трояк.

— Милости просим. — Швейцар услужливо распахнул дверь.

Швецов спустился в нижний зал, нашел подходящего к случаю официанта, рослого, крепкого, наглого, у которого, казалось, даже на роже было написано: «Подонки, учитесь жить!», заказал столик на двоих и сунул ему в верхний карман фирменного пиджака десятку. Сказал:

— Это на чай. Обслужишь быстро, вежливо, но… с достоинством. Работай так, чтобы мой собеседник понял, что ты не из шестерок.

— Сделаем.

Кузин подъехал через полчаса. Войдя в зал, он внимательно осмотрелся и, заметив Швецова, который со скучающим видом наблюдал за танцующими, неторопливо закурил и подошел к столику.

— У вас свободно?

— Пожалуйста. — Швецов кивнул и тут же увидел, как в зал вошли еще два паренька, и по их внешнему виду — у первого был чуть заметно искривлен нос, у второго — бесформенные, отбитые, как у всех профессиональных боксеров, губы — мгновенно сообразил, что Кузин приехал с охраной.

— Что будешь пить?

— Кофе. Двойной. Со сливками.

— А я, пожалуй, выпью, — вздохнул Швецов. — У меня сегодня денек был не из легких. — Он наполнил рюмку и залпом опрокинул ее, продолжая незаметно наблюдать за ребятами Кузина. Они прошли в глубь зала и сели так, чтобы Швецов их не видел.

— Кому живется весело, вольготно на Руси? — с иронией в голосе продекламировал Кузин.

— Кто жить умеет.

— Ты умеешь?

— На этот вопрос придется ответить тебе. — Швецов кивком головы подозвал маячившего в поле зрения официанта. — Славик, ты забыл принести икорки.

Славик извинился и мгновенно исчез.

— Твой паренек? — проводив его взглядом, спросил Кузин.

— Не задавай дурацких вопросов, — ответил Швецов словами Евгения Евгеньевича. — Я же не спрашиваю тебя, чьи козлы сидят за моей спиной.

— А ты спроси.

«Пора быка за рога да в стойло».

— Спрошу. Сколько тебе платил Евгений Евгеньевич?

Это был удар из серии запрещенных, но Кузин даже не поморщился.

— Тысячу, — сказал он, откинувшись на спинку стула.

— Даю полторы. Будешь работать на меня?

Кузин несколько оторопел. Глаза сузились, беспокойно забегали. «Что это, проверка на прочность, которая исходит от Евгения Евгеньевича, или действительно деловое предложение? Скорее всего — проверка…»

— Я, старик, работаю на Магната, — сказал он и, сказав это, побледнел, ибо понял, что от волнения невольно выдал кличку Евгения Евгеньевича, которой последний пользовался в блатном мире. — Работаю честно, а ты… Если ты решил отколоться, то поищи себе людей на стороне.

— Не трепыхайся! — жестко проговорил Швецов. — Уехал твой Магнат.

— Надолго?

— Если соскучишься, то через недельку можешь дать в газету объявление… Такой-то, мол, и такой-то пропал без вести. Кто видел его в последний раз, прошу сообщить по телефону…

— Ты шутишь?

— Шутят комики, а я — человек серьезный. — Швецов бросил на стол паспорт Крайникова, служебный пропуск, сберегательную книжку, абонемент в бассейн «Москва».

— И что ты хочешь? — возвращая документы, спросил Кузин. Лицо его сделалось багровым, горло перехватило, тяжелый комок мешал дыханию.

— Ты спросил: умею ли я жить? Вот и ответь.

— Допустим.

— Будешь на меня работать?

— Если ты этого черта действительно пустил на дно… У меня нет выбора.

— Вот это уже другой разговор. — Швецов снова наполнил рюмку, выпил. Лицо окаменело, стало непривычно серьезным. — С Янкиной завтра оброк не бери. Я с ней сам разберусь. Твое дело Кирин, Стеблев…

Названные фамилии добили Кузина, убедили, что Швецов и впрямь в курсе событий, и он, окончательно уверовав в крах прежнего и торжество нового короля, раскололся — выдал третьего налогоплательщика.

— А с Дворцовым как быть?

— С Дворцовым? — повторил Швецов и, вспомнив, что именно эту фамилию упоминала Янкина, рассказывая о делах в ломбарде, зло скрипнул зубами. — Сколько эта сука платит?

— Три куска.

— Бери пять. Будет выкобениваться — передай от меня привет и скажи, что мне доподлинно известно, сколько золота и серебра он переправляет ежегодно в магазин Янкиной. Не поможет — пусть им твои ребята займутся. — Швецов ткнул большим пальцем за спину. — Они тоже на окладе?

— Нет. Магнат платил им сдельно.

— Сам?

— Через меня. Его лично никто никогда не видел.

— Кто, кроме тебя, имел с ним связь, так сказать, напрямую?

— А ты разве не знаешь?

Швецов молчал. Глаза зло и упрямо сверлили собеседника.

— Артист, — не выдержал Кузин.

— Кто такой?

— Правая рука Магната. Его связь с блатным миром.

— А на кой черт ему этот блатной мир?

— Видишь ли, кроме нашей существуют и другие группировки, и руководят ими люди не столь брезгливые, как, например… Евгений Евгеньевич.

— Понятно, — кивнул Швецов. — Так вот, передай этому Артисту, что сегодня в одиннадцать вечера я буду ждать его у метро «Полянка».