– Ну, вот и все, уважаемый министр обороны, уважаемые зрители, эксперты и члены жюри! Попрощайтесь с последним нашим конкурсантом продолжительными и бурными аплодисментами! На сегодня программа подошла к концу, желаем вам успехов, а наше жюри удаляется для вынесения своего вердикта! До свидания!

– Ну, как вам, господин министр? Понравилось?

– Отлично, отлично! Получил форменное эстетическое удовольствие, а вот вы ошибались, уважаемый председатель жюри! Помнится, не далее, как месяц назад, вы мне с пеной у рта доказывали, дескать, нет в стране настоящих патриотов и новаторов в среде кинобогемы, а я говорил, что есть! И, посмотрите, я прав! И всего-то делов – переложили права и обязанности по предоставлению государственного финансирования кинематографа на плечи министерства обороны! И нашлись, родимые! Тут же нашлись! Кстати, пока не забыл – нужно будет продавить поддержку печатных изданий в пользу министерства иностранных дел. Чует мое сердце, и с историей у нас тоже все наладится, и с идеологией, и с государственной идеей!

Ночная жизнь

Невдалеке раздался громкий хлопок ручной гранаты РГН. Пыль от обвалившейся штукатурки долго висела в воздухе и мешала лучам предзакатного солнца проникать в помещение школы подготовки транссексуалов.

Тут и там раздавались истеричные крики: «Ховайтесь, братцы! Все – в бомбоубежище!»

Следом за криками ушей постороннего незаинтересованного наблюдателя мог достигнуть мощный грохот, издаваемый каблуками шпилек сорок шестого размера, в которые были втиснуты атлетические мослы абитуриентов престижного культурного центра «Радуга и мы», расположенного в самом шикарном квартале огромного мегаполиса.

Шпильки организованной толпой неслись вниз по лестнице – туда, где уютно притаилась комната спасения, изнутри обитая танковой броней.

Наступил очередной ежевечерний час расправы, когда лютые деклассированные элементы пытались претворить в жизнь свои угрозы – разобраться со школой и со всеми ее учениками.

Мэри-Энн Артуа, самый старый и заслуженный, первый ввалился своей 160-ти килограммовой тушей в узкий проем комнаты спасения. Следом за ним появились Абрау-Дюрсо, Немезида и Вольная Птичка с тоже немалым общим весом – где-то под четыреста килограммов.

Ученикам поменьше места уже не хватило, поэтому они побежали дальше вниз по лестнице – там, где был сырой и грязный подвал, набитый полусгнившими макиварами и чучелами в дырах от ударов штыками. Когда-то в здании нынешнего культурного центра располагалось училище по подготовке бойцов элитного спецподразделения «Вурдалак».

Кроме того, в подвале было много паутины с остатками мух и комаров, много темных страшных мест и подгнившие трубы канализации, из которых сочился неприятный запах. Трубы периодически пробовали менять, но толком ничего не получалось – сантехников среди транссексуалов не было, а сторонние брезговали сюда заходить.

Солнышко Мое первым добрался до подвала. Дверь была закрыта на огромный амбарный замок, над которым красовалась свеженькая надпись: «Чтоб вы все сдохли, гады!» И подпись: «Женщины этой страны». Недоверчиво ковырнув ярко-коричневую краску замка ноготком с маникюром в виде яркого сердечка с чудесным изображением вида на Фудзи-яму, Солнышко Мое предпринял попытку не расплакаться. Ничего не получилось, и его охватила истерика, переходящая в приступ неконтролируемого свиста с придыханием навзрыд.

На плечо ему легла ласковая рука старой девы Дед Пьер и Натали. По поводу этого имени в школе долго шли пересуды о том, так кто же все-таки оно – дед Пьер или же Натали. Потом всем стало скучно, и имя обрело свою теперешнюю незыблемость и фундаментальность. Для краткости его стали называть ДПиН. Некоторые даже шутили: «Вот, придет ФСИН, заберет ДПиН, и будет ему клин!» Но это была злая шутка и поэтому не прижилась.

ДПиН неуверенно дернуло Солнышко Мое, посмотрело ему в глаза и полушепотом произнесло: «Ну, что, допрыгались? Теперь нас всех здесь перебьют! Пришло время умирать!»

Солнышко Мое, силой воли подавляя истеричные рыдания, кусая локти и пережевывая локоны дорогого парика, судорожно замотал головой и попытался что-то ляпнуть из разряда: «Может, не найдут?»

«Ты, что, идиот? – возмутилось ДПиН, – ты, что, не знаешь, что они с собаками приходят? Не слышал, что ли, про овчарок и сторожевых, выведенных кровавыми палачами для охраны имущества? Нас будут пытать, потом скормят псам, а сами запишут это все на камеру и выложат в YouTube. Или еще хуже, пообломают нам весь маникюр и продадут в рабство в Перу. Там мы будем всю жизнь корзины с камнями в рудниках таскать – без душа и кремов для загара!»

– Так что же делать? Как спастись? Куда бежать, как защитить себя, кому сдаваться на поклон? Что делать-то, Дед Пьер и Натали? – очередной приступ истерии буквально согнул Солнышко Мое пополам.

– Да тише ты, услышат! Да перестань ты рыдать! Успокойся, тебе говорят! Нужно для начала посмотреть, куда дальше ведет эта лестница.

Они начали спускать дальше вниз, туда, куда раньше не ступала нога ни одного ученика школы. Ведь даже самые смелые преподаватели и то не рисковали забираться ниже подвала. Они, тихонечко повизгивая, прошли уже три пролета и только-только собирались вернуться, как обнаружили странную дверь.

– Смотри, дверь какая-то. И, вроде, замка нет, – сказал Солнышко Мое. – Давай посмотрим, что там!

– Давай, только я, если что, скажу, что это ты виноват!

– Хорошо, хорошо, после рудников мне уже ничего не страшно!

ДПиН осторожно толкнуло дверь носком туфельки, и та открылась поразительно легко. Внутри оказалось довольно просторное помещение, с потолка лился яркий свет, и играла тихая приглушенная музыка. В центре располагался большой круглый стол, вокруг которого были расставлены мягкие кресла с шелковой обивкой в виде винтажного гобелена с изображением маленьких купальщиц в Эдеме. На столе стояла витая лампа под зеленым абажуром и странного вида аппарат, который издавал ритмичные звуки, происхождение и родину которых определить было невозможно. Звуки менялись и завораживали, хотелось сеть в уютное кресло, позабыть все на свете и тут же уснуть сном младенца.

Первым очнулось ДПиН и осторожно вошло в помещение. За ним последовал Солнышко Мое. Они с удивлением взирали на стол, кресла, на невиданный доселе аппарат со звуками и лампу. ДПиН испуганно озиралось и жалось к Солнышко Мое в странной надежде обрести сердечный покой, нарушенный бегством с пятого этажа под напором незваных пришельцев в комнату спасения, потом в подвал, а теперь – вот сюда.

Внезапно звуки, издаваемые аппаратом, прекратились, и откуда-то из стены зазвучала великолепная мелодия марша «Голубой Дунай». Свет разгорелся ярче, и в воздухе трехмерной голограммой материализовались буквы, которые образовали своеобразный рекламный слоган: «Кто-то там, а кто-то здесь, Жизнь есть жесть! Вместе с нами по пути, ты придя – не уходи!»

ДПиН и Солнышко Мое отчаянно взвизгнули от неожиданности и попытались выскочить из помещения, но не обнаружили входной двери – она как будто заросла или вообще никогда не существовала.

Вдруг музыка оборвалась, и суровый, наполненный металлом, голос произнес: «Ну, что, попались, цыпочки. Долго же я вас поджидал! Теперь – вы мои! Теперь – только мои!»

– Ты кто, и почему мне так страшно? – проскулило ДПиН.

– Не бойтесь, крольчатки, я – всего лишь добрый дядюшка или тетушка – пока еще сам не определился. Так что называйте меня Добрый Старый Выдержанный Ментор, можно просто – ДСвМентор. Что такое ДС – потом расскажу. Вы теперь будет служить мне и работать на заводе АЗЛК фрезеровщиками в цехе сборки автомобилей «Москвич – 2140». Пройдите в конец зала и получите ваши спецовки, краги и кирзовые сапоги. А потом – на инструктаж к начальнику цеха Фомину Ивану Александровичу. Между прочим, фронтовик, дважды ранен – умница и молодец! Кстати, зарплату вам платить не будут, все заработанные вами деньги пойдут в фонд помощи голодающим детям Африки и Океании. Ну, и что вы теперь чувствуете?