Брайн негодовал.

— Я дочитаю, только заткнись, не мешай мне. Ар-тил-ле...

— Опять не вышло. — Мертон ткнул его в бок паль­цем и подмигнул остальным. — А я-то думал, ты мастер читать, — сказал он нарочито разочарованным тоном. — .Должно ж там еще что-нибудь быть, кроме артилле.

— Ага, есть, — отозвался Брайн, поняв теперь, что .Мертон шутит. — Есть еще немного, маленький хвостик. Слушай, теперь все прочел: ар-ти-лле-ри-я.— И повторил медленно: — Артиллерия — вот какое слово.

— Опять не слава богу, — проговорил Мертон, озада­ченный. — Что ж оно значит, это... Как там, пострел?

— Артиллерия.

— Артиллерия, — повторил Мертон.

— Я не знаю, — сказала Лидия.

—Пушки, что ли, а, Джордж? — спросил Мертон не совсем уверенно.

Ага, пушки.

— Валяй дальше, пострел.

Брайн медленно прочел:

—Артиллерия ведет подготовку к бомбардировке Мадрида...

Брайн слыхал, что, когда исполняется одиннадцать лет, уже можно получить аттестат, но кто-то сказал ему, что для этого надо еще выучить латинский язык и сдать по нему экзамен. Как-то вечером он сидел в кухне в Ноуке.

— Бабушка, кто говорит на латинском языке?

— Не знаю, Брайн.

Он повернулся к Мертону!

— Дедушка!

— Чего тебе, пострел?

— Кто говорит на латинском языке?

Он все еще упорствовал, все еще верил, что Мертон, раз он дедушка, должен знать все на свеге.

— Понятия не имею, — последовал ответ.

— А ты, дядя Джордж, знаешь?

— Нет, парень, не знаю.

Озадаченный, он снова принялся за свою книжку. Так кто же говорит на латинском? Он спросил Теда Хьютона, и Тед Хьютон тоже не знал. Спросить Джонса значит на­влечь на себя беду — затрещину за то, что он, глупец, не знает такой простой вещи, пусть даже никто в классе это­го не знает. И уж лучше так и не узнать, думал Брайн, чем получить трепку. Конечно, ясно, что испанцы говорят по-испански, французы — по-французски, а немцы — по-немецки, но кто же все-таки говорит на латинском, на этом странном языке, на котором написаны слова на обо­ротной стороне монет? Он стал списывать; «Georgius V. Dei Gra: Brit: Omn: Rex Fid:..» да, это, пожалуй, будет еще почище абиссинского. Мистер Джеймс, преподаватель более сдержанный, не пускавший в ход кулаки, когда ему задавали вопросы, объяснил Брайну.

— Но язык это мертвый, — добавил он, — теперь на нем никто больше не говорит.

Тем все и кончилось, одно только беспокойство по­пусту.

В школьном дворе Брайн перехватил летящий бумаж­ный самолет, и оказалось, что он сделан из странички, вырванной из французской грамматики. Брайн расправил недолетевший бомбардировщик, попробовал разобрать то, что он нес на своих крыльях, — местоимения и существи­тельные с одной стороны страницы, карта Парижа в кар­тинках — с другой. Брайн отдал дюжину шариков за остатки книги, потом пошел разыскал Теда Хьютона и похвастал покупкой.

Черноволосый и бледный Тед умел считать по-фран­цузски.

— Братишка у меня безработный, делать ему нечего, вот он и учит французский — книги берет в библиотеке. Он и меня немножко научил.

Они уселись где-то в углу, принялись повторять:

— Эн, де, труа, катр, сэнк, сиз, сет, юит, неф, диз.

— А как будет одиннадцать?

— Забыл, — сказал Тед. — Спрошу брата, завтра тебе скажу.

Названия первых десяти чисел были выучены за не­сколько минут, остались на полочке памяти на всю жизнь, но вот начиная с одиннадцати и выше — тут дело другое, тут начинался как бы ряд крепких болтов, открывающих двери в неизвестное.

Брайн перевернул страницу грамматики.

—А что такое местоимение?

— Ну, в общем, это имя, — объяснил Тед. — Всякий знает, что это такое.

—Нет, это не имя, это слово вроде «он» или «она».

— Ты что, спятил? — высмеял его Тед. — Местоиме­ние это имя, я тебе говорю.

Брайн сунул ему книгу под нос.

— На, смотри, «они» — это местоимение, так здесь написано, ну, значит, и «ils» тоже. Так как же, черт тебя подери, может это быть именем?

— Бестолковщина, — заметил Тед. — Может, книжка-то уж больно старая.

— Ну нет, — сказал Брайн свирепо. — Если так, забе­ру свои шарики обратно. — Он полистал страницы. — Все-таки книжка - хорошая, очень много в ней слов. Maison, chemin, chapeau, main, doigt, — произносил он медленно, выговарbвая так, как было указано в скобках под каждым словом.

Тед вырвал у него нз рук книгу, чтобы посмотреть еще раз, будто не верил, что все эти слова и в самом деле в ней находятся.

— Ага, — сказал он одобрительно, — в общем, непло­хая книжонка. — Он полистал страницы, заглянул в конец книги. — Сто девяносто страниц. Длинная.

— Двенадцать шариков за нее отсыпал, — напомнил ему Брайн, выхватывая книгу; раздался звонок, возвещав­ший, что перемена окончена.

География, история, родной язык — каждый из этих предметов повествовал о странах и людях. В книге «Стра­ны и жизнь» были цветные картинки — верблюды возле больших кораблей на Суэцком канале и снежные вершины гор на экваторе. В «Основах истории» он прочитал о том, как греки захватили Трою, спрятавшись в брюхе деревян­ного коня, которого сами же троянцы и притащили к себе, думали, это боги послали им с неба подарок (вот дурни, тоже сообразили!). А на уроках английского языка ми­стер Джонс часто читал вслух «Коралловый остров» или «Унгаву». Но победила география. География — это тетра­ди с нелинованными чистыми страницами, по которым учитель прокатывал валик, отчего получалась контурная карта. Потом учитель писал на доске незнакомые назва­ния, их надо было списывать, наносить на карту. Брайн. рылся в посудном шкафу, сдирал заграничные этикетки с коробок и банок, в журналах отыскивал изображения разных континентов и все это наклеивал на странички своей тетради по географии, пока тетрадь не распухла от вклеек и заметок.

Перемена кончилась, старосты выстроили учеников по шести в ряд. Асфальтовая дорожка вела под уклон к уборным. На стене школы, там, где размещались классы малышей и девочек, большими белыми буквами было на­писано: «Чистота сродни благочестию». Это было сделано по приказу мистера Джонса, он специально нанимал чело­века заново перекрашивать буквы, чтобы в первые дни каждой новой четверти они сияли и сверкали в укор ораве ребятишек-голодранцев, щеголявших в башмаках со стоп­танными каблуками и частенько забывавших умыться.

Над блестевшими шиферными крышами собрались первые тучи, и хлестал холодный дождь, когда они из школьного двора вошли в классы. В такую погоду хорошо под любой крышей, и Брайн радовался, что сейчас по рас­писанию урок английского языка. Желудок после обеда в «бесплатной столовой» был еще полон, к тому же Брайн рассчитывал дома получить полпенса, раз сегодня чет­верг — день выдачи пособия.

Телеграфные перестукивания крышками парт и топот ног заполнили класс, в котором учитель еще не появлялся. Никто не отдал распоряжения зажечь свет, и потребова­лось немало шума, чтобы рассеять мрак, разлившийся вокруг. Брайн вместе с Тедом н Джимом Скелтоном дви­нулся к теплым батареям и оттуда стал смотреть, как в проходе между рядами катаются две дерущиеся пары мальчишек; запах от сырых курток и штанов смешивался с запахами дыхания и паркетной краски. Яростный стук дождя за окном усиливал шум в классе.

За стеклом в двери медленно возникла хитрая физио­номия и на секунду застыла.

—Назад, по партам! — прошипел Брайн. Мгновение — и хаос сменился порядком. Багровая, оживленная физиономия мистера Джонса поворачивалась то туда, то сюда, он старался, прежде чем войти в класс, охватить взглядом сразу все. Секунды тянулись, как ми­нуты. Брайн отвернулся от физиономии за дверью и по­чти с улыбкой смотрел прямо перед собой, уставившись в пустоту.

Дверь с треском распахнулась, и при виде сузившихся от ярости глаз смолкло все, только отчетливо слышался стук дождя, барабанившего в стекла. Мистер Джонс схва­тил четверых драчунов, извлек их одного за другим на середину класса и точно рассчитанными пинками выстроил в ровную линию.