Сердце Роджера бешено заколотилось в его помятой грудной клетке. На мгновение ему показалось, что он сейчас задохнется. Но через секунду он все-таки втянул воздух в легкие и сказал:

— Милости просим.

— Я переберусь к вам сюда на неделю, — произнесла она ровным сухим тоном, в котором, однако, он без труда улавливал ее тревогу, ее растерянность. — Джеральд не будет знать, где я. Недели, верно, будет нам достаточно, чтобы решить, можем ли мы остаться вместе. Во всяком случае, неделя — это все, чем я располагаю.

— Пусть будет для начала неделя, — сказал Роджер. Он вскочил с кушетки. — Где живут ваши родители?

— Возле Нантвича.

— Туда и обратно на машине — конец не малый. А если начнется непогода, вам туго придется. К тому же вы слишком утомлены, чтобы пускаться сейчас в путь. Лучше я поеду с вами, и мы будем вести машину попеременно.

— Да, но…

— Может быть, мы не будем начинать все с пререканий?

Она улыбнулась. И сразу лицо ее утратило свою омертвелость — она улыбнулась ему благодарно и чуточку беспомощно. Он любил в ней все, каждый штрих, каждую ее неповторимую черточку и особенно эту ее ранимость.

— Так вот: до Нантвича путь неблизкий, — сказал он. — И лучше нам сняться с якоря немедля. Но сначала глоток чего-нибудь горячего.

Он засуетился, приготовил кофе. У Дженни в машине отыскалась бутылка молока, и Роджер подогрел его и заставил каждого из детей выпить понемножку. Роджер в роли главы семейства! Еще несколько слов с ребятишками (старания Робина воссоздать самолет — предмет, который держал в руках мальчик на картинке, — получили должное признание), и вот уже все было готово к отъезду.

— Идите сюда, дети, надевайте пальто.

— Пожалуй, надо показать им, где у нас тут укромный уголочек. Пусть зайдут на дорожку.

— Да, конечно. О, как забавно. Это бывшая ризница?

— Тебе нужно заглянуть сюда, Мэри?

И так далее, и тому подобное.

Прежде чем уйти, Роджер особенно тщательно набил печурку углем до отказа. Она должна стоять на страже его крова хранительницей жизни и тепла в те долгие часы, когда его здесь не будет. Потому что… Потому что… потому что сегодня вечером он привезет сюда Дженни. Пока он сознавал это только умом, и мысль не будоражила кровь. Ничего — всему свое время, это еще придет. Во всяком случае, его функции на первых порах ограничены. Первая помощь, перевязка ран. Но сначала нужно доставить два маленьких, потрясенных необычностью происходящего существа в знакомое им, надежное убежище.

— Вы довольны, что едете к маминым… к вашему дедушке и бабушке?

— Конечно, — уверенно отвечала Мэри. — Там нас будут очень вкусно кормить. И мы увидим поезда.

— Можно подумать, что я совсем заморила вас голодом, — с шутливой обидой воскликнула Дженни.

— Бабуля дает нам жареную картошку, когда ни попросишь.

— Конечно, у бабули достаточно свободного времени, чтобы жарить вам картошку.

— А дедушка сделал игрушечный поезд, — сказал Робин. — Вот такой длинный. — Он широко раскинул руки. — И прямо за домом у него большой пруд, и там плавают утки. И у них разноцветные шеи.

— Он хочет сказать, что они у них переливаются, — пояснила Мэри.

— Когда они вертят головой, шеи у них делаются разноцветными. А потом они встают в воде и поднимают вверх хвостики.

— Ну пошли, — сказала Дженни, застегивая на Робине пальто.

Голубая малолитражка ждала возле часовни. Чемоданы были уложены в багажник на крыше кузова.

— Ужас, сколько вещей приходится брать с собой из-за ребятишек. Словно мы уезжаем в Китай на целый год.

— А ты бы хотела поехать в Китай, мама? — спросила Мэри.

— Хотела бы, — сказала Дженни.

— Может быть, сначала поведу машину я, а вы потом? — спросил Роджер. — Там дальше дорога вам лучше известна.

— Отлично. — Она протянула ему ключи.

Все забрались в машину — ребятишки, прижимая к груди свои сокровища.

— Можно я посижу у тебя на коленях, мамочка?

— Сейчас нет. А там видно будет. Нельзя же сразу взгромождаться на колени.

Роджер включил послушный маленький двигатель и вывел похожую на спичечную коробку машину на дорогу.

— Нантвич, принимай гостей, — сказал он.

Дженни молчала, съежившись в углу. Часа полтора он вел машину, не тревожа Дженни вопросами. Потом стал подумывать, что, может быть, следует осторожно нарушить ее молчание, изменить ход мыслей.

— Чем занимается ваш отец? — спросил он.

— Теперь он на пенсии.

— А чем занимался раньше?

— Он землемер.

Эта тема была, по-видимому, исчерпана. Роджер искоса метнул взгляд на Дженни. Лицо ее было сумрачно, замкнуто, встревожено.

— Что-нибудь неладно? Я хочу сказать, помимо того, что вообще все неладно?

Она подарила его улыбкой, которая тут же погасла.

— Я бы не сказала, что все неладно, Роджер. Это далеко не так. Когда я выползу из этой клейкой трясины, в которой увязла, вы увидите, как я преисполнюсь благодарности.

— Не об этом речь, — сказал он. — Вы, конечно, не можете сразу всплыть на поверхность после такой передряги, даже если это по существу не катастрофа, а благо.

— А я все жду, когда будет благо, которое бы не выглядело как катастрофа, — возразила она.

— О, — произнес он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно небрежней, — такое тоже случается иногда.

Некоторое время они молчали, потом Дженни неуверенно заговорила:

— Есть одно обстоятельство, которое очень смущает меня, Роджер. Вот сейчас.

— Давайте выкладывайте, что это такое, — сказал он, искусно входя в длинный, крутой вираж, не снижая скорости.

— Я не хочу брать вас с собой к моим родителям.

— Не хотите, и не надо, — сказал он.

— Вы понимаете, я должна держаться весело. Значит, придется притворяться, фальшивить. И нагромоздить кучу лжи, чтобы объяснить, почему я оставляю у них детей.

— А почему бы, между прочим, не рассказать им все, как оно есть, напрямик?

— Да потому, что я не могу. Мне нужно сначала немного прийти в себя и собраться с духом, чтобы хватило решимости спокойно сообщить им, что я ухожу от Джеральда. Они учинят мне настоящий допрос с пристрастием, а сейчас я его просто не выдержу.

— Понимаю. Глупо было даже предлагать. Невозможно брать все барьеры сразу, без передышки.

— Ну вот, вы же понимаете, правда?

— Да, дорогая.

— И мне придется ужасно лицемерить, — сказала она. — Я просто умру, если вы будете все это слышать. Помимо того, что не так-то просто объяснить ваше присутствие.

— Ну, это совсем несложно.

— Да, конечно, но это будет еще новое нагромождение лжи. А мне хочется все же по возможности меньше лгать.

— Ну, понятно, излишняя расточительность тут ни к чему. — Он переключил скорость: дорога пошла в гору.

— А я боялась заговорить с вами об этом, — сказала она. — Я знаю, что должна была предупредить вас, прежде чем мы отправимся, но боялась, что вы откажетесь поехать со мной, если я скажу, что мне бы не хотелось приглашать вас в дом, а вы были мне необходимы, и я не могла вынести…

— О, Дженни, — сказал он и обхватил рукой ее вздрагивающие плечи. — Я здесь и всегда буду здесь, если только я вам нужен.

— Маме холодно? — прозвучал голос Мэри у них за спиной.

— Да, — сказал Роджер, — маме холодно, и я стараюсь ее согреть.

— Герцогине тоже холодно.

— А ты на что? Согрей герцогиню.

— И мне холодно, — захныкала Мэри.

— Возьми меня на колени, мамочка, — сказал Робин и весьма решительно начал протискиваться между передними сиденьями.

Роджер свернул к обочине, чтобы распутать этот клубок противоречий и рассортировать своих пассажиров. В конце концов было решено, что они проедут еще немного, посадив обоих ребят на колени к матери, а потом Роджер и Дженни поменяются местами, а Мэри и Робин снова отправятся на заднее сиденье.

Весь остальной путь был проделан спокойно, без всяких приключений, и вскоре после полудня они въехали в Нантвич.