Те двое поджидали его. Теперь он вдруг сразу понял, что это были те самые, что избили Гэрета, и, конечно, они избили бы и его этой ночью, попадись он им в лапы. И убежали они сейчас не потому, что испугались, а потому что хотели заманить его в такое место, где никто не помешает им разделаться с ним без свидетелей. Они стояли всего ярдах в ста от гаража, но место тут было совершенно пустынное. Дорога спускалась вниз в ложбину между холмами, и все трое стояли теперь в этом углублении, у подножия высоких холмов и каменных оград, словно в чаше, полной солнечного света.
Роджер смотрел на этих двоих, а в мозгу у него сами собой складывались слова: „И все было кончено в одну минуту“. Эти слова стояли перед его глазами, словно набранные крупным шрифтом в газете. Роджер был в том состоянии смертельного страха, когда мозг словно отъединяется от тела и фиксирует происходящее как бы со стороны, видит его, точно картину в раме. Так велик был страх, что Роджер почти бесстрастно воспринимал все окружающее. Он отметил про себя, например, что те двое были значительно моложе его — каждому лет по двадцать с небольшим, — и он внезапно почувствовал на плечах весь груз своих сорока лет. Впрочем, ничего юношеского не сохранилось в их внешности. Это не были желторотые юнцы, забияки, которых отводят в участок, где дюжая матрона в полицейской форме делает им материнское внушение, это были закоренелые преступники, настоящие бандиты, от которых пощады не жди. Все с тем же холодным удивлением Роджер подумал; интересно, где это Дик Шарп навербовал таких?
Не произнося ни слова (и тем самым не давая возможности хотя бы уловить акцент), тот, что держал гаечный ключ, двинулся к Роджеру и замахнулся, нацелившись ему в ребра. Роджер успел отскочить, и ключ просвистел в полудюйме от него. Но человек продолжал наступать, яростно размахивая гаечным ключом, а второй в это время, забежав сбоку, старался прижать Роджера спиной к стене. Спасения не было; в пронизанном солнцем воздухе гаечный ключ вился вокруг Роджера, словно злое насекомое.
Роджер не помнил себя от страха, и в то же время какая-то частица его „я“ бесстрастно регистрировала происходящее и делала выводы. „Что это — смерть? — вопрошала она. — Сейчас они меня убьют? Если убьют, я рад, что мне довелось увидеть зарождение этого дивного дня в горах“.
Второй из нападающих, шофер автобуса, наклонился и поднял камень, отвалившийся от каменной кладки. Он замахнулся, целясь Роджеру в ребра. Страх, животный страх бросил Роджера вперед навстречу опасности; обеими руками он схватил нападающего за горло и сдавил его что было мочи. Используя свое превосходство в весе и продолжая держать человека за горло, Роджер сумел загородиться им от его дружка с гаечным ключом. Он держал шофера автобуса за горло, и оба они бешено раскачивались из стороны в сторону. Шофер молотил его кулаками, куда попало, но большинство ударов не достигало цели. У Роджера появилась надежда, что ему удастся придушить его совсем, и тогда другой, увидав бездыханное тело, испугается и убежит. Он был слишком испуган, чтобы почувствовать хоть малейшее угрызение совести при мысли, что он может убить человека. Сейчас для него это понятие смерти сводилось только к одному: смерть — то, чего он может избежать, если успеет раньше причинить это другому.
Человек с гаечным ключом подобрался к Роджеру с другого боку и ударил его в правое плечо. По-видимому, он норовил сломать ему ключицу и таким образом вывести из строя руку. Но удар был нанесен не очень ловко и пришелся на подкладное плечо куртки, а Роджер, хотя и испугался, горла шофера все же не выпустил, и по всему было видно, что тому приходится плохо. Роджер и сам не знал, так ли сильно сжимает он горло, чтобы доступ воздуха в легкие прекратился. Похоже было, что так, но, быть может, ценой ужасных усилий его жертве все же удавалось как-то дышать. Иначе почему он не теряет сознания?
Тот, другой снова замахнулся гаечным ключом, явно норовя раскроить Роджеру череп. Роджер вобрал голову в плечи и, еще крепче сдавив пальцами горло шофера, что было сил отпихнул его от себя прямо на того, с гаечным ключом, и все трое закачались из стороны в сторону, сплетясь в каком-то кошмарном объятии. Шофер, которого Роджер все еще держал за горло, ловчился ударить его коленом в пах. Роджер отклонился и с силой лягнул его ногой в голень, продолжая держать за горло. „Господи, какое яркое солнце!“ — мелькнуло у него в голове.
Тот, которого он держал за горло, выронил камень, и Роджер увидел, что камень валяется у его ног. Потеряв всякую надежду придушить этого человека, Роджер внезапно отпустил его, нагнулся и подобран камень. Шофер отшатнулся, хватаясь руками за горло, а Роджер со всей мочи запустил в него камнем. Разбить к черту это бледное злобное лицо!
Должно быть, руки уже совсем не слушались его от усталости, потому что он ухитрился промахнуться на расстоянии трех-четырех футов, и камень, никого не задев, пролетел над плечом шофера. В тишине было отчетливо слышно, как он ударился о противоположную ограду, покатился вниз по откосу холма и снова мирно лег на дорогу. Стук упавшего камня подействовал на Роджера как сигнал проигранного сражения. Он вложил в это свое последнее усилие все, а его враги по-прежнему живы — он даже не нанес им серьезных увечий. Теперь они его одолеют. „Овцы слышат, как мы тут возимся? — Прозвучал голос, размышлявший вслух в его мозгу. — Есть им дело до людской драки?“
Овцы, решил Роджер, будут, конечно, просто наблюдать. Они не прекратят жевать свою жвачку, когда его станут избивать, превращать в калеку, до конца жизни прикованного к инвалидной коляске, или в идиота с отбитыми мозгами, лепечущего всякий вздор в какой-нибудь безвестной больнице для умалишенных. Ну вот, я скоро сравняюсь с тобой, Джеффри. А может быть, это будет смерть? Уж лучше смерть. Смерть, приди, возьми меня, опереди гаечный ключ!
Те двое не спеша надвигались на него. Они, казалось, отлично понимали, что сопротивление Роджера сломлено. Роджер опустил глаза и посмотрел на свои руки. Как он мог вообразить, что в этих руках достаточно силы, чтобы задушить человека? Это нервные руки, с тонкими длинными пальцами. Если бы он занимался физическим трудом, руки у него были бы сильнее. Но ведь даже огромные, узловатые руки Гэрета были накануне вечером беспомощно распластаны на мостовой. Все так же ярко светило солнце, и было очень тихо. В этой тишине Роджер отчетливо слышал легкий шорох приближавшихся к нему шагов. Они надвигались, чтобы разделаться с ним. Но он услышал еще и другой, металлический звук. Где-то неподалеку, за поворотом дороги, звякнула железная калитка. Кто-то шел.
Те двое тоже услышали стук калитки. Черные бусинки глаз обменялись быстрым, пустым взглядом, и оба ринулись на Роджера. Несколько сокрушительных ударов, несколько пинков, когда он уже валялся бы на земле, и им оставалось бы только скрыться. Калиткой могла стукнуть женщина или даже ребенок. Какая-нибудь фермерша, собравшаяся на деревенский базар за овощами. Им достаточно было повернуться в ту сторону спиной, и она не увидела бы их лиц, и дело было бы сделано, раньше чем она подошла бы ближе.
Но стук калитки вывел Роджера из летаргии, порожденной отчаянием. Стук означал — люди. В мире не только он, двое кровожадных убийц, солнце, тишина и овцы. Эти горы обитаемы, здесь живут люди, у них есть имена, лица, они улыбаются, помогают друг другу, испытывают человеческие эмоции. Ему бы только остаться в живых, уцелеть еще несколько секунд, пока тот, кто хлопнул калиткой, не покажется из-за поворота дороги… Собравшись с силами, Роджер внезапно прыгнул на парня с гаечным ключом и попытался выхватить у него это оружие. Тщетно. Тот был сильнее Роджера, особенно руки, кисти рук у него были крепче. Но внезапность нападения ошеломила его, а Роджер отчаянно вцепился в ключ и, вырывая его, едва не повалил парня. Другой парень, шофер, старался схватить Роджера, но тот, что боролся с Роджером, мешал ему. Шофер попытался ударить Роджера кулаком и промахнулся. Человек, стукнувший калиткой, появился из-за поворота дороги. Это был Йорверт.